***
Грустно, что на то, чтобы принять свою новую жизнь, ушло столько лет. Низкие ветки сами раздвигаются перед ним, пропуская дальше. Хосок поднимает маленького еще совсем бельчонка, усаживает на широкий ствол возле дупла, подкладывает пару орешков. Хорошо хоть, что луноликая Сокджин, хвала ее мудрости, учила его постепенно - иначе его убийцам ходить бы не с противной безобразностью, а, пожалуй что, и вовсе не ходить. Впрочем, их род все равно затух на них, и в том вины Хосока уже не было. Сначала с тоской, а потом и со смирением он смотрел, как влюбляются, женятся и стареют его друзья и знакомые, даже со временем перестал помнить их потомков. Сам он оставался все таким же юным - хоть и не видел больше своего отражения. Воспоминаниям Хосок всегда улыбается - они к нему приходят теперь не так часто, что и к лучшему. В новой жизни и он стал новым, разве что остался все таким же шкодливым и энергичным на радость Сокджин... Бельчонок тянется поиграть, но Хосок спешит - нужно до заката и появления феи кое-что сделать. К заветной поляне он почти летит, путая за собой следы и тропы, проверяя мерцающие в тени волшебные ловушки. В такие попадешь - дня три по лесу блуждать будешь, пока Чон не смилостивится, ибо нечего бродить там, где путь тебе заказан. Сегодня ловушки молчат, и Хосок скользит под густую дубовую крону, выходя на залитую вечерним солнцем поляну, кроваво-красную от маков. Нежные лепестки не приминаются под его ступнями, цветы приветственно качают ему головками, а макушки окружающих поляну древних дубов шепчут свои истории. Под их тихий разговор Хосок оглядывает каждый цветок, наполняет силой землю, а влагой - воздух, и почти уже заканчивает, когда... Парень лежит в тени, надежно укрытый низкой веткой, и поэтому эльф замечает его так поздно. Незнакомец одет в полосатый халат, брюки и домашние, по-восточному остроносые туфли; дыхание его размеренно, волосы разметались во сне и рот с изящным рисунком губ трогательно приоткрыт. А цветы под ним безнадежно смяты. Из пустого совершенно неба оглушительно гремит гром, и в ярости Хосок едва сдерживается от убийства, направляя молнии в поле неподалеку вместо испуганно раскрывшего глаза парня. - О Господи... - Еще раз тебя здесь увижу, и ты встретишься со своим богом, клянусь! - шипит Хосок разъяренной кошкой, а потом телепортирует юношу - как можно дальше от себя. Там его и находит Сокджин - в ловушках и тайне нужды больше нет. Фея садится рядом, и Хосок нехотя принимает пиалу с розовой водой. - Вот, подарок тебе хотел сделать. Пять лет все готовил, всего пару недель оставалось, а пришел какой-то болван и все разрушил в одночасье... - Спасибо, Хоби, - Сокджин мягко улыбается, успокаивающе треплет темные эльфийские волосы. - Сильное место, для ритуалов самое то... Давай я попробую все восстановить, вдруг получится. - Нуна, - вдруг вскидывается Хосок. - Так, получается, он обошел мою магию! И лес молчал... Неужели я теряю силы, нуна? По светящемуся на коже рисунку словно огонь проходит, и фея вздыхает. - Нет, Хоби, все в порядке. - Тогда как?.. - Есть люди, способные видеть нас и чувствовать, они словно стоят на грани. Наверное, твой гость из таких. Ветер скользит в ветвях, зажигая первые звезды и подхватывая суровый тон: - Как бы там ни было, мне ему лучше не попадаться.***
Хосок встречает его снова - спустя несколько дней, когда маковое поле снова живо, поэтому вопреки своим угрозам просто следит из-за дерева. Парень сидит все в том же халате на берегу мелко журчащей речушки и что-то увлеченно делает. Стараясь вести себя как можно незаметней, Хосок подбирается ближе, любопытно заглядывает через плечо и подавляет восхищенный вздох - его нежеланный гость оказывается художником. В траве рядом яркими пятнами раскиданы краски, еще не перенесенные на небольшой холст, на котором пока еще не слишком понятно, но красиво проглядывают черты будущего рисунка. Юноша задумчиво трет кистью щеку, оставляя лиловый след, и тотчас Хосок забывает про все. У парня кожа на вид нежная, как самый хрупкий цветок, с легким пунцовым румянцем; эльф завороженно тянет руку, чтобы