Я тело воспеваю

Его ароматические палочки горели слишком быстро, опадая сигаретным пеплом тонкой цитрусовой струйки дыма на керамические тёмные подставочки, рисуя ведомый природой и наитием узор опадавших цветов сакуры. Время вместе с теми утекало зеленью священной воды, пестрясь временами красными плавниками золотых рыбок. Геллерт оставил влажный поцелуй у его виска, медленнее летнего бриза на побережье родной Британии спускаясь ниже, трогая лишь уголки губ, пачкая свои в белой благовонной пудре. Он неспешно ступал по золотым улицам Киото, и глаз трогала рябь искусного японского бисера природы – весна, окутанная розовыми рассветными лепестками сакуры, была поистине чудеснейшим зрелищем. Он направлялся в самый известный ханамати города – Камиситикэн, - чтобы подобрать в одном из многочисленных цветущих сладкими маслами и запахом женского тела окия гейшу, что поможет своим неведением наладить отношения с японскими послами магического мира. И тогда, между блеском дня и затмением ночи, между жизнью и смертью среди бледных масок, показавшихся ему сотнями банши, он увидел его. Мягкое золото гребней гнулось, словно сладкий марципан его удовольствия, легко слетая в пучину окружавшей неизвестности с черных уложенных длинных волос, в которых путались бесчисленные бронзовые проволоки с белым крупным жемчугом, олицетворявшим невинность, и когда Геллерт сжимал его волосы, жертвенная ласкам кровь соединяла локоны вязкой патокой, трогая его ухмыляющиеся губы багровыми осенними разводами безумства. И Персиваль лишь стонал, и голос порой его сливался с нижними нотами японской флейты фуэ, с которой он справлялся не хуже персидских евнухов древних гаремов, ловко перебегая пальцами с одного отверстия на другое, сцеловывая ноты с округлого наконечника. Смешно было представить, но он орудовал тем же против самого Геллерта, и мужчина не мог противиться ласкам. Персиваль не сразу позволил стать ему его данна, и тёмному волшебнику казалось, что до тихого согласия, сорванного с цветущих алой краской губ, его жизнь мутнела белым туманом слепоты. Персиваль сладко дрожал в его руках; испарина, покрывшая его лоб, солёными разводами на стекле смывала белую пудру, инеем оставляя причудливые рисунки, местами прерывавшиеся следами жадных поцелуев. Пока Геллерт огрубевшей мужской рукой старался стянуть широкий, расшитый по кайме золотыми нитями оби, своей изящной ладонью Персиваль сжимал его плечо, изнывая от жажды путника в горах, шагающего вдоль отравленной, журчащей трелью соловья рекой – пустынь он не знал. И Геллерт готов был проглотить своё жадно бьющееся сердце от каждого брошенного в сторону лица гейши взгляда бесцветно-серых глаз, срывая дощечку оби-ита следом за широким поясом. Слева направо запахнутое кимоно фонтаном, леденящим кожу, слетало с мужских плеч, и тёмный маг лишь сглатывал в осознании, что это гибкое бледное, словно слоновая кость, чудо принадлежит лишь ему. Жаром опаляли его тело картины воспоминаний, передёрнутые тонкой кистью японской восторженности, когда он видел его танец на о-дзасики – веер порхал бабочкой в изящных, едва ли не женских руках, не утративших, однако, силы; гладкая фигура, сведённая шёлком до прямой простоты, гнулась, подобно кошачьему силуэту в свете жёлтой луны. И бёдра, столь сильно приковавшие к себе взор мужчины – он представлял их у себя в руках, сжимавших – не до синяков, он не готов был портить истинную красоту мира. Он стонал от того, что понимал свою власть – и в те моменты мира не нужно было. Языком он очерчивал перетянутые тонкой кожей ключицы, выпиравшие сизой тенью