Личный восход Солнца.

Я благодарен ей всем сердцем. За опыт, за невозможные эмоции и поцелуи, за любовь, которую дарила мне каждую ночь, хоть она и оказалось лживой, я благодарен. За нежные касания и возможность дышать ею, за крепкие объятия и поддержку...я благодарен. Я просто хочу, чтобы она знала это. Теперь все это получает другой и я молюсь, чтобы не было очередной лжи, которая может сломать одного из них. Я не буду проклинать ее, наоборот желаю всей своей разбитой и пепельной душой счастья. Желаю, чтобы она улыбалась, целовала и дарила любовь по-настоящему, чтобы получала любовь настоящую.

А я справлюсь и сам. Я соберу себя по кусочкам, как феникс попробую восстать из пепла, постараюсь вновь полюбить жизнь и когда-нибудь возьмусь за ярко-оранжевую краску, чтобы перекрасить темное звездное небо в восхитительный восход солнца.

***

      Чимин стал тем самым первым лучом восхода для Чонгука. Он ворвался в его жизнь с радостным «Доставка!» и широкой, до невероятного прекрасной, улыбкой. Чонгук как всегда заказывал краски, но в этот раз вместо пожилой женщины на пороге стоял юноша, который представился ему Пак Чимином, который похвалил его вкус и сделал комплимент его внешности. Он продолжал улыбаться хмурому, серому Чонгуку с каждым словом добавляя в него ярких красок. Чонгук для него по собственному желанию стал личным пустым холстом, на котором мальчик мог написать что угодно, но тот только продолжал бессмысленно измазывать его разными цветами. А Чонгук, сам того не ожидая, начал заказывать краску за краской ради самых ярких пяти минут его жизни, которые заканчивались непозволительно быстро. Мальчик вежливо прощался и уходил, оставляя после себя лишь легкий запах сирени. Стояло очень жаркое лето, а Чонгук закрылся в своих четырех стенах продолжая свои попытки закрасить ночное небо, звезды которого его все время отвлекали. Он раскрасил все стены, все холсты, но все никак не прикоснулся до потолка. Один раз мазни, яркой оранжевой краской просто дотронься и затем будет проще, но Чон не мог. Открывая все окна и двери он проветривал квартиру и параллельно курил на балконе. Чимин шел по вишневой улице, он не был в своей рабочей форме и той дурацкой кепке. Он был в легкой ярко-желтой футболке, что из-за ветра забавно надувалась, и темно-коричневых шортах; его волосы развивались на ветру, открывая красивый лоб. Чонгук уже давно затушил сигарету, он оперся на свои локти, продолжая наблюдать за миниатюрным парнем, что одним своим присутствием делал его счастливее. Чимин поклонился соседям и остановился возле бродячей кошки, которую Чон часто подкармливает, и начал ее гладить и играться с ней, вызывая в Чонгуке умилительную улыбку. А затем доставщик зашел прямо в дом, в котором живет сам Чонгук. Странно, но на этот день Чон ничего не заказывал, и, насколько известно Чонгуку, Чимин тут не живет. Неужели Чимин приехал к нему просто так? Чонгук тут же бьет себя по голове за такие бредни. В доме живет не только он один и, конечно же, у Чимина нет других причин, кроме доставки, чтобы приходить к нему, поэтому, определенно, Чимин даже не вспомнит о странном парне, что все время заказывает краску. Но не успевает Чонгук закрыть балкон, как раздается стук в дверь Чимин стоит скрестив руки позади, смотрит на Чонгука с улыкой милой и говорит, говорит, так много говорит, заставляя Чонгука смеяться звонко. А потом произносит: «Не хочешь прогуляться?», и Чонгук уже не смеется. Хочется сказать «давай», но будет ли это правильно. Подумать ему не дают вдруг заблестевшие глаза напротив. Чимин неожиданно становится неловким и прячет взгляд, говорит, что Чонгук не обязан соглашаться, и Чимин вообще просто так поздороваться зашел. Чонгук прерывает его резким согласием. Просит ждать в коридоре и выходит через десять минут, успевая смыть краску с пальцев. Они идут в парк аттракционов, что чем-то похож на диснейленд. Везде продают коктейли и мороженое, сладкий/соленый попкорн; откуда-то доносится живая музыка, и Чимин тянет Чонгука прямо туда, крепко хватая его за ладонь своею