Любить нельзя ненавидеть

Панельные девятиэтажки, виднеющиеся с пятнадцатого этажа новостройки, одним своим видом наводят грусть и тоску. На Чай-Хонте опускаются сумерки. Саша сидит на табуретке и курит в открытое окно. Курит не одна, а в компании Лизы Гордеевой. Нервно, пятую сигарету за час. А сколько их было выкурено за весь день, лучше не думать. — Нет, ну надо что-то делать, — Ира ходит из угла в угол, и своим мельтешением только сильнее раздражает. — Что? — спрашивает за всех Лена. — Мы уже всем позвонили, никто не знает, где они. Цыпа, Тим, Жук, и Гоша пропали. От них нет вестей уже вторые сутки, телефоны молчат, и никто из общих знакомых их не видел. Девочки собрались у Лизы в квартире сразу же, как только выяснилось, что их парни и братья пропали все месте. Они не говорили этого вслух, но каждая и так прекрасно понимала: случилось что-то нехорошее, ведь ребята никогда прежде не исчезали всей компанией. Костя мог пропасть, но но Саша всегда знала, где его искать: у Тима, Гоши, или Жука. Так же было и с другими ребятами. А в этот раз они не то что исчезли, они как сквозь землю провалились, всей бандой. И это могло означать только одно: произошло что-то плохое. И нет, они не залегли на дно — непременно бы дали о себе знать, с ними что-то случилось. — Вообще-то не всем, — хриплый голос Лизы звучит многозначительно. Саша чувствует взгляд девушки на себе, но всё равно поднимает глаза на неё. Столкнувшись взглядом с сестрой Тима, Александра сразу же отворачивается, и делает глубокую затяжку. Выкурив из сигареты весь табак, до фильтра, она тушит окурок в пепельнице. Саша с самого начала, как только выяснилось, что пропала вся шайка-лейка, подумала, что нужно позвонить Вадиму. Он же их наставник, в некотором роде. И их пропажа, наверняка, не осталось для него незамеченной — они же всё время на связи. И поиск ребят в его компетенции. Кто, как не смотрящий трети города сможет их найти? А может они и вовсе все у него. Напились и потеряли счёт времени. В этот вариант Саше мало верится — учитывая теперешнее отношение Кости к Вадику. А у него же ещё такой характер… младший брат мог что-то сгоряча сделать Вадику, а тот ответить… И вот после этой мысли в голову Саши одна за другой стали приходить ещё более мрачные. Что, если сам Вадик причастен к исчезновению ребят? Мог ли Костя подговорить друзей, чтобы напасть на Вадика? Да. Избить до полусмерти? Да. А то и вовсе убить? Да. И Вадик ведь тоже молчит… Вдруг они с ним что-то сделали? А может всё было по другому сценарию, и взаимоотношения Вадика с Костей здесь не играют роли? Вдруг они все попали в полицию? А может и того хуже — поехали на разборки, а их там всех поубивали? Они же с девочками совсем не подумали, чтобы обзвонить полицию, больницы, и морги… Вернее, подумали, конечно же. Все четверо, первым же делом. Но специально оставили это на последний момент, надеясь, что ребята все-таки найдутся сами. Вот сейчас откроется дверь, и в квартиру ввалится обдолбанный в сопли Тим. И скажет, что они вчетвером гульнули так, что пришли в чувства только сейчас. И что Костя, Гоша, и Жук уже тоже дома — он лично каждого проводил, и последним явился домой. Но в замочной скважине никто не копошится, и на лестничной клетке тихо. Телефоны тоже по-прежнему молчат. Саша накрутила себя до такой степени, что дальше просто сидеть и ждать было невозможно. Хотелось уже какой-то определённости. — Надеюсь, что они у него, — на выдохе проговаривает девушка, и берёт со стола телефон. Ищет в контактах имя Вадика. Найдя, поднимает глаза на Лизу и дополняет: — Сама не верю, что говорю это, — и нажимает на вызов. С их свидания прошла неделя, и Вадик за это время ни разу не позвонил ей, и не написал ни одного сообщения. И лично не приходил. Такое его внезапное исчезновение было для Саши не впервые, а потому она даже не удивилась. Только время от времени ловила себя на мысли, что скучает. По Вадику или по его вниманию к ней, она наверняка не знала. Вадик не брал долго. С каждым последующим гудком Саша чувствовала, как внутри растёт напряжение. А когда он наконец