проверить это, но парень вдруг тяжко вздыхает и откидывается на спину: - Ну где же ты, моя муза... Ох! На миг их взгляды пересекаются, и Хосок сам краснеет словно маков цвет, но, опомнившись, бежит в спасительную рощу. Парень спешит за ним, но теряет сразу почти, замирает возле слившегося с деревом эльфа, разочарованно стонет: - Опять потерял... Эй, незнакомец, не бойся меня! Давай поговорим! Почти сразу он подрывается искать дальше и исчезает в глубине леса, но те секунды, что он стоит рядом, Хосок даже не дышит, жадно разглядывая. Такую красоту он видел лишь у Сокджин в ее человеческом обличии, но та была призрачна и холодна, а эта теплая, живая, опаляет дыханием. Пожалуй, не знай Хосок, что его гость - человек, решил бы, что к ним забрел падший ангел или полубог. Из леса все еще слышится его зов, и Чон спешит совсем в другую сторону, стараясь не думать о горящих щеках.***
На следующий день возле поляны Хосок обнаруживает подношения, иначе это не назовешь. На саму поляну художник предусмотрительно не заходил, зато в ямке из мха и узловатых корней оставил небольшую крынку молока и теплый еще домашний хлеб. - Да он меня за бродягу какого принимает что ли, - фыркает эльф, оглядывается и лакает молоко прямо из банки. Вкусно. На том же месте он оставляет корзинку спелых ягод, долго еще оправдываясь перед собой, что это всего лишь взаимная благодарность, и никак не желание понравиться. Отныне этот обмен случается дважды в неделю - по средам и воскресеньям. Иногда эльф слышит его голос, и тогда подолгу наблюдает из густой листвы, пока юноша рисует или гуляет по тенистым тропинкам - которые Хосок сам создает для него, выбирая самые живописные места. И солнечные, ибо парень бледен как первый снег. Лес по-прежнему молчит о нем, но Хосок уже не думает об этом. Он не знает его имени, откуда он и из какой семьи. Но когда слишком слишком шустрый крольчонок вывихнул лапку, подоспевший Хосок увидел только мелькнувший в кустах пушистый хвост над перемотанной ярким платком лапой и улыбающегося художника. Хосок только об этой улыбке и думает весь день, а потом и два следующих. Лес потерянно шумит, но эльф бродит в мечтах среди деревьев и приходит в себя лишь споткнувшись о сухую ветку. Чон изумленно оглядывается, не сразу узнавая окружающий его пейзаж - эту часть леса, темную и тяжкую, он не слишком любил. Он уже было поворачивает назад, но вдалеке вдруг, словно приманивая, мигает свет. Хосок идет за ним сквозь черные стволы и находит - на лужке у извилистого ручья теснится под старым дубом покосившаяся избушка с распахнутыми настежь окнами, потрескивающими огнем печи. Хосок усмехается, и старый ворон с полусухой ветки косится на него неодобрительно. - А я-то уж думал... Эльф замолкает на полуслове, а из окна вместе со светом льется голос, который Чон узнает из тысячи. - Такой красивый... Художник вздыхает и бормочет что-то невнятное, а у Хосока вдруг щемит в груди. Вдали на зародившийся месяц плачет вожак волчьей стаи, и впервые Чону хочется взвыть вместе с ним. Там, за скрипящей дверью, художник явно не один, и думать об этом почему-то неприятно. Хосок вновь и вновь порывается уйти, но все же решается и скользит в завешенное тонким тюлем окно. Внутри довольно темно, но эту комнату он знает как свои пять пальцев, поэтому на линялый ковер приземляется совершенно бесшумно, тут же оглядываясь. Убывающее пламя кидается бликами на стол, заваленный рисунками, но те эльфа сейчас совсем не интересуют. Он идет дальше, осторожно тянет занавес, скрывающий широкую кровать и облегчённо выдыхает. О ком бы художник не думал, спит он один. Хосок садится рядом прямо на пол, невесомо ведет кончиками пальцев по коже - та и в самом деле такая, как он представлял. Ресницы длинные, словно у девушки, и во сне забавно трепещут, а губы снова приоткрыты - как у ребенка. Хосок убирает ладонь, и парень недовольно стонет, а затем и сам тянется следом, да так, что Чон едва успевает отскочить, прижимаясь к нагретой печи. Его самого вдруг пугают возникшие в нем в этот миг чувства, и он спешит прочь и, стараясь от них отвлечься, судорожно