маленькой рукой. Чонгуку жарко, очень жарко и хорошо от теплых прикосновений и очаровательной улыбки, что дарит ему Чимин. Чонгуку хорошо от заразительного смеха, от неловкого, но прекрасного танца, который показывает ему парень под звуки скрипки. У Чонгука кружится голова от Чимина и от этой карусели, но ему все еще хорошо, очень-очень хорошо. Чонгук покупает им обоим холодные напитки, а Чимин вдруг выуживает из-за спины два ободка: один с кроличьими ушками, а другой — с маленькими мордочками Микки Мауса. Второй Чимин тут же цепляет на себя. Чонгук не успевает понять, как вдруг оказывается с кроличьими ушами на голове. Чимин звонко смеется и называет Чонгука милым, а Чонгук понимает, что, кажется, тает прямо как мороженое в руках той маленькой девочки. Чонгуку тепло не из-за солнца, а из-за Чимина, улыбка которого ярче всех звезд. Так романтично и сладко, но других слов у Чонгука просто нет. Чимин ведет его в дом страха, гордо заявляя, что таких вещей не боится, а затем заставляет Чонгука смеяться, когда громко кричит и тесно прижимается, моля спасти его и «вытащить к черту отсюда». Чимин обнимает его крепко, утыкается в грудь и жмурит глаза, полностью полагаясь на Чонгука. Ему так страшно от всех этих внезапных звуков и неожиданно появляющихся (очень хорошо загримированных!) актеров. Но Чимин чувствует, слышит чужое биение сердца, надеясь, что оно участило свой ритм вовсе не из-за страха (ведь Чон даже не вздрогнул), а из-за него. Чимин долго приходит в себя на деревянной скамейке, смотрит в песок, не имея храбрости поднять свою голову, ведь он теперь считает себя таким трусом. Однако теплые пальцы, что зарываются в его волосы на макушке заставляют его думать о другом. Нежные успокаивающие движения и запах чужого тела с нотками одеколона пробуждает в Чимине гамму эмоций и чувств. Он резко поднимает голову и перехватывает чонову руку, цепляясь своими пальцы за широкое запястье. — Чонгук. Чимин смотрит в темные глаза напротив, такие глубокие и горячие, что тонуть в них одно удовольствие. Чимин и тонет. Долго. С наслаждением. Перевести свой взгляд на чужие губы было роковой ошибкой, что выбила весь воздух из легких. Чимин пропал, он не только утонул, но и пропал или это весь мир вокруг него, потому что Чимин сейчас видит лишь Чонгука, его глаза и губы, что так хочется поцеловать, чувствует только Чонгука и теплую руку, за которую хочется притянуть еще ближе. Чонгук тоже смотрит на него с упоением, но не решается дотронуться, ведь ему так часто говорили, что искусство трогать нельзя, только смотреть. Но Чонгук сгорает. Сгорает от своих мыслей, от желаний, от крепкой хватки на своей руке сгорает. — Все в порядке? — хрипло, не отводя взгляд. Нет. Или да. Если сходить с ума от желания прикоснуться это в порядке, тогда — да, в полном. — Все хорошо. — кивает Чимин. Он и не заметил как наступил уже вечер, а они не опробовали еще столько аттракционов, хотя тот, что происходит прямо сейчас похлеще американских горок и дома страха вместе взятых. — Не хочешь воды? — Чонгук заботливый очень, но Чимин ждет совсем не этих слов. «Хочу тебя». Пак мотает головой и вдруг встает с места, продолжает держать Чонгука за руку, только на этот раз сплетает пальцы. Улыбается, когда чувствует как сильно Чон сжимает его руку. — Куда мы? — Увидишь. Очередь на колесо обозрения оказалась довольно-таки маленькой, поэтому они спустя всего несколько минут уже находились в кабинке. Отсюда все совсем по-другому, видно всех как на ладони: допустим, вон там, рядом с раздвоенным деревом, продавец, у которого Чонгук купил коктейли, а за тем аттракционом лавка, в которой Чимин приобрел эти забавные ободки, что до сих пор надеты на их головах. Все просто усыпано фонарями и звездами; река отражает в себе все огни, и это так неописуемо прекрасно. — Я боюсь высоты. — вдруг выдыхает Чимин, что сжимает полы своей футболки. Чонгука будто холодной водой окатили. — Что?! Тогда почему… — Потому, что я хотел! — признается мальчик. — Всегда хотел прокатиться с дорогим мне человеком на колесе обозрения. Это