ответил — холодно, отдалённо — совсем не так радостно, когда она звонила в прошлый раз, то Саша убедилась: случилось что-то нехорошее. Она вкратце объяснила суть звонка и принялась молча ждать ответа. Но Вадик тоже молчал. Вместо ожидаемой поддержки Саша слушала тишину, по меньшей мере, десять секунд. — Так вы не в курсе, что случилось? — его вопрос прозвучал, как приговор. — Что? — душа моментально упала в пятки, она побелела. Девочки уставились на неё со страхом в глазах. Ира выхватила у неё телефон, включила громкую связь. — Это не телефонный разговор. Сейчас я к тебе приеду. — Я не дома, — Саша поднимает вопросительный взгляд на хозяйку квартиры. Получив утвердительный кивок, она говорит мужчине адрес. Его не было тридцать пять минут. За это время на нервной почве девочки успели дважды поругаться, Лиза с Сашей выпить по два бокала коньяка, и все четверо выкурить пачку сигарет. Вадик был мрачен, как никогда. С синяками под глазами — то ли от наркоты, то ли от недосыпа. — Наливай всем, — он сунул в руки Ире, открывшей ему дверь, Jack Daniel’s, и стал разуваться. — Да мы, собственно, уже и так пьяные, — сказала девушка, вызывая у мужчины откровенное удивление. Он так и замер на месте, с наполовину снятым кроссовком, и поднял глаза на Шумилину. — Что, и Саша? — усомнился он. — А Саша больше всех, — услышал он сбоку. Повернул голову на прозвучавший голос и встретился с пьяными в хлам глазами Цыплаковой. Потрясающе! Он уставился на неё, не веря своим глазам, а потом на его лице стала растягиваться улыбка. — Привет, Цыплёнок, — ясно понимая, что этот исторический момент нельзя оставить без внимания, снимает обувь, и подходит к девушке вплотную. Касается двумя пальцами её подбородка и слегка поднимает вверх. — Решила преподать урок — как надо пить? — пытается по её глазам определить степень опьянения, чтобы выяснить, сколько это было в бутылках. — Они сами, кого хочешь, научат, — ответила Саша, и он понял: ею не было выпито и бутылки — максимум три бокала. А если она ничего не ела, то и вовсе могла до такого состояния прийти и от одного. И что же её заставило так напиться? Неужто пропажа младшего брата? Чувствует, видимо, что Костя попал в крупные неприятности. Но она даже не представляет, что в очень скором времени ждёт её саму… Вадик вошёл на кухню вслед за девочками. Лена стояла у открытого окна, опираясь задом на подоконник, Лиза, подперев голову рукой, курила. Перед ней стоял почти пустой бокал с коньяком и полная окурков пепельница. — Я так понимаю, вы тут давно уже сидите? — сложив руки в карманы олимпийки, Вадик встал напротив стола. — С утра, — отвечает Ира, опускаясь на стул рядом с Лизой. Саша же осталась стоять с Вадиком — с ним рядом ей было нормально: привычно, комфортно. Его поджатые губы и запах парфюма внушали уверенность. С ним рядом хотелось стоять. И верить, что он разрулит любую ситуацию. — Что с мальчиками? — Лиза подняла на мужчину полные мучений глаза. Он понял: они ещё до звонка ему осознали: случилась беда. И он не стал мучить её, и остальных молчанием. — У меня для вас две новости. Плохая и очень плохая. С какой начать? — он каждую девушку по очереди одарил взглядом. Увидел, как они напряглись. — Говори уже, — тихо сказала Саша. — Гоша мёртв. — Как? — в один голос спросили Лиза с Леной. — Подстрелили. Кто, почему — неизвестно. Лиза залилась слезами, Ира стала её успокаивать. Вадик налил из уже почти пустой бутылки коньяк и поставил бокал перед Гордеевой. А Саша, с круглыми глазами как пять рублей, села рядом с девочками. — Теперь очень плохая: Цыпа, Тим, и Жук в полиции. Их подозревают в убийстве Гоши. Прозвучавшее было для девочек как гром среди ясного неба. Хоть и были морально готовы услышать нечто такое, всё же, именно таких новостей не ожидал услышать никто. То, что ребята могли быть причастны к убийству Шустрова — казалось и вовсе бредом. Они ведь лучшими друзьями были! А если и предположить, то что такого мог сделать этот безобидный парнишка, что те бы его застрелили? Бред, однозначно. Но разве в полиции примут этот факт во внимание? Зная, как в Чай-Хонте