Hold your breath for a while, Задержи дыхание на некоторое время, Always some hope in denial. Всегда есть надежда на отрицание. What is lost might come back То, что потеряно, может вернуться Only in vicous thoughts Только в потусторонних мыслях Around your head. Вокруг твоей головы. So take it, Так что возьми его, If you need it now, Если сейчас оно тебе нужно, You need it underground… Тебе оно нужно тайно… You fall, Ты падешь, It eats you to the bone.
И это сожрет тебя до кости.
the amazing broken man — near town
~~~^~~~ Пустота вновь начинает светиться. Локи даже не успевает принять какое-то решение или хоть как-то обдумать увиденное, когда вновь оказывается в Етунхейме. Тихо падает снег, Один берет малыша на руки. Воспоминание о прошлой жизни вроде бы закончилось, как ему кажется. Была создана верная печать, была пролита кровь, а затем вокруг печати были выведены руны, что заговаривали время, желая «устранить ледяного великана из души мага-полукровки». И вроде бы время обратилось, время вернулось вспять… Но пустота не пошла на убыль. И етун не исчез. Он рождается во тьме и холоде. Холод проникает в его тело с первым вздохом и остается там навсегда. Самые ранние воспоминания затираются/растворяются с возрастом и в опыте… Ему не нужно помнить свои первые месяцы, ведь Локи помнит прошлую жизнь. Он помнит всё: от своего первого вдоха до последнего; от того раза, когда впервые увидел Тора, до того мгновения, когда все же медленно закрыл его мерзлые веки, поцеловал в лоб и активировал печать. Локи помнил все, и это было его собственной, очередной/огромной ошибкой. Фригга любила повторять, что он не слабоумный, а просто тихий, в то время, как все старейшины во дворце твердили, что малыш с отклонениями. Он сам просто любил слушать голос матери, когда она читала ему сказки, держа на руках и мягко покачивая. Он сам просто не любил говорить. Конечно, он ничего не чувствовал — в груди вместо сердца или души с прошлой жизни остался лишь кусок льда; иногда двинувшись слишком резко Локи казалось, что он даже чувствует, как лед трогается — но голос у матери был определенно красивый. Ее голос был очень и очень теплым и пах добротой. Локи умел говорить, но никогда не делал этого вслух. Он знал все слова, помнил все заклинания и даже иногда чувствовал, как на кончиках пальцев покалывает магия… Но он молчал. И в год, и в два, и в пять, и в двенадцать. Он не говорил ни единого слова, просто не нуждаясь в том, чтобы общаться. А еще он боялся. Тогда — носясь по мирам, да воруя и крайне жестоко кромсая тех, кто не подчинялся, — он действительно сделал очень и очень многое. И вновь ошибся. Локи ошибся намного сильнее, чем даже тогда, когда решил пожать руку норнам/заключить с ними сделку. Он забыл о защите. Вместе со своими воспоминаниями он забрал из прошлой жизни боль и скорбь. Он забрал оттуда холод. Забрал оттуда бесчувственность. Поэтому сейчас он боялся. Сам даже не знал чего, но он так боялся, что Тор вновь погибнет, что умрет, что рассыпется прахом у его ног. Этот страх был повсеместным и постоянным. Все старейшины говорили о том, что он — странный и ненормальный ребенок. Они говорили это, даже не зная, что он — инеистый великан. Проблема была объективной и масштабной. Что удивительно, Фригга в этой жизни была немного иная. Она была теплее и искреннее, она шептала ему, что он в порядке, что все в порядке, а затем мягко так целовала в лобик. Локи никогда не плакал на людях. Ни единого разу, даже когда ему был год-два. Да и вообще плакал он редко. Только если ночью. Ох, его ночи… Перенеся с собой с прошлой жизни слишком долгий, несколько столетний недосып, в детстве Локи мог спать сутками напролет, а просыпался отчего-то всегда ночью. Просыпался и просто