моя мечта. Чонгук видит как Чимину страшно, как он дрожит и потеет, сжимая определенно холодные от страха пальцы. Он пересаживается на сторону Чимина и берет его крепко за руки, успокаивающе поглаживая. — Смотри на меня. Чимин слушается, тут же чувствуя как дышать становится легче. Но Чонгук смотрит на него так, что дыхание вновь спирает. — «Дорогим»? — совсем тихо спрашивает Чонгук, упираясь лбом о чиминов. Последний кивает робко и поднимает свой взгляд на Чонгука. — Ты мне нравишься. Еще с нашего первого знакомства ты мне понравился, но я не решался тебя хоть куда-то пригласить. — признается он. Чимин чувствует горячее дыхание Чонгука на себе, чувствует его губы всего в нескольких сантиметрах от его и еле сдерживает себя, чтобы не потянуться вперед за сладостным поцелуем. — Я уезжаю в Пусан. Чимин думал, что большего драматизма в его словах не будет, как вдруг на небе раздается оглушающий грохот, и слышатся первые капли дождя. — Уезжаешь? Когда? В глаза Чонгуку смотреть не хочется. Все его эмоции просто написаны на его лице так же хорошо, как он пишет свои картины. Скрыть ничего не получится. — Завтра. Первым же рейсом. Чонгуку хочется сказать «не уезжай», но он не имеет на это ни малейшего права. — Я просто только сегодня понял, что если не признаюсь тебе в своих чувствах, то буду потом об этом очень жалеть. Поэтому я сейчас здесь вместе с тобой. — Чтобы попрощаться? — Нет же, чтобы признаться тебе и провести с тобой время. Чон Чонгук, ты что не понимаешь? Я влюблен в те... Чимину не дают договорить настойчивые губы Чонгука, что отчаянно прижимаются к его собственным, лишая кислорода, который сейчас и не нужен. Чимин готов дышать его поцелуями. Они целуются неаккуратно, безудержно, сталкиваются зубами и кусают друг другу губы. Чимин сжимает чоновы плечи, а тот зарывается пальцами в мягкие волосы Чимина, поглаживая кожу головы и вызывая тем самым мурашки на его теле. Хочется больше прикосновений, больше близости, слияния. Ресницы Чонгука щекочут щеки Чимина, заставляя его смеяться в поцелуй, позабыв обо всех проблемах, даже о том, что он через одиннадцать часов уже уедет совершенно в другой город, где ждут его родители и любимое море со своим холодным пляжем. Горячие губы накрывают чиминовы скулы, подбородок, шею, а затем Паку становится еще труднее дышать, ведь Чонгук неожиданно обнимает его крепко, зарываясь носом в ямку за ухом. У того, кажется, кости хрустят, но он счастлив. Губы до сих пор пылают жгучим огнем. — Ты рисовал меня. — шепчет Чон, уверенный, что Пак не поймет о чем речь. — Твои слова, улыбки, касания — это все твои краски, какими ты меня рисовал. Скажи, какого я стал цвета? Чимин улыбается ласково, притягивает лицо Чонгука к себе и смотрит прямо в глаза. — Фиолетовый. — смеется. — в тебе два сильных и одновременно противоположных цветов — красного и синего, цвет страсти и цвет спокойствия. Думаю, если бы все люди представляли собой какой-то цвет, ты был бы фиолетовым. Пак целует его глубоко, горячо, как в последний раз, что не совсем ложь. — А какого цвета я? —вдруг спрашивает Чимин. — Оранжевого. — тут же отвечает Чонгук. — Потому, что ты заменил мне восход Солнца. Они еще раз сливаются в поцелуе, не замечая, что оказались уже в самом низу колеса. Здесь уже не видно всех тех огней и фонарей, стало так темно и безрадостно, одно только тепло чужого тела и сладкий поцелуй заставляли верить в чудеса, но даже этому пришел конец. — Спасибо тебе. — голос у Чимина дрожит, а глаза совсем раскраснелись, еле сдерживая в себе соленые слезы. — Ты мне нравишься, Пак Чимин. — признается Чонгук, последний раз заглядывая в чужие миндалевые глаза. Ведь затем Чимин их закрывает, и из-под ресниц тут же стекают прозрачные слезы, которые мальчик усердно прикрывает запястьем. — Прости, — сипит он. — Мне так жаль. Чонгук притягивает его к себе и прикасается губами ко лбу, оставляя на нем целомудренный поцелуй. Мальчики прощаются, когда дождь уже прекратился, но луна так и не появилась, чтобы осветить своим сиянием их путь. Утро наступает слишком рано.

