if these trees could talk – deus ex machina
общий pov
день второй после похищения
Несчастные эгоистичны, злы, несправедливы, жестоки и менее, чем глупцы, понимают друг друга. Не соединяет, а разъединяет людей несчастье, и даже там, где, казалось бы, люди должны быть связаны однородностью горя, проделывается гораздо больше несправедливостей и жестокостей, чем в среде сравнительно довольной. Джин осознал всю суть этих слов сразу же, как только потерял жизнь, которой жил раньше. Когда каждый из знакомых, близких и друзей отказался помочь хоть чем-то, ссылаясь на собственные проблемы; на то, как они несчастны и сколько боли в их существовании. Другими словами, все эти люди отвернулись от него, не захотели разделить невзгоды пополам, чтобы было легче, проще пройти через них. Они наплевали, поступили низко, несмотря на всё то хорошее, что было сделано им от него. Где справедливость? Где сочувствие? Дружеская помощь? Или весь мир настолько испорчен? Что покажется более жестоким: если счастливому человеку испортить его счастье, или же если к человеку, нуждающемуся в поддержке, повернуться спиной, не сказав и доброго слова? Высокая фигура молодого мужчины виднеется в полумраке комнаты. От всей фигуры так и веяло безмятежностью, врождённой, почти артистической страстью к житью зря, спустя рукава. Но что сделало его таким безразличным к череде жизни и закрытым в собственных мыслях? Он просто стоит, не обращая внимания на спёртый воздух, пепел, кружащийся вверх по стенам от частого сквозняка. Его взгляд устремлён в пол, показывая всю горечь того, что́ ему приходится делать. Четыре огромных окна, завешенные шторами, немного пропускают бледные лучики заходящего солнца, скрывающегося где-то за тучами; ободранные обои, густые слои пыли; обгоревшая мебель – вот и всё убранство комнаты, не считая, конечно, едва заметной тени мужчины и клубка его обиды, что находится где-то на уровне его сердца. Если оно, конечно, есть в его груди... Мужчина держит в руках фотоальбом, кусочек прошлого, разбившегося вдребезги на маленькие осколки, словно кто-то со всей силы ударил по зеркалу. Хочет ли он открыть альбом? Хочет ли окунуться с головой в то, что было когда-то давно, будто не с ним, а с кем-то другим? Хочет ли увидеть свою обречённую молодость? На его губах играет улыбка, она не от счастья, не от радости и удовольствия... Она от глубокой тоски. От тоски настолько глубокой, что на слёзы нет сил. От тоски настолько сильной, ранящей каждый атом чёрствой, на чей-то взгляд, души, что улыбка сама налезает на лицо, но мужчина даже и не замечает её, настолько безразличен к окружающему миру. Он просто стоит и смотрит в пустоту, наедине со своими мыслями и чувствами. Почему вспоминать прошлое так сложно? «Бежать некуда, Джин», – шепчет внутренний голос. «Ты такой слабак», – ехидно смеётся мужчина у себя в голове. — Это же просто фотографии, — говорит Ким-старший вслух, — На них я и моя семья. На них он. Но какая разница? Это просто бумажки. Листочки с глянцевой поверхностью, с белыми полями и милыми подписями. Просто взгляни. Здесь нет ничего сложного. Дрожащими руками мужчина сжимает альбом, борясь с желанием отбросить его куда-нибудь в кучу сгоревшего хлама своей бывшей комнаты. Он прикрывает глаза и судорожно вдыхает воздух, пропитанный пеплом и запахом старости, сырости, после чего переворачивает обложку, скрывающую снимки полароида и просто старые фото. Сокджин открывает глаза, рассматривая первую страницу альбома.Длинноногая девушка на чёрно-белой фотографии. Даже не имея насыщенных и ярких цветов, становится ясно, что она невероятно красива, молода, полна энергии и любви. Солнечные лучи пробиваются сквозь её волосы, придавая некий шарм. Это мама.
Сглатывая, мужчина рассматривает молодую женщину. Она счастлива и прекрасна. В её глазах столько желания жить, что ненароком задаёшься вопросом: «почему Смерть забирает таких лучистых людей?». Мама Кимов умерла, когда Джину было двадцать лет. Он помнил её смех, забавные привычки и заботу, ведь эта женщина вырастила его, воспитала и, несмотря на весь кошмар, окружавший её старших сыновей и мужа, любила их всех, была мягкой и доброй. Единственный, кто из ныне живущих братьев помнит маму – Намджун. Ему было восемнадцать на момент той аварии, забравшей жизнь самой близкой женщины в их жизни. Более того, он, как и сам Джин, был в машине, когда наёмники из преступной группировки, которой отец сделал слишком много гадостей, начали стрелять по колёсам автомобиля, в которой ехали старшие сыновья и жена Кима. Водитель не справился с управлением и не смог вовремя вырулить машину, так что произошла крупная автокатастрофа. Мужчина, один из лучших и проверенных людей отца, погиб практически сразу, как только авто упало с кольца эстакады, как и мама, встретив лобовым стеклом асфальт нижнего уровня дороги. Перед глазами Джина до сих пор встаёт образ, как неизвестные люди выливают канистры с бензином на разбившуюся машину, поговаривая, что «босс будет доволен, узнав, что дело выполнено без свидетелей». В нос до сих пор иногда бьёт едкий запах горящих пластмассы, кожи дорогого салона и человеческого тела. Слева от задыхающегося угарным газом Сокджина в тот вечер лежал Намджун, без сознания, но всё же живой младший брат, которого уже тогда больше, чем остальных хёнов, любил двухлетний Тэхён, потерявший родную маму в одно мгновение. Не успев запомнить её взгляд, полный гордости и тепла. Не запомнив запах свежего лимона. Нет. Нет. Нет. Джин не мог позволить умереть Мону. Из-за того, что мама не хотела бы такого удела для своего сына. Из-за того, что Джун не заслужил умереть так рано, не начав ещё толком жить по-настоящему. Не мог позволить задохнуться или сгореть в той поганой машине, потому что их общего младшего брата, которого если не мама или они вдвоём, то никто воспитать достойно не сможет. Не мог оставить его погибнуть здесь и сейчас потому, что он был не просто любимым младшим братом. Сокджин слишком сильно любил Намджуна не как брата.