закрывают ни в чём не повинных людей, а действительно опасных людей оправдывают, девочки очень сомневаются, что их парням и братьям может повезти. Если только они не находятся под покровительством какого-нибудь влиятельного человека… Саша поднимает голову на Вадика и встречается с ним глазами. После свидания с ней он как кретин ходил из угла в угол и курил одну за другой, запивая дешёвым коньяком. Грёбаное волнение в душе и бешеный стук сердца не утихали. И даже наркотики оказались бесполезны. Его впервые не брало ничто. Вадика бесило это чувство. Он не понимал, что с ним такое, но решительно хотел от этого избавиться. Впрочем, конечно, он понимал. И боялся. Боялся, не желая опять испытывать то, что приносит одни несчастья. И чем больше убеждал себя в том, что это просто влечение, тем отчётливее понимал — не просто. Это не просто влечение, и не желание потрахаться конкретно с ней, это, блять, чувства. Чувства, которые ему нахуй больше не нужны. Дважды он в эту муть нырял с головой. Третьего раза его сердце — наличие которого оказалось для него открытием, Рослин просто не перенесёт. Забыть о Цыплаковой было лучшим решением. Причём для неё же. И Рослин бы, возможно, забыл. Если бы не эти глупые малолетки, которые бросили товар у всех на виду. Злость овладела им в ту секунду моментально. Вадику хотелось их поубивать нахрен. Но потом взамен ненависти пришло желание мести. А следом и решение: понести наказание должны не только пацаны, но и те, кто им дорог. По полной. Бросить траву, суммой на два миллиона долларов, это же надо было додуматься! И ему класть хотелось с высокой колокольни на причины, по которым они это сделали. Вадик вызвал ментов и строго на строго приказал Жанне держать язык за зубами — в том числе и о своём знакомстве с ним — Пулемётом. И принялся ждать. Саша позвонила ему аж через двое суток после случившегося. Он уже весь извёлся, не понимая, почему она всё это время молчала. Даже отправил своих людей понаблюдать за ней, и выяснить — она вообще заметила пропажу младшего брата? И успокоился, когда узнал, что уже полдня она находится в квартире Лизы. А вместе с ними и Ира с Леной. Девочки смогли сложить два и два, и поняли, что их парни и братья пропали вместе. И вместе пытались их найти. И вот он наконец дождался: Саша позвонила. Вся такая взволнованная, напряжённая. Чуть не плакала. И он вдруг задумался: а на что она готова пойти ради спасения брата? Словно услышав его вопрос, она поднимает голову и смотрит прямо на него. Она молчит, и он ничего не говорит. Они просто смотрят друг на друга, и Вадик отчётливо в эту секунду понимает: она готова на всё. — Что мы можем сделать? Какие у них шансы? — спрашивает Лиза, вытирая слёзы. Вадик смотрит на неё, молчит, и не понимает, почему истерит в данный момент Гордеева, а не Цыплакова? Неужто выпитое спиртное её держит? Возможно. Но как бы ему хотелось увидеть её слёзы, и услышать заданный Лизой вопрос из её уст… — Сейчас ничего не ясно. Следствие идёт, отрабатываются версии. Я держу это дело на контроле. Как только появятся подвижки, дам знать. И тогда уже решим, что делать, — по деловому отвечает он, и видит, как эти дежурные фразы ещё больше омрачают девушек — неопределённость ещё никого не ободряла. — И стоит ли вообще пытаться, — мрачно и тихо добавил он, не желая их морального добить, но явно давая понять, чтобы не надеялись на чудо. — Вы все здесь останетесь? Или по домам разъедетесь? Могу подбросить, мне как раз по пути. Ему вообще не по пути — дома девчонок находятся дальше, чем клуб, куда он и собирается вернуться. Но больно уж хочется остаться с Цыплаковой наедине — её дом находится дальше, чем Ленкин и Иркин, а потому его план может сработать. Может — если она не решит остаться на ночь у Лизы. Но она не решит — побоится оставлять маму одну. И он оказался прав: Александра назвала девочкам именно эту причину, и обняв Лизу, пошла в коридор обуваться. Ира тоже поехала с ними — её причина уехать была схожей с Сашиной: бабушку Антона нельзя оставлять надолго одну. А вот Лена осталась — Лиза её попросила. По дороге