лежал каждый раз, рассматривал потолок, кусочек окна и ночного неба, что были видны из его люльки. Иногда страх накатывал. Он сковывал его слабые ручки, он выламывал его маленькие ножки, и малыш просто и молча лил свои бесконечные слезы. Локи не мог перестать видеть окровавленного Тора, его руку, валяющуюся в стороне, и не мог перестать слышать его хриплое/надорванное/кровавое дыхание. Казалось, он вернулся назад по временной прямой, но случайно попал в пыточную. Ночи в детстве тянулись так медленно, что иногда ему чудилось, что он просто умрет от этой боли прямо так: со влажными, ярко-зелеными глазами и в полном/тотальном одиночестве. Но все же постепенно Локи вырос из люльки. Он медленно и очень неуклюже начал ходить, пробуя маленькие шажки вновь и вновь — ходьба давалась ему с трудом, ведь тело было хоть и не слишком тяжелым, но оставалось слишком слабым, — под тихий смех матери, от которой пахло молоком и теплым, вязаным пледом. Конечно же, Фригга никогда не кормила его самостоятельно, для этого была специальная/чужая женщина, но каждый раз смотря на нее Локи чувствовал запах молока. Молока и тёплого пледа. Его чувства были странными. Если не считать куска льда в груди, все остальное его тело было в порядке. Но не голова. Локи не был уверен, что здоров, когда понимал, что птичка за окном звучит ярким, теплым цветом, а голос довольно редко посещающего его Всеотца пахнет кровью и битвой. Он понимал, что что-то переменилось, что он привнес в себя что-то неправильное… Но он не боролся с этим. Ему нравилось слышать и чувствовать весь мир не так, как остальные. К тому же чувствовать по-настоящему он не мог совсем. Будучи годовалым, Локи еще думал, что с возрастом лед растает. Он надеялся, что вновь сможет полюбить мать и с благоговением глянуть на отца. Он надеялся… Тор появился в его жизни, когда Локи было четыре. Фригга позаботилась о том, чтобы их знакомство не было официальным и от этого слишком неловким, однако, вышло оно все равно плохо. Локи просто сбежал. Точнее улетел. Хотя он и сам не успел понять, как это произошло… Вот мама ведет его по одному из коридоров, и неожиданно им навстречу выходит восьмилетний, улыбчивый светловолосый мальчик. Взгляд малыша — убегающий к высоким, золотистым потолкам, а затем вновь возвращающийся к окнам да подоконникам, — не сразу останавливается на этом мальчике, а когда останавливается, становится слишком поздно. Тор уже стоит в пяти шагах впереди, а мама уже называет его имя. — Лок-ки… Рад знакомству. Хочешь быть моим братом? Локи слышит, как его имя прокатывают на языке, пробуя и разбираясь в произношении, а затем вздрагивает. Тор выглядит слишком лучистым и слишком живым. Локи дергается вновь, вырывает руку из маминой ладошки и оборачивается. Вначале назад, а после черным вороном. Он шумит не слушающимися крыльями, чуть не начинает падать, но все же выравнивается. Обращение, первое и невероятно непривычное, чувствует слишком странно, но малыш улетает прочь. Все дальше и дальше и дальше. Позади него кричит Фригга, пытается вернуть его, а у Тора в глазах появляются прозрачные, искренние слезы. Он утирает их кулачками и, надувшись, тоже срывается прочь. Этот раз становится первым и далеко не последним, когда старший пытается мягко и почти незаметно добиться его внимания/расположения/участия/дружбы. Локи летает очень и очень долго. Лед в его груди бьется о ребра и режет легкие, но малыш даже внимание на это не обращает. Он боится. Боится просто невероятно сильно, и также невероятно сильно желает, чтобы Тор остался жив. Чтобы не умер от его руки, успев до этого причинить ему много боли. Чтобы не стал причиной еще одного временного разворота, ведь игры со временем — не то, что может принести ему, Локи, благо. Только