Резкий запах дыма проникает в ноздри, обжигая гортань и лёгкие изнутри, заставляя кашлять чуть ли не до рвоты. Болезненные слёзы из глаз льются сами собой, вводя Джина в ещё больший ужас перед происходящим. За едким облаком гари не видно практически ничего, кроме огня, нагревающего кожу сидений и воздух в салоне автомобиля до высокой температуры. — Мон, — зовёт Джин, — Мон, ответь мне. В ответ парень не получает ничего, кроме пугающего молчания. Младший брат лежал без сознания и не подавал никаких признаков жизни. Джин пытается вытащить ноги из-под придавившего конечности кресла, но почти безуспешно. Языки пламени нещадно кусали оголённые участки кожи, так что от боли и усердных попыток вылезти, Джин громко кричит. На его шее вылезают крупные вены, а перед глазами всё кружится от кислородного голодания – он дышит в основном угарным газом. — Нет, сучоныш, ты не отключишься так просто, — рычит юноша на себя, — Ты ещё не готов умирать и не готов оставлять своих младших братьев. После нескольких толчков у него удаётся вытащить ноги из-под сидения, но его радости хватило ненадолго. Потому что из-за огня машина может скоро взорваться. И он даже не знает, сколько у него есть времени. — Джун, очнись, — Хён в панике трясёт мальчика, — Ты слишком тяжёлый, чтобы тебя вытаскивать... — Мон не подаёт никаких признаков жизни, но Джин не оставляет надежды, что тот ещё жив. — ОЧНИСЬ, ТВОЮ МАТЬ!!! — он с размаха бьёт ладонью по щеке брата, пытаясь тем самым привести его в чувства. Не получив никакой реакции, Джин осознаёт, что огонь быстро подбирается к бензобаку. — БЛЯТЬ. Он максимально сильно пнул неподдающуюся дверь, и та практически отлетела в сторону, пропуская самую малость более-менее чистого воздуха. Не колеблясь, Джин хватает Намджуна за джинсовую куртку и тянет за собой, стараясь как можно быстрее вылезти задом из машины, таща за собой достаточно тяжёлого юношу. Они оказались на улице, но даже тогда Джин не смог вздохнуть с облегчением. Предчувствие чего-то нехорошего гнало его прочь, далеко от дороги, далеко от обочины, в лес. Он поднимает отключившегося Мона на плечо и бежит не оглядываясь. Адреналин бушует в его кипящей от злости, страха и несправедливости крови, придавая сил. Через мгновение раздаётся мощный взрыв. Машину подбрасывает высоко над землёй и всё: осколки от стёкол, какие-то детали от кузова – летит в разные стороны. Волной от взрыва парней отбрасывает на несколько метров, оглушая. Тело Сокджина пронзает острая боль, когда он скользит по шершавому асфальту, обдирая кожу до мяса и одежду до дыр, но он не обращает на это внимания. В голове слишком много мыслей. Где Намджун? Успел ли он вытащить брата, или ему это только привиделось? Он, шатаясь, поднимается на четвереньки, а затем и на ноги, вертя головой вокруг, ища младшего брата. Найдя, Джин быстро, насколько способен, бросается к Мону, у самого тела падая на колени. — Намджун? — в трансе шепчет Ким. — Ты слышишь меня? — собственный голос эхом отдаётся в барабанных перепонках. Юноша ничего не отвечает Хёну и тот наклоняется губами к раскрытому рту и запускает в его лёгкие воздух, прерываясь, чтобы делать массаж сердца. Проходят минуты, но Намджун так же и лежит, не шевелясь. — Блять блять блять блять... — начинает задыхаться от душащих слёз Джин. – Нет нет нет... Он снова припадает губами к чужим, пропуская воздух в рот брата. Но ничего не меняется. — ОЧНИСЬ, УБЛЮДОК! — Ким со всей силы бьёт двумя кулаками по груди Джуна. — ТЫ НЕ МОЖЕШЬ УЙТИ, НЕ МОЖЕШЬ ОСТАВИТЬ МЕНЯ И ТЭ-ТЭ, НЕ ТАК, НЕ СЕГОДНЯ, НЕ СЕЙЧАС!!! Младший брат по-прежнему не двигается, и Хён уже не сдерживается, начиная реветь навзрыд. Он опускается к чужой щеке и трясётся от рыданий. — Почему именно он... — всхлипывает Джин, поднимая голову к небу. — ПОЧЕМУ НЕ Я?! Но на его вопрос никто не отвечает, лишь вдали стал слышен вой сирен. Бригада неотложной помощи ехала слишком долго. Здесь уже никому не поможешь... — Я так много не успел тебе ещё сказать, Джун-а... — снова всхлипывает молодой человек куда-то в грудь юноше. Под опущенными веками проносились многочисленные моменты из прошлого, связанного с ними. Просмотры фильмов в холодные вечера. Прогулки под дождём. Безудержный смех от неуклюжести Намджуна. Их маленькие перепалки, когда очередная шутка Джина не понравилась Мону, мол, «она дедовская, Хён». Переплетённые пальцы рук, когда никто не видит. Совместные планы на будущее, где не будет кровавого бизнеса, будут лишь они, мама, и подрастающий Тэхён. Ведь они вдвоём могли бы дать близким людям островок нормальной жизни, надежды на хорошее. Потому что они этого заслуживают. Но теперь нет надежды даже у самого оптимистично настроенного человека. Потому что мамы больше нет. Потому что теперь Джин полностью осознал, что криминал не оставит его в покое, даже если он скроется в самом дальнем уголке мира. Потому что теперь нет и того, кого Сокджин любит сильнее себя, сильнее горячего какао, битлз и всего, мать его, на свете. — Я так люблю тебя, Мон~и... Силы заканчиваются, и Джин всем телом падает на асфальт, слёзы бегут по его щекам, обжигая ссадины и ожоги, но парень задыхается не от физической боли, а от душевной. Как в один день всё могло так плохо закончиться? Неужели всё должно оборваться так несправедливо? — Я тоже тебя люблю, Ким Сокджин... — слышится хриплый голос, и Хён списывает это на галлюцинации, но последовавший далее громкий кашель и движения вернули его в реальность. — Н-Намджун? — заикается Джин. Старший Ким поднимает красные заплаканные глаза на Мона, не находя в себе силы поверить в то, что тот очнулся. — Как видишь, всё ещё жив... — хрипит Намджун, откашлявшись. — Что... с-случилось? Видя, как его Хён опускает взгляд в землю, он, не дожидаясь ответа, поворачивается к месту, где догорают остатки машины. Подрываясь с места, бежит в сторону автомобиля. Сокджин снова всхлипывает и идёт следом за младшим братом. Они просто стоят и смотрят на огонь, слушая, как он потрескивает в ночной тишине, наблюдая, как клубья дыма поднимаются вверх и растворяются в темноте. — Где... она? — тихо спрашивает Намджун, заранее зная ответ. Джин не находит, что сказать, просто обнимает младшего, крепко прижимая к себе. Тело Мона дрожит, и сквозь дырки в кофте Хён чувствует слёзы. Нет ничего постыдного в слезах. Если чувствуешь боль – плачь. Сейчас это единственное, что можно сделать.