домой все трое молчали. Саша сидела спереди. Что примечательно — сама так решила. Вадик бросал на неё не частые, но долгие взгляды, пока стоял на светофорах, но она на них не отвечала. По её напряжённому лицу понял: эффект от алкоголя стал испаряться. Отчуждение сменилось тревожностью. И единственным вопросом: что делать? Когда Иру высадили, и Вадик с Сашей остались наедине, ситуация не поменялась. Он не стал её тревожить и пытаться как-то разрядить напряжённую обстановку. Дал полностью уйти в себя. И, видимо, она так глубоко ушла, что не заметила, как Вадик привёз её домой и выключил двигатель. Он смотрел на неё, а она — в лобовое стекло, не моргая, и почти не дыша. Вадик осторожно коснулся руки девушки, и она моментально отреагировала: повернула к нему голову, часто заморгала. — Задумалась, — сказала она, как будто в оправдание. Отвернулась к двери, открыла, и стала выходить. Вадик вышел следом — не думая, что она решала уйти по-английски. Это раньше Александра так могла сделать. Но не теперь. Отныне между ними другие отношения — близкие. И прощание между ними тоже теперь другое — как ни странно, оно каждый раз происходит в одном и том же месте, вот здесь: под фонарём у подъезда. Они стоят, как по традиции, в шаге, друг напротив друга. И молчат. — Позвонишь мне, если что-то узнаешь? — не глядя на мужчину, спрашивает она. — Конечно, — обещает Вадим. Она кивает в ответ, и кидает на него короткий взгляд. — Пока, — Саша делает шаг в сторону, и намеревается уйти, но ощущает, как Вадик хватает её за запястье и резко тянет на себя. Он обхватывает её двумя руками и крепко прижимает к себе. Саша даже не стала сопротивляться. Встретила его внезапное проявление чувств совершенно спокойно, легко поддалась, и уложила голову на его плече — как будто только этого и ждала. Вадик гладит ладонью по её спине, уткнувшись носом в пропахнувшие сигаретным дымом волосы. Впрочем, запах её духов всё равно ощущается. — Как я маме скажу? Ей нельзя волноваться, — тонкий плач уже не намекает, а открыто говорит Вадику: ему не показалось. Она действительно ждала, чтобы оказаться в его объятиях, и дать волю слезам. — Не забывай: он несовершеннолетний, — Вадик прижимает её крепче и не понимает: неужели нельзя было сказать? Или самой прильнуть к нему? А если бы он не остановил её? Если бы отпустил? Нет, логика женщин — вещь беспощадная. И необъяснимая. — И что? Его обвиняют в убийстве! Он сядет. — Не факт. В ходе следствия всё ещё, знаешь, как может измениться? Их вообще оправдать могут. Былые серийники из-под таких сроков уходили, что ты! А тут трое первоходов, два из которых несовершеннолетние. Придумаем что-нибудь. Не раскисай. Вадик убирает прилипшие волосы с её влажного лица, пока она плачет, уткнувшись лбом в его плечо. Целует в щёку. И не чувствует сопротивления с её стороны. Он сомневается, что она вообще заметила его поцелуй. Хотя, конечно, заметила — сложно не обратить внимание на колючую щетину. Он повторяет поцелуй ещё несколько раз, постепенно передвигаясь от щеки к губам, очерчивая пальцами черты её лица. Вот он уже целует уголок её губ, а она — подумать только, до сих пор его не остановила! Он берёт её голову в руки, слегка отодвигается, чтобы их лица были друг напротив друга. И когда она поднимает на него глаза — отчаянные, обречённые, он понимает, насколько она сейчас уязвима. Что в очередной раз пресечёт его попытку поцеловать её — тоже понимает. Но всё равно подаётся вперёд, и целует в губы. Жадно, страстно, зная, что она сейчас вырвется, и это прекратится. Но Саша мирно стоит на месте, а спустя несколько секунд и вовсе отвечает на его поцелуй. Вадик чувствует, что его сейчас разорвёт нахуй от нахлынувших эмоций. Он углубляет поцелуй. Руки его спускаются к шее, скользят по предплечьям, обхватывают талию и прижимают к своему телу как можно теснее. Никогда она ещё не была так близко, а ему всё равно недостаточно. Хочется быть ещё ближе. Была бы здесь кровать, он бы повалил Сашу на неё, и своим весом вжал бы её полностью в мягкую поверхность. И целовал бы в шею, опускаясь плавно ниже, и ниже. И