from 93 'til infinity

хосок с максимально унылым лицом подпирает кулаком щеку и чешет пяткой лодыжку. его рот едва не разрывается от смачного и звучного зевка, а ресницы вновь грозят слипнуться, и не открыться больше никогда. все еще бухой намджун методично сжигает на плите турку с кофе и громко причитает о том, что ему не дала какая-то «она конечно похожа на богоматерь, но бля, лучше бы она вообще не открывала рот» баба. у него помятая подушкой щека, трехдневная щетина и безумные кислотно-голубые волосы с уебанской укороченной челкой. хосок долго смотрит на него не моргая и думает, что тоже нихуя бы ему не дал. даже будь он бабой. так бля. стоп. — ааааааа, — оглушительно распахивает пасть чонгук, почесывая голое пузо, — хуеть. хосоку максимально лень даже обернуться. он роняет лоб на сложенные руки и зарекается больше никогда блять не тусить в воскресенье. вот просто никогда. понедельник кажется невероятно дерьмовым. — доброе утро, неудачники, — самодовольно шелестит он, и падает на табуретку возле хосока, спихивая его руки с края столешницы. — ах ты мразь, — шипит хосок и трогает свой чудом не разъебаный лоб. — в нос захотел? чонгук гаденько лыбится и сверкает довольными глазищами. хосок с недоверием всматривается в его бодренькое лицо и больше всего на свете мечтает ему смачно уебать. — ты какой-то необычный сегодня, — задумчиво трет подбородок намджун отрываясь от увлекательного занятия под слоганом «сжечь тут нахуй все, кроме себя любимого». — еще более мерзкий, чем обычно, прекрати. хосок сморщивает лоб в складки, когда чонгук выпячивает свою огроменную грудь в красных пятнах. — хули ты светишься ярче солнышка? он правда старается не звучать настолько раздраженным. — я — герой! — загадочно говорит пиздюк и скалит зубы. хосок закатывает глаза на триста шестьдесят и отворачивается к дверному проему откуда выплывает что-то маленькое и опухшее. — впрахйщоды, — хрипит оно из-под одеяла и бочком пробирается к куллеру. — бля, стой! — визжит из коридора джин и в одном переднике стремительно приближается к кухне. хосок вновь подпирает подбородок кулаком и с тоской смотрит на размахивающую веником нуну. неизвестное чудовище наконец опустошает полкуллера и скидывает мягенькое одеяло с головы, показывая растрепанную светлую макушку. — ну вот я и родился заново, пацаны! хосок вопросительно вскидывает брови признавая в нем чимина. джин тормозит на пороге и непонимающе выкатывает глазищи. чимин плюхается на колени чонгука, и о удивительно, уже через несколько секунд греет задом плитку на полу. мелкий раздраженно отмахивается от его рук, а джин заикается, все еще пребывая в неком подобии комы: — сука, так это был не хесан… а кому я тогда пытался отдрочить?! голос нуны звучит настолько шокированным, что чимин прекращает попытки оседлать злющего чонгука, намджун не пытается отдраить сгоревшую турку, а хосок приоткрывает глаза. — еб вашу мать, хули вы так орете? — ворчит тот самый «так это был не хесан» и шатаясь, пробирается к охуевающему джину. — кто кому отдрочил? — никто никому, в этом доме вообще не д-дрочат! — быстро реанимируется заикающийся джин и смущенно теребит рюши на розовом переднике. — драааааама, — низко воет подваливший из ниоткуда тэхен и прибивается возле полу-живого хосока. чонгук загорается как сраный бенгальский огонек и мылит клешни к мягкому после сна тэхену. хосок вновь закатывает глаза и мстительно лыбясь, укладывает голову на чужое костлявое плечо. — больше никогда не буду спать с хесаном, — ноет тэхен и трет затекшую от неудобной позы шею. чонгук резко зеленеет и его брови удивленно взлетают вверх. — как с х-хесаном?! он пищит прямо как чайка и едва не подскакивает со стула. его вечно охуеть-какие-довольные-собой глаза панически бегают ища подъеб. — так, щас все закрывают рты и до тех пор, пока я не выпью кофе и не покурю, никто не рыпается. в кухню вваливается минорный юнги с зажатым в зубах косяком и это немного не то, что ожидалось под словом «покурить». он сталкивает со стула придремавшего тэхена и вмазывается в хосока всем телом, обтираясь об него щекой. ворот его безразмерной футболки съезжает вниз и у всех дружно падает челюсть при виде фиолетовых засосов, больше похожих на гематомы. — х-хен?! — заикается чонгук и юнги бросает на него ленивый взгляд. — так каким героическим поступком ты хотел поделиться с нами, чонгук? — разчехляет намджун и все дружно оборачиваются на слившегося с холодильником пиздюка. — бляяяя, — мычит он и резко подрывается с табуретки (в узор упоротых утят) на третьей космической. — я в толкан! — у него че, отхода? — спрашивает инертный юнги, которого размазало по хосоку после косяка, и вдруг в ужасе уставляется на собственные ключицы. — чон, навсегда забудь про свой хуй, чонгук, а ну стоять! — загробно ревет юнги откуда-то из недров жилища и громко топает по паркету. намджун наконец обессилено падает на стул и уставляя глаза в потолок, задумчиво спрашивает: — я так и не понял, хер ли это мы неудачники? в кухне воцаряется загробная тишина, прерываемая только душераздирающими криками пиздюка из ванной. — аминь, — тихо говорит хосок и сербает из зеленой чашки крепкий американо.