Воспоминания иногда лучше не ворошить. Они вгоняют в тоску. Но Сокджин решил листать фотоальбом дальше. Детские снимки Тэ-Тэ, где он мило закрывает своими ручками маленькое лицо, пытаясь скрыться от объектива. Намджун, у которого в руках диплом об окончании старшей школы. На следующем снимке Сокджин заснул в смешной позе. Через ещё две страницы альбома мужчина наткнулся на изображение, где Джин целует в щёчку Джуна. Ниже была подпись: «День Рождения у Мон~и, 20 лет». Дальше пошли личные фотографии Кима, где он тайком фотографировал Мона и Тэхёна. Таких картинок было очень много. Но следующая была ему просто омерзительна. Все семеро братьев семьи Ким. Двое из них состояли в той самой группировке, по чьему заказу убили их маму; остальные работали на отца. Эту фотографию сделали за день до того, как Намджун решил убить их всех. Включая Джина. Потому что он со временем стал ближе всех к отцу, исполнял каждое грязное поручение, связанное с теми ублюдками, устранившими одного из самых родных людей Кимов. Он хотел найти каждого и заставить их умирать медленно и максимально болезненно. По сути, Джин был единственным, кто не смирился со смертью мамы и решил мстить, в конечном итоге отдалившись от Намджуна и Тэхёна, став для них “старым надоедливым Хёном”, над которым можно было всегда смеяться, плеваться и воровать еду, делать жестокие розыгрыши и прочее. Старший из Кимов ещё раз посмотрел на снимок их “семьи” и с отвращением улыбнулся. Все из этих уродов, кроме его самого и Тэ с Моном, находятся в могиле. Им всем было глубоко насрать на то, что их мать умерла, двое из них, вон, даже оставались в той банде до самой смерти. Один – Ви – просто был слишком мал, чтобы что-то понимать, а другой... Стал действовать в своих интересах. И чем старше становились Намджун и Сокджин, тем сильнее они отдалялись друг от друга. Но любовь никуда не девалась. Она как была, так и осталась. Остаётся до сих пор. Джин пристально смотрит на изображение, прожигая взглядом, полным ненависти и обиды лица своих братьев, которые до сих пор живы. — Но это ненадолго, — шепчет Джин сам себе, — Каждый из вас, ублюдков, поймёт, что я чувствовал, истекая кровью.Мужчина в чёрной маске с ножом наготове стоит в предупреждающей позе. — Если не будешь сопротивляться, будет быстро и безболезненно. Джин ухмыляется, выставляя кулаки вперёд. — А вот я насчёт твоей участи ничего не обещаю, — отвечает двадцативосьмилетний Ким. — Ничего личного, чувак. С этими словами неизвестный мужчина бросается на Джина, задевая клинком его плечо. Алая жидкость стекает по руке, причиняя дискомфорт и боль, но молодой человек терпит, на следующий замах соперника вовремя перехватив чужое запястье. Воспользовавшись моментом, Джин бьёт другого мужчину головой в нос. От резкого удара тот пятится назад. Ким не теряет времени зря и со всей силы пинает мужчину под рёбра, задевая солнечное сплетение. Нож со звоном падает на плитку, но Сокджин сразу же поднимает его, сев на грудь неприятеля и придавив коленями чужие руки. — Помнишь, что я говорил про боль и скорость? Молодой человек медленно вдавливает лезвие клинка в плечо. — Неприятно, да? — он заливается хохотом, доставая из-за пояса джинс ещё один нож. — Следующим местом будет, пожалуй, твой живот, сладкий... Как только он заносит руку над чужим торсом, разносится глухой звук выстрела и его пронзает дикая боль в районе лопаток. Нож вываливается из рук Джина, и тот падает вслед за оружием, ощущая, как горячая кровь пропитывает рубашку и заливает пол вокруг него. Неизвестный стрелок подходит к обезоруженному Джину, направляя дуло пистолета на его голову. — Сейчас вылетит птичка, — смеётся наёмник. Сокджин закрывает глаза, готовясь к тому, что его сейчас убьют. На этот раз страх не сжимает его изнутри, он не чувствует ровно ничего. Смирение. Безразличие. Будто это очередной прикол Тэхёна. Раздаётся ещё один выстрел, затем второй и третий, но Джин не чувствует новой боли, не чувствует, что умер или что поменялось хоть что-то. Он по-прежнему часто дышит от жгучей раны на спине, ощущает, что рубашка полностью мокрая от количества струящейся крови. Открывая глаза, он видит, что человек, который хотел застрелить его, замертво лежит на полу. Следующее, что замечает Джин, это фигура Намджуна, направляющаяся в его сторону. Старший Ким улыбается во все тридцать два: — Ну давай, убей меня. Собственноручно. За этим же пришел. Мон ничего не отвечает и направляет пистолет в Сокджина, ставя палец на курок. Руки бьёт мелкая дрожь, но он не убирает оружие. Просто стоит и трясётся, не в силах нажать на курок. — Чего ждёшь, стреляй. Намджун закрывает глаза и тяжко вздыхает. Затем убирает пистолет и садится рядом с Хёном на колени. Какое-то время колеблется, не находясь, что сказать или сделать. — Прости меня... — Намджун наклоняется к губам Джина и нежно целует, чувствуя собственные и чужие слёзы на щеках. Поднимается с колен, снова берет оружие и не колеблясь стреляет в живот. Затем разворачивается и убегает прочь. Оставляя Джина истекать кровью на полу собственного дома. Боль разрывала на части, но сильнее всего она отдавалась в груди. — За что именно мне тебя прощать?