лишь окончательно успокоившись, он возвращается в покои. Возвращается к своей книге по самой сложной магии, откладывая в сторону ту, что с яркими, но глупыми картинками. Ему ведь не нужно учиться читать. Ему не нужно учиться говорить. Ему не нужно учиться вовсе. Его тело помнит все нужные/важные/основные движения, его разум все также остер и резок. С того дня мать долго не навещает его. Локи забывает про еду, забывает про сон. Он и сам не может понять на что тратит время, но… Он просто пытается разморозить эту ледяную/холодную/одинокую глыбу внутри себя. Не знает, правильно ли это, надо ли вообще это делать, но все же так тщательно и кропотливо ищет заклинание. И, конечно же, не находит его. Зато находит термин. Состояние аффекта. Локи читает то же, что читает и малыш, сидящий у камина на полу, и лишь поджимает губы. Выражение его лица: скорбная маска страдальца. Маг может сказать, что ощущает все то, что чувствует и в воспоминании. В его душе будто невероятно стойкий/неуступчивый осадок появляется. И эта тяжелая тень уже прошедшей боли и бесчувственности. Эта тень одновременной потерянности/растерянности и собранности. Ему очень и очень жаль себя. Жаль свою глупость. Жаль свою эмоциональность. Конечно, он мог бы позлиться, но какой смысл злиться на собственное прошлое? Какой смысл злиться на свою боль? Или на свою печаль? Какой смысл злиться на этот ледяной булыжник, засевший в груди? И Локи не злится. Он продолжает стоять и продолжает наблюдать за тем, что происходило когда-то, что происходило будто бы и не с ним… Это всего лишь вторая жизнь, но он уже чувствует, что их будет больше. Просто смотря на этого маленького, вечно молчащего и невозможно бледного малыша, Локи понимает, что тот не справится с ношей прошлого. Он не знает пока что, сможет ли справиться сам, — особенно если предыдущих жизней прибавится, — но зато может сказать с уверенностью: Тор умрет. Будет умирать вновь, и вновь, и вновь, пока не произойдет что-то такое кардинальное, что перевернет их обоих с ног на головы, что изменит их, позволит им вырасти над собой и сблизиться. Или же не сблизиться. Еще даже не досмотрев до конца, Локи лишь скорбно опускает уголки губ. Он ведь не глупый. Он знает: Тор умрет и теперь, в этой его настоящей/реальной жизни, если только… Что?.. Что должно произойти, чтобы он выжил? Чтобы отжил свою вечность, чтобы сел на трон, чтобы завел потомство? Ведь боги во многом умирают не от увечий, а от отчаянья, но если не предаться отчаянью, если не пустить его в свое сердце… Тогда можно жить до заката времен. Происходящее с ним в нынешней жизни — всего лишь последствие не нанесенных защитных рун и не более. Узнав об этом, Локи понимает, что от холода ему не избавиться. Чувствовать не научиться. Говорить не возжелать. И это ощущается, как приговор. Это является приговором. Но он выстаивает. Он продолжает заниматься, принимает помощь матери и старейшин, что обучают его истории/политике/экономике/магии/арифметике/письму. Столетие тянется за столетием. Он подрастает красивым, сильным и стройным. Он сживается со своим страхом, а еще сживается с етуном. Хоть и происходит это в разной последовательности. Еще с рождения в его голове хранятся воспоминания, но вызвать инеистого великана малышу удается лишь в десять меток. Его кожа синеет, глаза наливаются кровью. Маленький Локи стоит перед зеркалом, рассматривает себя. Затем снимает рубашку, желая увидеть больше. Его руны — что он писал вокруг печати, — не сработали, и это во многом не удивительно. Прочитав несколько новых для себя книг, Локи понимает, что это не удивительно. Временной закон очень сложен и запутан, но все же и у него есть основа. Даже если бы Локи очень и очень сильно этого захотел, даже