листает разбросанные по столу листки. У парня явный дар, и Хосок легко узнает того самого забавного крольчонка, избушку, маковое поле в закатных лучах, и многое другое, от чего Чон то нервно всхлипывает, то негромко смеется. Но на большинстве рисунков одно и то же лицо, и с каждым таким Хосок мрачнеет все больше. Лицо кажется ему странно знакомым, но вспомнить почему-то не удается, и Хосок уже складывает листки обратно, когда взгляд цепляется за маленькую родинку на верхней губе очередного портрета. Эти увитые венами-стеблями руки, заострённые маленькие ушки, веселый светлый взгляд и почти кукольные черты... Это он. Хосок выбегает из избушки, падает, задыхаясь, над светящимся в лунном свете потоком и смеется. Вода вновь и вновь отражает только бесконечное небо, он смотрит в нее - она много лет назад погребла его тело, забрав с ним и отражение. Тогда он в последний раз видел себя... Отдышавшись, Хосок возвращается обратно и снова пересматривает рисунки, но на этот раз уже никуда не торопясь. Желание взять парочку с собой он сдерживает - хранить негде, да и будет повод вернуться. На одном холсте он даже видит подпись - Ким Тэхен, и долго катает имя на языке, пытаясь распробовать. Красивое, как и его обладатель. До утра Тэхен спит крепко, во сне обнимает подушку, а Хосок гладит его порыжевшие от солнца волосы и негромко напевает вспомнившуюся вдруг колыбельную.***
Приближается осень, и даже сквозь легкий загар Хосок видит пробивающуюся бледность. Тэхен уже не ходит гулять так далеко, как раньше, и эльф все чаще сам приходит к заброшенной избушке, оставляя после себя на столе разные вкусности. Тэхен светится почти, видя их, и каждый раз выходит и ищет кого-то взглядом среди чернеющих стволов. Хосок старается не показываться ему и не думать даже о том, что было бы, если... Он лишь бесплотный дух, а Тэхен - человек, добрый, талантливый, красивый, ему бы только гулять побольше и писать поменьше, а то совсем нехорошо уже выглядит. Чон беспокоится словно женушка, сидит с ним ночами и однажды даже спит с Тэхеном, чтобы согреть, когда того трясет в осенней прохладе. Художник принимает это за сон, но все утро чему-то улыбается, а вечером Хосок находит рисунок, от которого краснеет словно в первый раз, и это тем более забавно, что рисунок совершенно невинен. Спустя пару недель он уже почти живет в маленькой избушке, готовит завтрак и ужин, прибирается и даже делает заготовки на зиму, что-то весело напевая и изредка позволяя себе мечтать. А потом Тэхен закашливается, оставляя на белой простыне кровавые пятна, и Хосок наконец все понимает.***
Эльф находит Сокджин там, где предполагал - на маковой поляне. Она бродит среди цветов почти как человек, лишь пробивающиеся местами из-под кожи розы доказывают обратное. Ему она улыбается ласково, тянет за собой к небольшому пруду, спрятанному среди деревьев. - Давно тебя не видела. Неужели тот юноша так очаровал тебя? А я вот решила завести золотых рыбок. Красиво, правда? - Он умирает, поэтому лес молчал, - нерешительно говорит Хосок, глядя с затаенной надеждой на Сокджин, но та качает головой: - Да. - Ты знала? - Я говорила тебе, что видеть нас могут только те, кто ходит по грани миров. - Ему нельзя... - Такова жизнь, Хоби. - Нет! Неправда, - хрипит эльф и размазывает по щекам невесть откуда взявшиеся слезы. - Должен быть способ! Сокджин молчит; она сегодня необычно рассеянна, словно грустит о чем-то, и Хосок тянет ее за руку. Шипы роз впиваются ему в ладонь, но он ничего не чувствует, думая лишь об одном. - Что?.. - Тогда, помнишь, ты спасла меня, - он говорит быстро и решительно, и фея смотрит на него немного удивленно. - Ты сказала, что можешь вернуть мне жизнь. А ему можешь? Наступившую тишину нарушает лишь стрекот цикад и плеск воды. Сокджин долго молчит перед тем, как ответить. - Ты знаешь, какова цена жизни? - Я согласен на все. Он не должен умереть. - Тогда пойдем, - фея тянет его обратно на поляну. - Сегодня хорошая ночь для колдовства. Хосок ложится в густую траву, и алые маки оплетают его, сливаясь с узорчатыми татуировками, нежно впиваясь в кожу. Последнее, что он видит - безоблачное синее небо. Последнее, что он слышит - как заунывно тянет колдовскую песнь Сокджин и дубы шепчут свое "Прощай".***