наслаждался бы её тяжёлым дыханием. Но они стоят перед её подъездом под грёбаным фонарём, и всё, что он может предложить — это салон его автомобиля. Всё было идеально ровно до того момента, пока Вадик не ощутил, что она дёрнулась — попыталась вырваться из плена его рук. Кончено, безуспешно — он предполагал такой исход событий, а потому держал её крепко. Следующей её попыткой прекратить происходящее стало отворачивание. И вот это сделать он не смог ей помешать — руки-то были на талии. Она поворачивает лицо влево, но он продолжает своё: целует в щёку, тянется к губам. — Стой, — говорит она, отдаляя голову назад, понимая, что иначе — сам, он не остановится. И Вадик прекращает поцелуи сразу. Не отдалившись от её лица, поднимает глаза. Она издаёт короткий звук — как издают маленькие дети, когда что-то не так. Вадик внутренне напрягся, совершенно не желая ни заканчивать начатое, ни уж тем более выпускать её из объятий. Но Саша упирается ладонями в его плечи, и подозрительно прячет от него глаза. Он всё-таки выпускает её. Чувствует при том ощущение, как будто пришлось отдать кому-то любимую игрушку. Странная ассоциация ему совершенно не понятна, тем не менее, чувство обиды заметно корябает изнутри. Он не знает, почему: хорошо же всё. Он её только что целовал — и она ему отвечала, и это явно между ними не в последний раз. Но она же не просто так прервала поцелуй… — Я тебе должна кое-что сказать, — она наконец поднимает на него глаза, и Вадим осознаёт, что нет, не всё хорошо. Саша молчит. Пытается подобрать слова, но в голове бардак. Все мысли и чувства спутались. Она не знает, какие из них реальны, а какие надуманы. Она только что целовалась с ним. С Вадиком! Что произошло, и почему пошатнулось её целомудрие — она не поняла. Но знала наверняка: она этого хотела. Хотела, чтобы Вадик её поцеловал. И он это сделал именно так, как она желала: страстно, горячо. Ответить на его поцелуй тоже хотела. И коснуться пальцами его щетины, и обнять за шею. Вадик не стеснялся прижимать её к себе и демонстрировать сексуальное желание. Пальцами сжимать бёдра и гладить задницу тоже не стеснялся. И это ей нравилось. Ей показалось, что он был готов взять её прямо здесь и сейчас. И вместе с этим осознанием в голове всплыл образ Зимы. Ей вмиг стало так неприятно, и так стыдно, что былая страсть улетучилась в одно мгновение. Она прервала поцелуй. — Это была ошибка, — говорит она, снова пряча от Вадима глаза. Он улыбается. Ему хочется её прибить — за то что снова возвращает их отношения на ту стадию, когда он пытался её добиться, а она говорила, что ему не светит. — Ну, хватит может? Всё ж понятно уже. — У меня есть парень, — резкое заявление звучит сразу после его слов. Она поднимает взгляд на мужчину и доводит до его сведения самое главное: — Я его люблю. Слова, сказанные на полном серьёзе, его совсем не впечатляют. Вадик не верит. Он уверен — она ему солгала, потому что теперь, после того как целовалась с ним, уже не может утверждать, что он ей совсем не интересен. А наличие парня — вроде как повод не вступать с ним в интимную связь. Только вот нахрена она это всё выдумала, если своё желание потрахаться с ним она только что продемонстрировала — когда прижималась к нему, целовала в губы, и позволяла его рукам находиться там, где не всем разрешено? — Что ещё придумаешь? — он улыбается — как дурачок, и Саша понимает: он не прикидывается, а в самом деле ей не верит. — Я серьёзно. Мы с ним ещё со школы вместе. Несколько лет назад нам пришлось расстаться. Сейчас мы опять вместе, — она умалчивает, что после их воссоединения с Зимой они опять расстались. Точно не знает, почему: то ли чтобы не давать Вадику ложных надежд, то ли потому что Зима обещал, что вернётся. — Я тебе про него рассказывала. — Хорош уже себе цену набивать. Это уже смешно. От влюблённого взгляда, которым он совсем недавно одарил её, не осталось и следа. Вадик смотрит злобно, в упор, как будто она где-то очень сильно напортачила. Слова его были сказаны грубо. Неприятно отозвались в душе, вызывая какие-то дурные чувства. Саша опешила. Уставилась