Холистическая рапсодия

- … некоторым участникам пришлось пройти тяжелые испытания для того, чтобы сегодня оказаться здесь, на этой сцене. Но они преодолели все с честью, продемонстрировав невероятную выдержку и мужество, что является свидетельством их незаурядности… Голос Патрика Спринга за кулисами слышен хуже, чем в зале, некоторые слова звучат невнятно. Тодд машинально вертит в руках медиатор, периодически косится на свою команду. Никто кроме него не слушает речь главного спонсора – Фара и Аманда тихо перешептываются и периодически хихикают, а Дирк стоит в расслабленной позе, прислонившись к стене и прикрыв глаза, шевелит губами, что-то повторяя про себя, скорее всего текст песни, а там кто знает, может и молитву. Тодд не знает, верит ли Дирк в Бога, он вообще не знает о Дирке кучу вещей. Зато знает, что у него уйма времени на то, чтобы узнать, и он верит, что узнавание Дирка станет самым увлекательным делом в его жизни, самым захватывающим приключением. Подумать только, ведь при иных обстоятельствах Тодд в эту минуту просто изнемогал бы от волнения – еще бы, ведь они буквально в шаге от осуществления своих самых дерзновенных мечтаний. А сейчас он совершенно не волнуется. Ну, может самую чуточку. Он больше переживает за Дирка – как раз перед выходом из гримерки тот аккуратно вынул загипсованную правую руку из перевязи и сунул в карман. Он не поморщился, только лицо сделалось чуточку напряженнее. Из зала это будет выглядеть вполне естественно – правая рука в кармане, левая сжимает стойку микрофона, так рассуждал Дирк, а гипс никто не увидит из-за широких рукавов просторной цветастой рубахи, выпущенной поверх узких штанов. Тодду, по большому счету, плевать как это будет выглядеть из зала, ему главное, чтобы Дирк не испытывал дополнительный дискомфорт, хватит и того, что петь со сломанными ребрами это удовольствие сильно ниже среднего. Тодд даже готов был отказаться от финального раунда. Реально готов. Заглянул внутрь себя и с удивлением понял, что ни капельки не пожалеет. Важнее было то, что врач прописал Дирку постельный режим на неделю, а их за эти пару дней издергали допросами и протоколами, а Дирк вдобавок все время висел на телефоне с Риггинсом, и непонятно как он вообще держится на ногах и какими последствиями ему это грозит. Но Дирк уперся и убедил его, что все будет в порядке, иногда спорить с ним было совершенно бесполезно. И еще он сказал, что отказавшись от участия, они позволят Уилсон победить, а этого допустить нельзя. Риггинс оказался ушлым перцем – подсунул Фридкину фотографии Уилсон в обнимку с другим мужиком, и тот сразу заговорил. Вдобавок, одного из напавших на Тодда подростков-наркоманов удалось задержать, а через него выйти на остальных и отследить их связь с Уилсон, так что вредоносная дамочка нынче плотно отдыхала в полицейском участке, время от времени названивая адвокатам, а «Черное крыло» дисквалифицировали и вычеркнули из списков участников конкурса. Тодд даже не испытывает злорадства по этому поводу. Кажется, за последнее время он повзрослел и изменился настолько, что такие мелочные эмоции перестали его волновать. «Есть вещи более важные… ты скажешь, но я смотрю на солнце, не отрывая глаз, и мир кажется мне новым… снова. Плыву, теряюсь в потоке мирозданья… Ведь я упавшая звезда, взлететь пытаюсь с крыши здания, снова… Еще одна попытка…» Строки пронеслись вчера в голове, когда он засыпал – неровные, не в рифму, похожие на… рэп? Смешно. Но он записал. Так, на всякий случай. Накануне днем он помогал Дирку встать с дивана – закинул его руку себе на плечо, обнял за талию… А спустя пару секунд они уже целовались, стоя у стены, и непонятно как так получилось. Ладонь Тодда, упершаяся в стенку где-то у Дирка под мышкой, была потной, сама стенка шероховатой; от Дирка исходило тепло, будто от заряженной батарейки, его губы оказались по-девичьи мягкими, а сердце рвано колотилось чуть повыше сердца Тодда. А потом Тодд внезапно обнаружил