если бы он приложил к этому всего себя — душой/телом/магией, — ему бы все равно не удалось истереть в порошок свое предназначение. Ему бы никогда и ни за что не удалось бы сжечь свою судебную нить. Ему бы не удалось уничтожить то, что ему предначертано. Конечно, все это не слишком глобально. Время само по себе переменчиво и непостоянно, поэтому закон данный относится лишь к основам. То есть к его, Локи, истокам. Или же к молоту Тора. Или к способностям Бальдра к сочинению баллад. Так вот он снимает рубашку, но не увидев в себе ничего примечательного, лишь надевает ее назад. Ему неинтересно его тело так же, как и неинтересны чувства. Ему интересны лишь знания/вероятности/возможности/магия. Ему интересно быть сильным, стать сильным, чтобы после уберечь брата от ошибок. Ему интересно разрушить те гранитные плиты вины, что лежат на плечах. Ему интересно найти свое освобождение. Конечно, работенка эта грязная и неблагодарная — оберегать Тора; но будто бы в прошлой жизни было легче? Конечно же, не было. Во дворце многие относятся к нему с недоверием. Локи чувствует это на неком другом, своем собственном, уровне, но никогда не вступает в конфликт. Он любит сидеть в обеденном зале и очень любит кушать. Ему нравится тихо-тихо, подобно мышонку, наблюдать за взрослым братом и его яркими, вдохновляющими улыбками. Еще ему нравится слушать чужое пение. Ему нравятся пышные празднества, что часто устраиваются во дворце и куда всегда приходят красивые гости в необычайно разновкусных нарядах. Только вот он сам никому не нравится. Люди из совета да старейшины все никак не могут позволить Одину признать Локи младшим принцем, — даже несмотря на то, что тому уже четырнадцать меток, — а все кто пониже статусом, да поглупее все никак не могут изжить его со свету… Локи не вступает в конфликты. Он зарекся об этом еще в глубоком детстве, решив не повторять ошибок прошлой жизни и быть потише, да поскромнее. Однако, конфликтам, похоже, он полюбился слишком, чтобы отпускать его вот так просто. Именно поэтому в четырнадцать Локи зашивают рот. Это происходит случайно. И на нем нет совершенно никакой вины. Видар, как не грустно/смешно — бог молчания и мщения, да Улль, его близкий друг, просто подлавливают его поздним вечером в замке. Локи идет неслышно и спокойно, хочет навестить Фриггу перед тем, как отойти ко сну, но в итоге до Фригги в тот вечер он так и не доходит. Высокие, поджарые воины просто утягивают его в темный угол, а затем достают иглу, да нить. Много позже Локи узнает, что все это было подговорено и устроено Бальдром, которому так не нравилось, как немой изгой смотрит на него во время исполнения баллад… Локи не издает ни звука. И даже почти не плачет. По крайней мере пытается. Те двое глумятся и издеваются, удерживают его крепко, приговаривая, что раз он молчит, значит рот ему и не нужен. А он просто пустым, болезненным взглядом смотрит в стену. В какой-то момент даже перестает вырываться. Боль ощущается, но не достигает его сердца, ведь сердца у него нету. Глыба льда в его груди даже не сотрясается. Локи просто ждет, пока все закончится. Лениво и медленно считает те дырочки, что появляются в его милых, маленьких губках. Ему не все равно, ему очень и очень больно, но… Ощущение, что он заслужил эту боль — не проходит. Это ощущение сдавливает тисками легкие и скрежещет/царапает глотку. Во дворце тихо. Почти все уже давно разошлись по своим покоям, так что даже если бы он начал кричать, помощь бы не пришла. Но он не кричал. С момента своего рождения он так и не произнес ни звука. Хотя впрочем, ему и не хотелось. Ни разу Локи не хотелось вступиться за себя или просто произнести/сказать что-то. Возможно, это было опрометчиво, но он отпустил повествование на