на него, не в силах что-либо сказать. И Вадик прекрасно увидел эту её оскорблённую реакцию. Очень реалистично. Поверил бы даже, если бы не знал блядскую натуру всех баб. — Ты меня уже два ёбаных месяца динамишь. Мало что ли? Чего ты добиваешься? Что я и дальше буду бегать за тобой? И сопли вытирать? Заигралась ты, Сашенька. Совсем дурной, не отдавая отчёта своим действиям, Вадим делает к ней шаг. И неизвестно, что бы он сделал, если бы она не привела его в чувства, влепив пощёчину. Вадик пришёл в себя моментально. Не чувствовал себя виноватым, и не жалел о сказанных словах. Жалел себя — щека неприятно жгла. — Ты за кого меня принимаешь? — За ту, кем ты являешься на самом деле, — он медленно поднимает на неё взгляд. Смотрит уничтожающе, с полной уверенностью и верой в свои слова. — Все вы одинаковые. И ты не исключение. Три года спала с мужиком, и всерьёз не знала, что он женат? Брось. Ты не могла не знать, ты же девушка. У вас это природой заложено — знать больше, чем нужно. Так что ты такая же блядь, как и все мои бывшие. Саша всё осознала. Ей обидно от сказанных напрямую слов, но зато она наконец узнала, за кого он её принимает, и что Вадику от неё нужно на самом деле. И вот это осознание развеяло туман в её голове. И разложило всё по полочкам. — Только вот я не твоя бывшая. И не буду — ни бывшей, ни нынешней. И ты знаешь это. И бесишься, — она делает шаг к нему, и словно бы совсем не боясь, встаёт неприлично близко, и прямо в глаза заявляет следующее: — Поэтому мне всё это и говоришь — потому что понял, что не светит. Признайся, Вадик. Или ты умеешь только оскорблять? — она выждала ровно десять секунд — он ничего не отвечал. — Так я и думала. Саша делает шаг назад, на развороте второй, и разорвав контакт глаз, уходит в подъезд. В её душе были неопределённые чувства. Она ощущала и злость, и обиду, и ненависть. Но хуже всего было понимать, что он прав. Она-то и впрямь знала, что Дима был женат. Ей просто было это неважно. Она получала от него внимание и дорогие подарки — и больше ей ничего не нужно было. А потому и делала вид, что не знала о штампе в его паспорте и о двух детях. Это уже потом, морально повзрослев, она осознала, что так и останется его любовницей. А в идеале-то хотелось нормальную семью, детей. И чувства к Диме куда-то стали испаряться. Остался только секс. И понимание, что эти отношения нужно заканчивать. И когда вдруг в её смену привезли в больницу Димину дочь, она решила, что это знак свыше, и поставила точку в этих отношениях. В ту ночь, кстати, она и познакомилась с Вадиком. Он ей показался тогда таким странным… хоть и был весьма симпатичным. Чего уж там таить, Вадим весьма привлекательный мужчина. А харизма какая! Про глаза и вовсе говорить нечего. Эти голубые глаза, наверняка, покорили не одну девушку. И Саша не стала исключением — хоть и всячески это отрицала. Мысль, что он ей может быть симпатичен, как мужчина — она отгоняла сразу же. И у неё были на то причины: дурное влияние на Костю, его преследование, зацикленность на ней, и непоколебимая уверенность, что любой ценой добьётся её. Саша из принципа не собиралась ему сдаваться. Но потом что-то пошло не так: он спас её от изнасилования, она сходила с ним на свидание… и вдруг поняла, что уже не может отрицать очевидное. Он ей нравился. Она продолжала его опасаться, и не доверять, но с чувством влечения к нему ничего не могла поделать. Лишь мысли о Зиме её отрезвляли, и не позволяли броситься в омут с головой. Но в этот раз мысли-спасатели опоздали. И она позволила Вадику себя поцеловать. И себе — ответить. Чёрта с два! И вроде бы всё шло нормально, ей так было хорошо с ним. А потом — бац, и Зима в голове. Она принялась за старую пластинку, и вот тут началось самое интересное… Вадик больше не играл в хорошего парня. Предстал перед ней во всей красе. И спасибо ему за это, а то ведь Саша забыла, с кем имеет дело. И самым паршивым во всей этой ситуации было не то, что она поддалась минутной слабости. А то, что призналась себе: к Вадику её неимоверно влечёт. Но он своим поведением всё испортил — как всегда.