свою вторую руку у Дирка под майкой. Обнаружил, нащупав повязку на ребрах; испуганно замер, чуть отстранился, поймал взгляд Дирка и на секунду перестал дышать – ТАК на него еще никто никогда не смотрел. В этом взгляде было все – капелька насмешки, абсолютное понимание, обожание и обещание – как тогда, когда он на прослушивании пел «Strut», но на сей раз, обещание было адресовано целиком и полностью Тодду, и от этого реально сносило крышу. Зал кажется Тодду непривычно огромным, хотя они до этого уже выступали здесь неоднократно; публика словно взрывается фейерверком смешанных звуков, дыша ему в лицо своей энергетикой. А потом передние ряды поднимают руки кверху и принимаются ритмично хлопать в ладоши, а следом за ними и весь зал. Тодд на мгновение хмелеет от накативших ощущений, они все хмелеют. Даже если, в итоге, главный приз отдадут «Роуди», они все равно уже стали звездами, пусть всего лишь на один вечер. А такой исход не исключен – исполненная их соперниками баллада «Revolution» звучала с искренним и пронзительным надрывом. На мгновение Тодда иглой пронзает страх – страх не проиграть конкурс, а прозвучать слабо, не оправдать ожиданий. Ведь Дирк не в лучшей форме, да и ему самому диагностировали легкое сотрясение, вдобавок им даже провести репетицию накануне не удалось. Но вот звучат первые аккорды, и Дирк мягко выдыхает в микрофон: Soaked to the bone And sink like a stone Walk home alone… Чуть заметная хрипотца в его голосе усиливает глубину тембра, погружает в умиротворенное состояние. It's not the first time It's not the worst crime Your soul will be OK И Тодда мгновенно отпускает, словно Дирку на полном серьезе удалось его убедить, что все с ними будет в порядке, всегда. А потом голос Дирка теряет хрипотцу и мягкость и уносится ввысь ясным звоном. When you've had enough searching for love And you miss the touch Of someone new… И магия возвращается – они четверо словно бы ловят флюиды друг друга, превращаясь на то время, пока звучит песня, в единый организм. После финальных аккордов Тодд стоит будто в ступоре – оглушенный, погруженный куда-то внутрь себя; аплодисменты и выкрики звучат смутным отдаленным шумом, и он вспоминает, что надо поклониться лишь когда вылезшая из-за ударных Аманда незаметно пинает его локтем в бок. Тодд приходит в себя лишь когда им выставляют оценки; Лакс Дюжур, как председатель жюри, берет слово, но Тодду сложно сосредоточиться на том, что он говорит – отчего-то то самое невероятное волнение, которое он должен был испытывать накануне выступления, накатывает именно сейчас, а голова внезапно взрывается пульсирующей болью, особенно острой в районе здоровенной шишки на затылке. - Не может быть! – Бормочет Фара у него над левым ухом. – Вот так номер! - Что? Чего? Встрепенувшись, Тодд вертит головой во все стороны, вид у него со стороны наверняка слегка придурковатый, особенно если снимать его на камеру крупным планом. - У нас с «Роуди» одинаковое итоговое количество баллов! – Откликается Дирк с другой стороны, и непонятно чего больше в его голосе – разочарования, или восторга. - И что теперь? Еще один раунд? - Да послушай же ты что Дюжур говорит! - Аманда вновь ощутимо пинает его локтем в бок. - … поэтому я принял решение дать возможность обеим группам записать альбом. – Лакс поправляет свои пижонские дымчатые очки, машинальным жестом приглаживает прядь волос на виске. - А я, со своей стороны, - Патрик Спринг склоняется к микрофону, сцепив перед собой пальцы рук, - готов оказать любую спонсорскую помощь группам-победителям ради становления их карьеры. Потому что верю - обе группы в самом скором времени станут ярким явлением в музыкальной индустрии. А потом начинается нечто невообразимое – зал взрывается аплодисментами, воплями и улюлюканием; обычно сдержанная Фара поочередно тискает то Тодда, то Дирка, словно они плюшевые мишки, а Аманда с разбегу повисает на шее у появившегося из-за кулис вместе с остальными «Роуди» Мартина.