самотек. Он разжал пальцы, раскинул руки в стороны и прикрыл глаза. «Пусть все идет, как нужно без моего участия, и тогда все будет, наконец, верно», казалось ему. Что ж. Всем нам свойственно ошибаться. Закончив, они выкидывают его, словно ветошь, из закутка прочь. Ноги не держат, и Локи валится на пол, проезжает по нему немного, стесывая ладони и локти. Ему хочется приоткрыть губы, чтобы вдохнуть чуть больше воздуха, но рот скован нитью/болью. И на глаза неожиданно накатываются слезы. Ему так обидно и колко из-за того, что это вновь происходит и вновь совершенно некому защитить его, что Локи даже не замечает, что неожиданно начинает чувствовать по-настоящему. Но все же он поднимается. Накинув поверхностную иллюзию сухих, спокойных глаз, он поднимается вначале на колени, а после… Слышит голос. — Какого, Хель вас побери, тут происходит? Ему приходится быстро нанести поверх еще иллюзию, потому что с другого конца коридора слышится голос наследного принца. Прежде чем поднять голову и посмотреть в его сторону, Локи прячет испуганный/загнанный/сломленный взгляд и прячет зашитый рот. Локи окончательно поднимается на ноги. Видар ведет себя преувеличенно дружелюбно, хотя — Локи знает об этом не понаслышке, — терпеть Тора не может. Улль под шумок выкидывает иголку в окно. Но золотистая нить переливается в полете, и Тор замечает ее. Грозным, обозленным взглядом смотрит на воинов. Затем смотрит на Локи. Тот безукоризненно чистенький и здоровый. Его губы не шевелятся, голова опускает в легком кивке, тактично приветствуя царскую особу. Он делает один шаг, второй, третий… Кровь с губ сочится по подбородку и капает прямо на рубашку. А еще сочится в рот, вытягивая из глубин его тела это мерзкое чувство тошноты. Но иллюзия безукоризненна, и Тор, конечно же, ничего не замечает. Локи остается всего несколько шагов до него, где-то позади тащатся все еще похихикивающие воины… А затем он оступается на ослабевших от боли ногах. Он просто зацепляется одной ногой за другую, вздрагивает. Конечно же, не падает, успевает схватиться рукой за стену, но, похоже, из-за взметнувшихся чувств магия не может оставаться в стабильном потоке. Иллюзия рябит, и Тор видит его мокрый, болезненный взгляд. Тор видит его зашитый рот. Его глаза распахиваются так пораженно, а затем горящий ненавистью взгляд устремляется на Видара. — Ты это сделал, а?! Вида-ар! Рев его голоса прокатывается по коридору, и Локи даже моргнуть не успевает, как за его спиной начинается драка. Тор просто окунается в собственный гнев и стесывает кулаки. Он рычит о том, что никто не смеет трогать его, Локи, что никто не смеет угрожать ему и уж тем более вредить. Он не останавливается даже тогда, когда его противники оказываются уже полностью повержены. Локи оборачивается, кое-как выпрямляется. Ему кажется, что это именно тот момент, когда Тору и потребуется его защита, но… Тор прекрасно справляется сам. Видар и Улль получают по заслугам, много позже по заслугам получит и Бальдр, когда вновь решит навредить Локи. Закончив с обидчиками, громовержец оборачивается и медленно, осторожно подходит к нему. Ему уже восемнадцать меток, и он довольно высок, так что присаживается на корточки, только бы казаться не таким громоздким и не таким неправдоподобно опасным. И тихим-тихим шепотом он просит, чтобы Локи не прятался за своей магией, чтобы показал ему. Локи не знает почему не сбегает ни тогда, ни позже. Он просто спотыкается вновь, только теперь уже о теплый взгляд да мягкий тон. Не чей-то, а именно Тора. И поэтому он стряхивает иллюзии подобно тому, как деревья стряхивают отжившие листья. Он утирает слезящиеся глаза, чуть отступает, боясь, что сейчас Тор точно ударит. Конечно, Локи понимает, что ударить вроде бы и не