До вечера Тэхен никого не ждет - его таинственный друг днем не появляется, а ночью особо этикету не следует, - поэтому когда в дверь кто-то стучит, он удивляется вдвойне, но идет открывать. Но пороге обнаруживается маленькая сгорбленная старушка с котомкой. - Ой, милый, а я уж думала тут не живет никто... Приюти бабушку, а то гроза вона намечается, а до деревни далекось... Тэхен с удивлением смотрит в небо, еще полчаса назад бывшее безоблачным, и молча пропускает гостью. Старушка шустро устраивается напротив печи, разглядывает рисунки, загадочно косится на хозяина и дымящийся чайник. Голова немного кружится, да и мысли все о другом, поэтому Тэхен не сразу догадывается, чего от него ждут, а потом вспыхивает: - Чаю будете? Через пару минут бабушка уже вовсю уплетает чай с пирогами и вареньем, умудряясь при том не умолкая жаловаться на погоду, вредных соседей и тяжелую жизнь. Сначала Тэхен слушает в пол-уха, но от этих историй пробирает так, что руки сами наполняют пустую котомку едой - ему много не надо, а ночной гость и подавно только молоко пьет, которое художнику исправно приносят из деревни. Старуха за его действиями следит с молчаливым одобрением, а когда он с кашлем вдруг оседает на пол, сочувственно качает головой. - Да ты никак болеешь, Тэхен. - Это ничего, пройдет, просто осенняя простуда, - он вымученно улыбается, но старуха, кажется, видит его насквозь. - А если нет? - Значит, умру. - Скажи, Тэхен, а будь у тебя шанс жить, ты бы им воспользовался? - Смотря какой ценой. Почему вы спрашиваете? - Про цену ты хорошо говоришь, - старуха кивает чему-то своему и вопрос Кима игнорирует полностью. - Но если заплатит кто-то другой? - Нет. - Ой, что-то уже распогодилось, - весело улыбается гостья, и Тэхен выглядывает в окно - небо вновь совершенно чистое, а когда поворачивается обратно, старуха уже тянет ему наливное яблоко. - Не могу ж я не отплатить за твою доброту, накось, скушай, да спать ложись, тебе нужно. Когда странная старушка уходит, Тэхен вспоминает, что не называл ей своего имени. И в деревне ее никогда не видел.***
Хосок отплевывает воду с давно забытым ощущением тяжести и устало падает на песчаный берег. Звезды над ним мелкие, как этот самый песок, липнущий к коже и забирающийся под одежду. Чон хрипит, пытаясь встать, но получается далеко не сразу, а когда ему все же удается, берег заливает звонкий смех. - Ох, Хоби, на кого ж ты похож... В водяные тебе надо было идти, а не в эльфы. - Не получилось? - грустно спрашивает Хосок в ответ, уже догадываясь, что услышит в ответ. Сокджин вздыхает. - Знаешь, Хоби, он не согласился взять твою жизнь. А насильно я дать ее не могу... - Я должен был догадаться... - ...и пришлось ужом вертеться, что приличной фее вроде меня не подобает. Но чего ради дружбы не сделаешь... Хоби, да неужели ты не замечаешь?! Хосок неуверенно оглядывается: - Чего? - Да вот же, - Сокджин рвет на нем мокрые рукава, и Хосок видит - не мерцающие узоры, а просто кожу, с тонким рисунком вен и родинок. - Я обещала, что верну тебя однажды, и я сдержала обещание. Твоя магия теперь лечит его, ты снова обычный человек, Хоби. - Почему тогда я вижу тебя? - Ты пока еще на грани, - она смотрит на него немного печально, - и, может быть, останешься таким. Но скорее всего мы видимся в последний раз. Будь счастлив, Хосок, ты заслужил это. И больше не топись, я же не всегда смогу быть рядом. Прощай... Она прижимает его к себе, и на пару мгновений грудь обжигают горячие капли. Хосок крепко жмурится, чтобы не расплакаться самому, а когда открывает глаза, в его руках лишь осыпающиеся лепестки роз.***
Тэхен просыпается среди ночи от скрипа старых половиц. Голова на удивление ясная, и в пробивающемся лунном свете он сразу видит ночного гостя, нерешительно замершего посреди комнаты. В один миг Тэхен слетает с кровати и обнимает его крепко, прижимаясь щекой к горячей груди. - Мой. Только мой. Вернулся. Никуда теперь тебя не отпущу... - И я тебя...