☀️☀️☀️

      Чонгук просыпается от настойчивого звона в его дверь. Парень смог заснуть только под утро, потому что всю ночь его терзала бессонница, а точнее — мысли о Чимине и своих чувствах. Он был так счастлив, когда просто видел его у себя на пороге, но он и подумать не мог, что будет достоин такого близкого общения, тех чувств, что испытывает к нему Пак Чимин, тех поцелуев и взглядов. Ох, как бы Чонгук хотел еще раз прижаться к нему и долго обнимать, и целовать, и любить. А что, если там за дверью стоит именно Чимин, что если он решил никуда не уезжать? Чонгук тут же спрыгивает с постели, роняя все банки и кисточки у себя под ногами, на его лице уже расцветает улыбка, а руки тянутся к замку, открывая его. Но на пороге не он, а она. Улыбка тут же спадает с лица. Девушка как всегда прекрасна, она ничуть не изменилось, если только не считать виноватого выражения лица, которое ей не присуще. Она сжимает в руках свою сумочку и, опустив взгляд, тихо здоровается. — Что ты здесь делаешь? — прямо с порога спрашивает Чонгук. — Я хотела с тобой поговорить. Можно войти? — ее глаза потухшие, или Чонгук просто не видит больше в них звезд. Он пропускает девушку в квартиру, а сам направляется в ванную, чтобы умыться и немного привести волосы в порядок. Девушка как села скромно на диван, так и осталась молча сидеть там, стараясь даже не шевелиться. Она осматривает квартиру, что сильно изменилась в ее отсутствие, чему искренне рада. — Что-то случилось? Почему ты пришла? — начал сразу Чонгук, как вышел из ванной. — Я хочу извиниться. Чонгук, я… — Не нужно. — перебивает он. — Все в прошлом. Как я и обещал себе, я выбрался и смог пережить этот нелегкий период моей жизни. Поэтому я все еще не понимаю причины твоего нахождения здесь. — Я выхожу замуж. — признается она и успевает прервать очередную чонову фразу. — Я поняла каково это любить, как больно и сладостно это бывает, и осознав это, я поняла какую сильную боль я причинила тебе тогда. Ты можешь меня не прощать, но мне очень, о-очень жаль, Чонгук. Ты подарил мне миллион эмоций в те времена, многому научил, а я этого не ценила. Мой муж…я понимаю, что сейчас он для меня стал целым миром, и если я потеряю его, я просто не выдержу. Я вспомнила, как ты однажды сказал, что я для тебя все небо и вся вселенная, что, потеряв меня, для тебя потухнут все звезды. — Они потухли, — соглашается он. — Но затем одна спустилась прямо к моей двери. Послушай, ты можешь не беспокоиться. Я никогда не держал на тебя обиду, я счастлив, что ты нашла свою любовь. Девушка нежно улыбнулась и опустила голову, понимая как сильно они оба изменились, наверное, все-таки, в лучшую сторону. Она еще раз взглянула на Чонгука и встала с дивана, медленно шагая на выход. Чонгук проводил ее до самой двери, но он не ожидал, что к нему вдруг резко обернуться с блестящими от слез глазами. — Ты был дорог мне, Чонгук, правда. — ее голос дрожит, но Чонгук видит и понимает, что сейчас она на сто процентов откровенна с ним. — Ты тоже. — также искренне отвечает он. Уже спускаясь по лестнице, она обернулась в последний раз и широко улыбнулась, обнажая свои маленькие зубки и десна, что делало ее похожим на ребенка. — Береги свою спустившуюся с небес звезду, Чон Чонгук. Чонгук кивнул, провожая ее взглядом, и закрыл за собой дверь, чувствуя, как какой-то глубинный камень его души упал. Но тревожное чувство, что не покидало его всю ночь вновь вернулось. Он не имеет права просить у Чимина остаться, но у него есть возможность хотя бы просто сказать это, и ее Чонгук не готов упускать. Чон хватает из ящика паспорт, деньги, ключи и вылетает из квартиры, спускаясь чуть ли ни через три ступеньки сразу. Он ловит такси и просит ехать на вокзал настолько быстро, насколько это вообще позволяет. Чонгук корит себя за то, что не взял у Чимина его личный номер телефона, что не поехал к нему намного раньше. Он очень надеется, что Пак останется в Сеуле, а если нет…если нет, то Чон сам переедет в Пусан, потому что здесь, в Сеуле, его ничего не держит. Он отдает водителю деньги за такси и тут же выбегает наружу. — Чимин! — кричит Чонгук, расталкивая прохожих. — Чимин! Пак Чимин! Извините… Чимин! Он