должен. Понимает, что Тор ничего из прошлой жизни не помнит, а в нынешней Локи ему не вредил вовсе, но только… «Знай свое место, брат!» то и дело отдается в его черноволосой голове, и Локи правда думает, что сейчас произойдет что-то больное/неправильное. Локи правда готовится к этому. Но Тор лишь качает головой и все также осторожно протягивает руку. Мягко приглашает его к себе, чтобы вытащить нитки и смыть кровь. Локи медлит, но соглашается. Сам не знает зачем и почему, но этот Тор — совершенно не похож на того, что был в прошлой жизни. Этот Тор такой необычный и осторожный. Этот Тор такой добрый. Потому что доброта горы сдвигает. Локи не берет его за руку, но и не отстает, старается успевать за широкими, сильными шагами. Руки Тора немного в крови: чужой и его собственной, и Локи знает, что не покинет его, пока не окажет ответную услугу. Он ведь все-таки защитник. Хоть и маленький да молчаливый, но самый настоящий. В ту ночь Тор говорит очень и очень много. Он осторожно разрезает ниточки, затем быстро и ловко вытаскивает их. А еще рассказывает о том, что ему очень и очень хочется подружиться с Локи. Потому что Фригга говорит, что он хороший, невероятно умный маг, а значит, как уже давно решил сам Тор, Локи сможет стать ему хорошим советником. Да к тому же, он совсем не болтлив. Говоря это, Тор неожиданно так тихо усмехается, а затем поднимает теплый взгляд. Локи плачет. Видеть Тора живым и таким непривычным для него в новинку, но дело даже не в этом. Лед его груди мечется от стены к стене, и это причиняет невыносимую, но отчего-то слишком сладкую боль. Локи понимает, что действительно хочет быть рядом с таким Тором. К тому же тот не перестает убеждать его, что не навредит, не перестает говорить, насколько важной для него будет их дружба… И Локи даже знает, что это не пустые слова. Тор опирается каждым своим предложением/каждой своей фразой на слова матери, а значит он не врет. Точно не врет. В четырнадцать меток Локи знакомится со своим ненастоящим братом из прошлой жизни во второй раз. И теперь уже не убегает. Когда Тор мягко и по-настоящему нежно заканчивает обрабатывать его губы, Локи неожиданно/возможно, слишком резко хватает его за рукав парадной рубашки и косится на его руки. Сбитые костяшки уже почти затянулись, но корочка крови все же никуда не делась. Не желая быть слишком настырным, Локи вначале косится на замершего наследного принца, но тот лишь кивает, понимая его без слов. Все сходится просто прекрасно. После того вечера Локи «замерзает» обратно довольно быстро. Его сердце больше не бьется так испуганно/сильно. Его чувства вновь каменеют/стекленеют/покрываются непробиваемым льдом. Однако Тора это не отталкивает. Поняв, что Локи больше не будет убегать от него, он начинает искать встречи с ним, проводит с ним много времени и даже пытается научить мальчишку держать оружие. Локи не может сказать, что против таких встреч и прогулок, и дело даже не в том, что он все еще молчит. Наоборот, ему даже нравится вся эта дружба… И Локи прекрасно понимает, что Тор находится рядом лишь потому, что видит в нем немощного и жалкого ребенка, которому требует защита и помощь. По-другому быть и не может. Не будет никогда по-другому. Но Локи не отчаивается и просто старается наслаждаться. Он выучивается на советника, забирает у старейшин так много опыта и знаний, как только может. Также многое берет и от матери. «Чуда», как мог бы кто-нибудь выразиться, не происходит: он все еще молчит. Однако, этот, второй/новый/иной, Тор так усердно учится понимать его без слов, и у него это получается. Получается, потому что он искренне и с отдачей старается ради своего молчаливого друга. В начале Локи это еще удивляет, но после он вспоминает, что у наследного принца