в свете лампы, но руки легкими и невесомыми касаниями раззадоривали гладкую грудь, невыносимой щекоткой спускаясь ниже, не даря успокоения истоме плавными прикосновениями освобождения. Пальцы Персиваля сжимали одеяло на горячем котацу, и Геллерт, изнывавший по собственной воле от колющего возбуждения, упивался властью на миг – он был без ума от подчинения. Он был нежен. Руки его опустились ниже, он сжал ягодицы, чувствуя кожей дрожь Персиваля, изогнувшего в танце любви поясницу, когда ощутил тепло чужих губ на розовой головке своего члена и язык, единожды игриво прошедшийся по уздечке, заставляя задохнуться гейшу. Геллерт поцелуями спустился ниже, волной мурашек и бешено бьющимся сердцем встречая путавшиеся чужие пальцы в своих волосах, и тяжёлое глубокое дыхание Персиваля, накатывавшее прибоями морских волн, тянуло истомой в паху. Очерчивая кончиком языка узор набухших вен, он слизывал солёную смазку, одной рукой сжав свой член, в нетерпении проведя вверх, большим пальцем обводя пульсировавшую головку. Обхватив губами ствол, одним гибким движением он медленно начал насаживаться на него, втягивая в себя, ловко полизывая языком самый чувствительный кончик, доводя до иступленных громких стонов и остро впивавшихся в спину подстриженных ногтей. Он выбрал медленно-мучительный темп, сопротивляясь бездумно давившим на его затылок ладоням, стараясь совладать со своим горящим пламенем любви возбуждением, с силой пальцами сжимая свой член у основания. И когда его голова была полна безумия, лившегося страстью через край, пугая синевой синяков, он руками, шаря, опрокинул кадку с ароматическим золотистым маслом, пачкая в нём ладони. Скользящим шёлком пальцев он тронул сжатое от напряжения и возбуждения кольцо мышц, в следующий миг вводя поочерёдно один палец за другим, второй рукой проводя по возбуждённому члену Персиваля, иногда касаясь обветренными губами взбухшей головки – он был едва ли не на краю, и его тело дёргало судорогой удовольствия, звучавшей звоном его голоса. Пройдясь смазанной в масле рукой по своему члену, он встал с колен, возвышаясь скалой над слабым и растленным Персивалем. Тёмный маг склонился над телом возлюбленного, касаясь головкой его, рукой сжимая два члена вместе, чуть толкаясь в руку и чувствуя ответную реакцию со стороны гейши. А потом он вошёл в него, понимая, что унисон бьющихся сердец предвещает скорый фейерверк наслаждения, и он, не смея удерживать себя больше, вколачивался в Персиваля со всей силы, руками упираясь в выпирающие кости таза, даря губам его сладкие влажные поцелуи, съедая стоны и слизывая своё имя с его языка. Глаза залило предобморочными искрами цвета, и семя, мешаясь с золотом прозрачного масла, горящим теплом потекло по ягодицам ожидавшего своей кульминации Персиваля. Его грудь задрожала частыми вздохами, когда Геллерт, скорыми движениями помогая рукой, тронул мягкой подушечкой пальца тонкую уздечку, нажав большим на головку, и сперма белым потоком потекла вдоль синеющих в отсвете лампы вен, подхваченная горячим языком тёмного мага, вынуждавшего Персиваля заикавшимся голосом выдавать несвязные слоги слов, складывавшиеся лишь в одну сбитую дыханием фразу: «Коибито Геллерт». ~•~•~ -Ты пойдешь за мной, за свободой и властью, за любовью? И пусть сам мир падёт – ты последуешь? - Плоть слаба, Геллерт, лишь душа бессмертна – и моя свободна от чужих оков, и если я последую за тобой, то я потеряю тебя, свободу и власть над тобой. Я потеряю любовь. Не проси с меня обетов, которых я не смогу выполнить, и иди к своей цели в гордом одиночестве, и тогда мы будем вместе.