сталкивается плечами с другими, роняет чужие сумки, судорожно пытается помочь и снова зовет Чимина. Он поворачивает за плечо какого-то парня, что на первый взгляд показался ему именно Паком, но ошибся. Снова извиняется, бежит, задыхается, оборачивается, оборачивается, оборачивается и вновь зовет. На глазах выступают слезы, а в душе полное опустошение. Когда раздается голос оператора об отправке поезда на рейс Сеул-Пусан Чонгук окончательно опускает руки. Он стоит посередине, наблюдая, как народ совсем исчезает, а поезд и вовсе уезжает, разрушив все надежды Чонгука на чудо. — Чимин, пожалуйста… В такси Чонгук даже не пытается себя сдерживать, когда горячие слезы начинают стекать по щекам. Он просто смотрит в окно и понимает, что больше не видит цветов. Все для него теперь стало дешевым черно-белым кино, в котором надеяться на счастливый конец нет смысла. Водитель попался очень понимающим человеком, поэтому не спрашивает что произошло, а просто предлагает свои сигареты и разрешает закурить прямо в салоне. Чонгук уже представляет эту картину, если бы они были в кино: он сам фиолетового оттенка с дымящей сигаретой в пальцах и дорожками слез на лице, он смотрит пустым взглядом на черно-белую улицу и понимает, что люди вокруг сплошные серые пятна. Глаза ищут лишь оранжевый оттенок, что так сейчас нужен, но натыкаются лишь на бесцветную массу… Чонгук безвольной куклой плетется обратно домой и невольно вспоминает первую улыбку Чимина, его жизнерадостный голос. Он помнит его теплые руки, что передавали посылку, помнит, как тот искренне удивился работе Чонгука, но так же искренне поддержал его. Чонгук никогда не забудет и их вчерашнее свидание, хоть никто его так и не называл. Не забудет поцелуи и объятия, долгие чувственные взгляды. Чонгук уже думает о том, чтобы пойти в тот магазин, где заказывает краски, и узнать личную информацию о Чимине. Вдруг получится убедить дать хотя бы его номер телефона. Он думает о том, как вообще будет жить, не видя улыбки Чимина, не видя свой личный восход солнца. А сам Чимин? Он же плакал, когда они прощались. Чимин же тоже будет скучать, как и Чонгук. Что это вообще такое? Они должны быть вместе, они оба этого хотят. — Чонгук? — у Чонгука кажется слуховые галлюцинации на почве всего этого, потому что он слышит голос Чимина так отчетливо и близко. Парень стоит на лестничной площадке, смотрит себе под ноги и думает, что это невозможно. Чимин сейчас в поезде, едет в Пусан, он никак не может быть здесь. — Чонгук! — а это уже не шутки. Чон резко поднимает голову и видит, как Пак встает с порога возле его двери. Чимин подбегает к Чонгуку в считанные секунды, и крепко обнимает, повиснув на шее. Чонгук никак разобрать не может плачет Чимин или смеется, потому что сам Чон готов разреветься. Но как же ему тепло, его сердце охвачено настоящим пожаром. Чужие волосы щекочут лицо, но Чонгуку все равно, он крепче стискивает хрупкое тело, чувствуя чиминово биение сердца и нежные губы, что касаются его щеки. — Я тебя искал, — сипит он, крепче прижимая Чимина к себе. — Весь вокзал обошел, звал тебя, думал ты уехал… Какого хрена ты теперь делаешь у моей двери?! Несмотря на крик и мнимое возмущение, Чонгук лишь глубже зарывается в ворот чужой футболки, а Чимин на это только звонко смеется. Говорит передумал, понял, что Чонгук ему не просто нравится, а очень-очень нравится. Наверное, это любовь настоящая. Чонгук чуть отстраняется и заглядывает прямо в глаза напротив, нежно проводит тыльной стороной ладони по румяным щекам и мучительно, для них обоих, медленно наклоняется к губам. Чимин отвечает сразу же, обнимая парня за шею, сминает его губы, пробует каждый миллиметр на вкус и чувствует, как голова его кружится, а разум затуманивается. Это все будто сон и неужели счастливый конец, хотя нет, определенно, не конец. Они целуются упоительно, ненасытно, но в то же время скромно, без похоти, лишь сплошные оголенные чувства. Чонгук верит в чудеса, вот оно прямо сейчас его обнимает. — А еще я краску купил…оранжевую. — выдыхает в поцелуй Чимин, и Чонгук не может сдержать собственной улыбки, ведь он уже знает, что ею нарисует. Свой личный восход Солнца.

—Кыт.—