Это воспоминание наполнило всю его душу чувством гнетущего стыда перед самим собой и перед невидимой правдой. Как можно было влюбиться в человека, который в итоге так низко и грубо обошёлся с тобой? Бросил истекать кровью. Оставил одного... «Как вообще можно было влюбиться в собственного брата, дурак?», – немым вопросом задаётся Джин. Но в тот день случилось чудо во второй раз. Он снова выжил. И спустя шестнадцать лет он стоит в том же самом доме, где его бросил умирать человек, в котором он готов растворяться в течение вечности, кого готов любить больше всего на этом свете. И спустя шестнадцать лет он делает ужасные вещи по отношению к людям, которых когда-то любил. Делает их потому, что они заслужили. — А ведь я, Намджун, в отличие от тебя, не промахнусь и выстрелю прямо в голову, — ухмыляется Джин, доставая зажигалку. Он поджигает альбом, швыряя его в камин.***
Два пистолета. Никто не волнуется о чужих жизнях. Никто не хочет замечать чужих проблем. Ни одному человеку не станет интересно, как ты ни разу не оступился. Нож. Даже если вы будете медленно умирать, никто этого не заметит. Маска на лице. Потому что мы давно забыли, что́ значит чужая жизнь на самом деле. Решимость. Всем нужны деньги, власть и превосходство над остальными. Да только деньги не будут с вами в трудную минуту. Власть не даст вам чувство любви и нужности. А превосходство над остальными не согреет холодной ночью. Всё из этого можно лишь тратить; каждый аспект может закончиться сегодня, завтра, через неделю, – не важно – и тогда возникает вопрос, а действительно ли это самое важное, пусть и не имеет проблем, не нуждается в поддержке? Чувство, охарактеризованное местью. А можно ли растратить человека впустую? Может ли он закончиться? Можно только потратить чужие силы и доверие; людское терпение может закончиться, но не сам человек. Человек как был, так и остался, даже после всей боли. Сломлен, разочарован, но он есть, был и будет. Константное. Неоспоримое. Прекрасное. Искусное. И иногда именно человек становится для тебя правильным направлением, теплом, кислородом и дофамином. Не деньги. Не власть. Не превосходство. Простой человек, который никуда не денется, если вы оба нуждаетесь друг в друге, как понятие времени в наличии часов; как новые истории в книжных переплётах; как отражение в зеркале. Единственное, в чём человек, деньги и эгоизм связаны – их можно отобрать. Но что захочется вернуть больше: того, кто готовит вам завтрак, несмотря на то, что хотел бы поспать часок-другой; того, кто под проливным дождём ждёт вас в полночь у дома; или то, что очерняет вашу душу, вселяет порочную гордость, но не делает более счастливым и нужным? Тэхён ответил на этот вопрос в тот самый вечер, когда его Чонгука забрали у него. Когда его клубнично-шоколадное событие – наилучшее, если что – за последние шестнадцать лет, просто так взяли и отняли, заставив за эту жизнь отдать деньги. Много, много денег. Целую индустрию. Мировой бренд. Пирамиду, которую невозможно разрушить. Но что весь этот пафос в сравнении с жизнью невинного человека, ребёнка, который ни в чём не виноват? Связался не с тем. Заставил других потерять бдительность своей чистотой и красотой души. Тэхён готов отказаться от любых счетов в банке, готов раскрыть секреты компании, лишь бы простой мальчишка жил. Ви даже согласен отдать свою пустую, прогнившую жизнь, в обмен на Чонгука. Кто-то скажет «это глупо». Кто-то подумает, что «жизнь подростка не может быть важнее». Кому-то покажется, что они правы, считая так. Но нет. Любая жизнь, даже самого чёрствого или маленького человека важнее, чем власть. Чем превосходство над другими. Чем бесполезные бумажки, которые не закреплены ни золотом, ни серебром, ничем драгоценным. А человек закреплён своей душой и способностью быть хорошим. В этом вся суть. Голубоглазый мужчина смог понять эту суть. Именно поэтому дом, где много лет назад произошло массовое убийство с поджогом, виднеется через пару кварталов. Всего два квартала и решится исход многих ситуаций. Район ничего из себя не представляет. Кругом разрухи под снос, некоторые участки опечатаны полицейской лентой. Потому что когда-то здесь погибло немало людей, но после многочисленных шантажей и взяток дело оставили, прямо как эту ленту, выцветшую, рассыпающуюся чуть ли не в труху после огромного количества времени. Сколько дождей прошло, сколько раз сменялись листы календаря, сколько зим оставило пушистый снег на тропинках – всё осталось таким же, как в детских воспоминаниях Тэхёна, только старое, облезшее, сгоревшее дотла и прогнившее. Идеальное место, чтобы держать заложника – оно веет страхом, безлюдностью, вселяя