есть своя выгода: хороший верный советник всегда на вес золота. Проходит метка, вторая, третья… Во вселенной почти ничего и не меняется. В Альвхейм на трон восходит неизвестно откуда взявшаяся Королева Илва*, но Локи позволяет себе пропустить это известие мимо ушей. А после, только ему исполняется двадцать две метки, это становится невероятной проблемой. Тор восходит на трон/Один отходит от дел в его, Локи, восемнадцать меток. И, конечно же, он тут же становится главным советником. Многим это не нравится, ведь он и молод, и нем, однако, Локи оправдывает все надежды и ожидания, а также делает еще чуть-чуть больше. Он правда старается. Тор видит это, Тор поддерживает его… Постепенно страх, что что-то случится исчезает. Все просто становится спокойным и правильным. Это выглядит удивительно. Локи погружается в происходящее с головой. Эта добрая, невероятно искренняя сторона Тора уже позабыта им, но тут он вновь открывается ему таким теплым и трепетным, что Локи не может и взгляда оторвать. И он также смотрит на себя. Происходящее выглядит настоящим чудом, потому что ему удается подружиться с Тором, при этом не делая почти ничего. Даже не говоря ничего. Однако, счастье длится недолго. Только Локи хочет отказаться от своей мимолетной мысли о том, что Тору суждено умереть и в этой жизни, как эта мысль становится явью. Королева Илва, пришедшая во дворец с визитом почтения, замечает его самого, стоящего у трона. Локи не понимает, отчего эльфийка кидается на него с иллюзорным, но таким настоящим мечом, а затем… Все происходящее путается. В момент Локи понимает сразу несколько вещей, которые поражают его до глубины души: он узнает в Королеве Илве нынешнюю Королеву эльфов; Тор подрывается с трона и загораживает его своим телом. Его могучий голос уже разносится с первыми звуками призыва стражи, но меч — тонкий/узорный/острый, — пронзает его сердце раньше, чем он успевает договорить. Королева выглядит пораженной, но ее желание добраться до Локи такое сильное, что она лишь вгоняет лезвие еще глубже. Самый кончик клинка царапает бледную щеку. А затем потоком ветра ее отшвыривает прочь. Сквозь стену и в соседнюю залу. Тор падает на колени. Тор падает на колени и кашляет кровью. Он сам не может пошевелиться несколько мгновений, а затем срывается с места и подхватывает его. Вначале вынимает меч, затем падает перед громовержцем на колени, обнимает его лицо ладонями. Тор выглядит таким удивленным, но Локи знает, что еще несколько десятков мгновений, и его глаза вновь затянутся пеленой смерти. Его собственные глаза наливаются слезами. Рот открывается, губы дрожат. Он просто не может поверить, что все произошло так глупо и так быстро. Почему он замер? Почему он не предотвратил?! Он же обещал себе, обещал ему, он должен был спасти, а не быть спасенным и… — Н-не-ет… Слышишь… Даже… Даже не думай… Не снова, Тор, нет… Посмотри на меня, пожалуйста, просто посм-мотри… Впервые в жизни он говорит вслух, но, похоже, этот первый раз все равно что последний. Локи знает, что не останется тут, в одиночестве. Локи знает, что не убьет себя. Слезы текут по его щекам, потому что еще он знает, что сердце Тора не восстановится. А сам Тор… Глупый, все еще невозможно глупый идиот. Он просто шепчет: — Теперь я знаю…как звучит…твой голос. А затем вновь умирает на его руках. Тяжелая светлая голова падает Локи на плечо, и тот даже рыдание из себя выдавить не может. Дышать не может. Но поднимается и все-таки делает то, что должен. Вся магия, что нужна, хранится в его теле с прошлой жизни, но только в этот раз он поступает умнее. В этот раз добавляет защитные/кровавые руны на свое тело, а вокруг печати выводит руны «искренности» раз за разом. И активирует ее. Затем закрывает глаза. ~~•~~