угнетённость и какую-то безысходность, горечью отдающуюся в горле. Здесь не было ничего хорошего. Здесь никогда не будет хорошо. Даже сейчас тут отвратительно. И ни одного приятного воспоминания. Район обрушившихся надежд, утонувших желаний и моря страданий, где Тэхён вырос, внимая в себя разврат, алчность, наблюдая за ужасными вещами, например, за тем, как отец снюхивает кокаин с ключицы проститутки, с залитыми кровью глазами глядя прямо на маленького мальчика, не знающего, что такое нормальность. Не знающего, что значит жить нормально. Тонущего в этом омуте, не имея возможности выбраться, словно погрязнув в этом болоте насилия и криминала. — Ви, нам нужно позвонить Намджуну, — шепчет Чимин, бесшумно передвигаясь следом за Тэ, — мы должны предупредить его о наших намерениях, в конце-концов, это и его тоже касается. Возвращаясь в реальность, Тэхён не сразу разбирает, что говорит его друг. Пак испытующе смотрит на Ви, ожидая хоть какой-нибудь реакции. И она себя заставила ждать недолго. В голубых глазах блеснуло понимание вопроса. — Просто отправь СМС с адресом, — бросил мужчина в ответ и резко остановился, прислушавшись и присев на корточки, — Пригнись, там кто-то идёт. Скрывшись за хлипким облезлым забором, Пак, воспользовавшись моментом, быстро набрал текст сообщения, прислушиваясь к шагам неприятелей. Через десять минут люди Сокджина, когда уже в мышцах бёдер начали появляться неприятные ощущения натянутости, судя по звуку, решили вернуться назад, так и не найдя ничего и никого примечательного. И это сыграло хорошую роль в их судьбе. На некоторое время. «Какая разница, когда им умирать, – улыбается Ви, – что сейчас, что через час, всё равно ведь подохнут от моих рук». Потому что Тэхён убьёт всех, кто хоть как-то замешан в похищении. Через щели в досках забора мелькнули огоньки мгновенно потухших сигарет, они погасли лишь когда их отбросили – упав в заросли влажноватой травы. Вокруг пахло резедой, табаком и гелиотропом, которые ещё не успели отцвести на заброшенных клумбах без хозяев. Промежутки между кустами и стволами деревьев были полны тумана, негустого, нежного, пропитанного насквозь приглушёнными лучиками заходящего солнца. Клочья тумана, похожие на привидения, тихо, но заметно для глаза, ходили друг за дружкой поперёк аллей. Смотришь на эту картину, вдыхаешь в лёгкие сладковатые нотки, напоминающие свежесть вишни и ваниль, и становится дурно. Почему когда в таком месте, как эта дыра, цветёт что-то прекрасное, настроение летит куда-то вслед за окурками людей Джина? Это несправедливо... — Всё чисто, идём, — Тэхён тянет Чимина за руку, бесшумно поднимаясь, так что Паку приходится быстро выключить телефон. Он небрежно толкает гаджет в один из карманов, вновь поднимаясь на ноги, которые успели уже порядком затечь. Но это всё ничто в сравнении с тем, что могло бы произойти, если бы их обнаружили. Солнце еле виднелось за тучами, быстро плывущими куда-то на восток, видимо, сегодня дождь минует эти края, хоть в воздухе и стояла духота, свойственная последним числам лета. Скоро придет осень, забирая владение землёй в свои золотистые руки, пожелтевшими листьями шелестя по асфальту. Она принесёт прохладу, чудесные праздники и сочные яблоки. В любой другой ситуации данный факт обрадовал бы Тэхёна: он обожает дожди и пасмурную погоду, только вот с приходом осени настанет и день рождения Чонгука. Первое число, которое официально сделает Гукки совершеннолетним, не за горами. Что будет, если они не успеют? Что будет, если план по спасению Чона с позором провалится? Сможет ли хоть кто-то из них – Тэ, Намджун и Чимин – дожить до волшебной поры Хэллоуина, Чусока, – дня полнолуния – или попадёт ли кто-нибудь на Фестиваль Фейерверков? Слишком много вопросов, на которые, возможно, ответы найти и не очень-то хочется. Они могут ввести в тоску. А сейчас совсем не до этого. Минуя неухоженные газоны и треснувшие узоры декоративных плит, Пак не обращает внимание на то, что неаккуратно спрятанный мобильный так и норовит вывалиться из заднего кармана джинс. Манёвр за манёвром, он тихо пролезает под забором, не издавая ни звука, быстро двигается за Тэхёном, который знает этот район, как свои пять пальцев. Чимину всегда говорили, что у него отличная растяжка, благодаря ей даже сейчас было легче преодолевать препятствия на пути к заветному дому. Но чем шире и чаще он раздвигал или вытягивал ноги в разные стороны, тем выше поднимался телефон из кармана. Мобильный уже откровенно торчал, опасно наклоняясь через ткань брюк. А кругом тишина. Не слышно даже собственного дыхания, создаётся впечатление, будто это мертвенное молчание – порождённое огнём и резнёй – поглощало любые звуки в радиусе нескольких километров. Гул машин с трассы почти невозможно разобрать, он словно растворяется в этой тишине. Но того факта, что телефон Чимина с хрустом падает на разбитое стекло, ей – этой пугающей тишине – скрыть не удалось. Мелодия – если это, конечно, можно так охарактеризовать – эхом отскакивала от стен домов, от каждого кустика, доски забора, проникая в самые уши, создавая иллюзию, мол, как в такой тишине может создаваться что-то подобное? Это обман. Глюк. Плод больного воображения. Не более. Но если бы всё было так просто... Ким нервно сглатывает и слегка поворачивает голову к причине грохота, как бы намекая, что пора доставать пистолеты. Без резких движений, чтобы не создавать лишнего шума. Может, ещё не всё потеряно. Чимин прикрыл глаза и замер. Испарина выступила на его лбу, ведь никто не рассчитывал на то, что их заметят так скоро. Они ведь даже не на месте, до нужного дома ещё целый участок... Как бы они ни старались не шуметь, в их сторону всё равно направилось два человека с пушками наготове. — Чёрт возьми... — Ви достаёт пистолет. — Твою мать, ну почему ты как слон в посудной лавке?! — шипит Тэ. — Просто прекрасно... Нетрудно было ощутить гнев и стимулирующую ярость Ви. В таком состоянии он не контролирует себя. Это одновременно и пугает, и завораживает. Вселяет ужас и восхищение. Но он может направлять свою злость на тех, кто угрожает его жизни и безопасности. А с некоторых пор Ким может направлять свой гнев и на тех, кто хоть как-то причастен к страданиям Гука. — Ты же сообразил поставить глушитель, да? — подавленно спрашивает Чимин, вытаскивая оружие из-под ремня и игнорируя грубый вопрос своего подельника. — Не тупи, пожалуйста, — оборачивается Ви, — Я не хочу, чтобы нас убили, услышав выстрелы. Так мы никому не поможем. И да, твой говнюк правый, а мой левый. С этими словами он ползёт вдоль забора, оказавшись почти напротив своей цели. Подождав, пока люди Сокджина подойдут ближе, младший из Кимов снимает пистолет с предохранителя, прикрывает один глаз и смотрит в прицел. То же самое проделывает и Пак. Вдох. Выдох. Указательный палец на курке. Выстрел. Глухой звук волнами раздаётся по пустующему району. Точное попадание. Мужчины замертво валятся на траву с раздробленными головами, заливая алой кровью некошеную траву. Чимин снова прикрывает глаза. На этот раз потому, что он не хотел убивать. Оба человека погибли по его оплошности. Но ведь выбора нет... Или убей, или умри сам. Третьего не дано. Тэхён криво ухмыляется, мысленно ставя галочку для себя, что уже двое причастных к похищению Чонгукки – трупы. И так будет с каждым, кто хоть пальцем тронет его клубнично-шоколадную слабость. Так будет с каждым, кто попытается отнять частичку счастья, личный источник радости, непередаваемое искусство Ви. Пощады не будет никому. Перетащив тела в кусты диких роз, Чимин снова взглянул на убитых: раскрытые глаза, не выражающие ничего. Ни боли, ни страха. Ничего нет. Только смирение на лице. Что они чувствовали, умирая? «А ведь, возможно, у кого-то из этих мужчин была семья, – с тоской думает Пак, – Возможно, их кто-то ждал. Разве имею я право на то, чтобы так отнимать чью-то жизнь? Нет ничего дороже людей. Но если мы и вправду не имеем власть над чужими судьбами, почему же лишить жизни так просто? В этом мире нет существ логичнее человека, но и нет ни одного существа, что было бы настолько же сле́по и глупо́, как человек, разве нет?». — Ты чего застыл? — слышится низкий голос Тэхёна, прячущего пистолет в штаны. — Хочешь, чтобы нас заметили или хватились этих утырков? — кивает головой в бездыханные тела. — Хочешь прилечь на газон, под кусты, вместе с ними? — Нет. — Тогда пойдём, иначе очень скоро ты окажешься рядом с трупами, а я с тобой за компанию. — Ты ведь знаешь, что мы поступаем неправильно? Ви удивлённо-осуждающе глянул на друга. — А ты даёшь себе отчёт в том, что это они косвенно и изначально поступили неправильно? Любой из них, пусть и самую каплю, но всё равно причастен к тому, что Чонгук сейчас сидит где-то в сарае с простреленной ногой и разрезанной щекой. — Не нам вершить суд над ними, — Пак вертит головой из стороны в сторону. — Да, не нам. Ты прав. — Тэхён отходит назад. — Если что, ты знаешь, куда идти, чтобы вернуться в город. Я тебя насильно тащить никуда не собираюсь. «Потому что вся эта ловушка для меня одного», – мысленно договаривает Ви, но вслух сказать ничего более не решается. С этими словами он бесшумно и быстро направляется в сторону своего старого дома. — Упёртый ты мудак, — ухмыляется Чимин, — Куда же тебе без меня?***
часом ранее...
Минхо оглядывает голое тело пленника и облизывает свои губы, грязно оскаливаясь. Заметив гадкую улыбочку на губах мужчины, Чонгука передёргивает, он чувствует стыд и унижение. Красивые формы, аккуратная фигура и приятные черты лица не спасали мальчика от поганого осадка. Он чувствовал себя тряпкой, подстилкой, которой воспользовались, а потом бросили в мусорное ведро. Только в сто раз хуже. Взгляд, с которым Минхо сейчас стоит, заставляет Чона съёжиться. «Безвольная шлюха, – читается на лице мужчины, – ты даже не сопротивлялся». — Ну что, сладкий, тебе понравилось? — с фальшивым интересом спрашивает Чхве, застёгивая ремень на джинсах. — Уверен, Тэхёну будет очень неприятно, если он узнает, кто и как тебя трахал. Это, кстати, будет последним, что он услышит в своей никчёмной жизни. Я уже представляю, как скривится его милое личико, — он заливается смехом, подходя ближе к Чонгуку, — скривится оттого, что новая пассия во время своей течки стонет не от его толчков, а от моих. Но стонешь ты так же сладко, как и пахнешь. Минхо садится на холодный бетонный пол рядом с Чоном, вдыхая аромат клубники и шоколада. Тот с отвращением глядит на ублюдка, отодвигаясь дальше. — Ну, куда же ты, Гукки... — мужчина хватает юношу за локоть, — Разве не хочешь, чтобы папочка Чхве сделал тебе приятно? Он тянет трясущегося Чона на себя, мокро целуя, прикусывая пухлые губы мальчишки до посинения. И он снова не сопротивляется. Он боится. Знает, что слабее. Понимает, что не сможет дать отпор. Страшится боли, как тогда, когда отец пришёл выгонять его из дома. Непредсказуемость. Ужас. Неизвестность перед неизбежным будущим, стремительно идущим на всё человечество. Не избежать и не спастись, только принять и смириться. Но даже на смирение нет сил. — Интересно, сколько раз эти губы касались Тэхёновых? — спрашивает Хо, отстраняясь. — Или ни разу? В целом, это не имеет значения. — мужчина какое-то время задумчиво рассматривает черты лица парня. — Он, конечно, мразь та ещё, но зато какой красивый... Даже покрасивее тебя будет, если честно. И голос просто шикарный, стоит только его стоны представить, всё, крыша уезжает куда-то далеко... У него слишком милая физиономия, голос почти не вяжется с внешностью, не замечал? Очень низкий и хриплый. А у тебя ещё более смазливая внешность и голос, вроде бы, приятный, но... Всё не то. Вот если бы ты был альфой, однозначно имел бы успех у девчонок, но ты сам как девчонка, поэтому сам понимаешь – ни туда, ни сюда. Иногда мне кажется, что если тебя накрасить, надеть парик и нарядить в платье, ты будешь очень даже ничего. И неважно, что у тебя накачанные ноги, — кончиками пальцев проводит по внутренней части бедра парня, — но ведь у Тэхёна всё равно лучше. Он, собственно, во всём лучше тебя, дорогой Чонгукки. Единственное, ты, возможно, поумнее его будешь. Этот вспыльчивый дурак даже не осознаёт, что этот подвал, — демонстративно раскидывает руки в стороны, — ловушка, а ты лишь приманка. Его характер никогда до добра не доведёт, он нажил себе слишком много врагов, как я, например. Но, не нам судить его, да? Всё равно все вместе потом в аду встретимся. Бог геев не любит, а убийц и насильников тем более. — Бога нет. Минхо улыбается ещё шире и прикрывает глаза, медленно вздыхая. — На твоём месте я бы верил в него и просил за упокой, потому что жизнь твоя плавно закончится через... — Чхве смотрит на настенные часы, — ... через девяносто минут, Гукки. Всего лишь один полный оборот самой маленькой стрелки часов и ещё половинка. Если бы я был тобой, то непременно бы молился, просил о пощаде, но... Её всё равно не будет, так что... Я просто бы молился, чтобы не было больно умирать. Мужчина поднимается с места, направляясь к столу, на котором лежали леска, клейкая лента и ножницы. — Настоятельно рекомендую добровольно сесть на стул и не шевелиться, пока я связываю тебя, — Минхо швыряет какие-то мешковатые штаны в пленника, — Если будешь сопротивляться, то не забудь учесть, что у меня в руках ножницы, и я знаю, где находится печень у человека. Хотя нет, я просто воткну их тебе в ногу, где у тебя гниёт след от пули. Так будет больнее. — он гаденько ухмыляется своим рассуждениям. Чонгук ловит брюки и беспрекословно надевает их на себя. Затем медленно садится, шипя от боли, когда попа настигает сиденья. Чхве улыбается на такие действия и реакцию со стороны мальчишки и идёт привязывать несчастного к стулу. — Хороший мальчик, — тихо говорит мужчина, — Жалко такому красавчику пропадать, но... Ничего личного, приятель. Когда леска закончилась, Чон не имел возможности как-либо пошевелиться: щиколотки были плотно привязаны к ножкам стула, а руки заведены за спинку, заклеенные большим слоем клейкой ленты. Чхве отходит на несколько шагов назад, довольно оценивая свою “работу”. — Кое-чего не хватает, — внезапно заявляет он, — Последний штрих... С этими словами мужчина подходит к пленнику и отрезает ещё кусочек клейкой ленты, прилепив её ко рту Чонгука. — И ещё один... — Минхо наклоняется к шее мальчишки, оставляя болезненный засос на коже, который будет видно даже издалека. — Вот теперь точно всё. — довольно улыбается. — И у нас остался ровно час до того, как Тэхён прибежит к тебе, как собака за костью. Даже не так... Как очень глупая собака за очень вкусной костью. Надеюсь, что в итоге он будет умирать максимально болезненно. Желательно от моих рук. Он уходит, оставляя Чона наедине с его тщетными попытками вырваться.***
the neighbourhood - 93 to infinity
Чимин не сразу догоняет Тэхёна, когда тот скрывается за густой листвой кустов, деревьев и прочего добра на заброшенном участке, потому что он не такой проворный, как Ким, и, к тому же, не знает эти окрестности. Через пару минут мужчина увидел Ви, задумчиво глядящего на высокий кирпичный забор. — О чём задумался? — спрашивает Чимин. — Прислушайся, — шепчет Тэ, прикладывая указательный палец к губам, — такая тишина... Я не могу расслышать ни шагов, ни разговоров, абсолютно ничего. Достаточно подозрительно, будто это... —...ловушка, — договаривает слова друга Пак, прикрывая глаза, — а ведь это правда слишком подозрительно. Очень просто. Мы смогли найти логово твоего брата с небывалой лёгкостью. Он будто специально не стал действовать осторожно, будто хотел, чтобы ты так просто его нашёл. — Ну или он просто неосторожный дурак, — Тэхён пожимает плечами, — Подсади меня. Чимин вопросительно смотрит на мужчину. — С чего ты взял, что Сокджин неосторожный дурак? Может он просто хочет казаться таким, а на самом деле это, — он разводит руки в стороны, — всё это, мать его, просто ловушка, приманка для тебя, в то время как сам Джин сидит сейчас где-то и только и ждёт, когда же ты ошибёшься, чтобы поймать тебя. — Он всегда был глу... — Тэхён, сколько тебе было, когда ты видел Джина последний раз? — перебивает Пак. — Десять лет. — А ему? — Двадцать восемь. — И тебя, блять, совершенно не смущает, что ты был малышом, у которого молоко не обсохло на губах ещё? Не смущает, что в десять лет дети думают, что все вокруг дебилы, а они самые умные? И даже сейчас тебя вообще не смущает, что он шестнадцать лет назад был старше, чем ты в данный момент? Ему тогда было почти тридцать, а сейчас почти сорок пять, Тэ-Тэ. Он умнее, сильнее и хитрее тебя, если ты не понимаешь, что это ловушка для тебя, а ты – ловушка для Намджуна, то ты редкостный дегенерат. Джин предвидел, что Мон не пойдет навстречу в плане сделки, вот и пытается через тебя выйти на нег... — Закройся, пожалуйста, — не выдерживает Тэхён, — понимаю я, что это ловушка, понимал изначально, когда нам так просто удалось вычислить брата, это, сука, очевидно. Я просто хочу попробовать... — Что попробовать? ВСТРЕТИТЬ СВОЮ СМЕРТЬ?! — саркастично подмечает Чимин, скривив лицо. — Я ПРОСТО ХОЧУ ПОПРОБОВАТЬ СПАСТИ ЧОНГУКА, ПОМОЛЧИ ЖЕ ТЫ, НАКОНЕЦ, И ДАЙ МНЕ СКАЗАТЬ! — шипит Ви, грозно надвигаясь на друга. — НО ТЕБЯ УБЬЮТ, БАРАН ТЫ РОГАТЫЙ! — Пак срывается и толкает Тэхёна в грудь. Тот уже хотел было ответить на резкие действия друга, но вовремя передумал, поняв, что драка ничего не решит. — Я хочу попробовать договориться с Джином, чтобы убили только меня. — Тэхён нервно сглатывает, видно, что слова даются с трудом. — Чонгук ему нужен был только для того, чтобы поймать меня, а потом и Джуна. Сокджин сведёт с нами двумя счёты, потому что мы бросили его умирать, а Гук... Что ему сделал этот мальчишка? — на последних словах голос становится совсем тихим, так что Чимин не уверен, что Ви правда произнёс их. — То есть... Ты изначально знал, что тебя заманивают сюда специально, и всё равно пришёл только ради парнишки? Ещё и меня сюда притащил? — Тебя здесь никто не держит, ты мог уйти уже несколько раз. — тараторит Тэ. — Да плевать мне на это, лучше ответь на другой вопрос... Ты серьёзно готов пожертвовать собой, ради Чонгука? — Чимин с искренним интересом смотрит на Кима. Тот не находит смелости заглянуть в глаза другу, поэтому отвечает неохотно, еле слышно, не поднимая взгляда от земли. — Я не хочу, чтобы за мои ошибки, и ошибки Намджуна расплачивался кто-то, кто не имеет никакого отношения к нашему прошлому, к моему прошлому, в конце-концов. Я не понимаю, что меня тянет к нему, не понимаю, почему мне не насрать на его жизнь... И это не игра гормонов, не простое желание... Я не знаю, что со мной. Мне сносит крышу от него, а не его запаха, хотя от второго, кстати, тоже, но даже в этом случае всё как-то... По-другому. Чимин задумчиво смотрит на выступившие жилки в районе сжатой челюсти Ви, переваривая всё, что только что услышал. Очень много информации, которую хотелось бы узнать при других обстоятельствах. В другое время. В другом месте. И другому человеку. Ради которого Тэхён впервые в жизни хочет пожертвовать собой. «Гукки бы сейчас улыбался своей самой глупой и счастливой улыбкой», – невесело ухмыляется Пак своим мыслям. — А ведь кое-кто недели четыре назад говорил, что никогда не влюбится в парня... — смеётся Чимин. — В смысле? — В прямом. Поздравляю, ты нашёл своего Истинного. Поэтому ты, сукин сын, просто обязан выжить, слышишь меня? Если мы прорвёмся, Чонгук ещё сможет простить тебя и твоего брата за то, что из-за вас ему пришлось такое пережить, но если ты погибнешь... Я тебя из могилы достану, ты меня понял? Не смей причинять ему ещё больше страданий, чем смог причинить уже. Именно поэтому, пожалуйста, давай уйдём, пока не поздно, пока ты окончательно не повяз в болотной игре Сокджина. Прошло только два дня, мы даже не проработали план действий с Джуном... — Прошло целых два дня, Чимин, — членораздельно проговаривает Тэхён, повторяя интонацию приятеля, — И если пройдет ещё хоть день, я не прощу этого. Ни себе, потому что бездействовал, ни тебе, за то, что останавливал меня. Если боишься марать руки, то как отсюда уйти, думаю, знаешь. Закончив свой монолог, Ви подпрыгивает на месте и ловко хватается за верхний край забора, с лёгкостью подтягиваясь, перебрасывает сначала левую, а затем и правую ногу на другую сторону кирпичной стены. Поняв, что Тэхёна не переубедить, Чимин повторяет действия младшего Кима, предварительно закатив от раздражения глаза и через пару мгновений оказывается рядом со своим другом. — Я тебя одного здесь не оставлю, понятно? — хрипит Пак. — Без меня ты точно не сможешь ничего сделать. Но всё-таки мы допускаем самую крупную ошибку за всю жизнь... — Она того стоит, поверь мне. — Только если все останутся живы. Ви криво ухмыляется. — Я проверю подвал, а ты стой у входа.***
will be continued...