Лучше быстро и ярко гореть, чем медленно и тускло тлеть… Курт Кобейн.
♫ Three Days Grace — Never Too Late ♫
Знаете, я всегда думала, что проживу долгую и счастливую жизнь, закончу на отлично школу, встречу парня, влюблюсь, нарожаю ему кучу детишек и вообще у меня все будет отлично. Но не тут-то было. Первым звоночком стало то, что после выходных у меня резко заболела голова. Настолько, что я с диким криком свалилась с кресла, где ранее читала книгу, хватаясь за голову. Родители очень сильно перепугались и сами меня отвезли в больницу. Там врачи что-то долго проверяли, делали анализы и только под утро пришли с результатами. По их хмурым лицам ничего нельзя было понять, но я чувствовала, что ничего хорошего мне не сулит. Предчувствия меня не обманули. Врачи что-то долго говорили мне и моим родителям, сыпали сложными терминами о моей болезни, но я поняла только несколько слов из всего монолога. Я могу умереть. Не то, чтобы я боялась смерти, но я не думала, что она так скоро наступит. Что я видела? Мне всего семнадцать и я ничего кроме лиц друзей, экзаменов и улиц моего города не знала. Я думала о смерти абстрактно. Где-то в глубокой старости я, как и все люди умру. Мои мысли прервал грозный голос отца: — Вы можете просто сказать, чем ей это грозит?! Отец. Сколько воспоминаний связано с этим словом. Первые шаги, когда я боялась стать на ноги, потому что постоянно падала. Но его подбадривающая улыбка всегда заставляла меня пробовать ещё. Попытка езды на велосипеде, когда я только подъезжала к повороту отпуская руль, потому что не умела поворачивать. Но он меня учил, несмотря ни на что. Он всегда старался мне что-то привезти из своих командировок, что-то по мелочи: сережки, конфеты или какие-то милые побрякушки. Я всегда им радовалась как только слышала скрежет ключа, что поворачивается в скважине, бежала к нему. Очень часто ждала до полуночи, засыпая прямо в кресле. В такие моменты он всегда меня неслышно переносил в комнату. Сейчас он не был таким, каким я его запомнила: добрым, веселым и дружелюбным. Я только сейчас замечаю, что в его темных волосах, цвета ночного неба, видна седина. Карие глаза грозно смотрят на пожилого доктора, который успешно выдержал этот взгляд. Тяжело вздохнув, доктор начал свою речь: — Когда ваша дочь появлялась на свет, у неё случилось кислородное голодание. То есть в какой-то момент ей очень мало поступило кислорода. Вы и сами наверняка замечали, что когда девушка очень сильно позанимается, неважно как - умственно или физически - у неё жутко болит голова, — доктор выжидающее посмотрел на меня, и дождавшись неуверенного кивка продолжил. — Врачи не заметили тогда, но у вашей дочери развилась небольшая патология. И теперь ей нужна пересадка костного мозга. Если этого не сделать, то она будет впадать в мозговую кому, то есть, на некоторое время мозг будет отключаться, из-за чего будет страдать весь организм. Она будет не властна над своим телом и оно будет медленно умирать, отключая жизненно-важные функции. Она может и не проснутся. Меня как обухом по голове ударили. Я умру. Мои друзья будут жениться, рожать и воспитывать детей, а я в это время буду гнить в могиле. Они будут путешествовать, узнавать что-то новое и веселиться, а я буду кормить червей. Какая ирония судьбы… — Но может быть это как-то лечится? — на маму было больно смотреть: заплаканная, с потекшей тушью, она старалась казаться сильной. Ради меня. И снова воспоминания. Первые объятия, запах свежей выпечки и цветущей вишни. Мама Она учила меня понимать простые ценности, такие как: дружба, взаимопонимание или честность с самой собой. Она всегда была рядом, сидела со мной возле кровати, когда я болела, ждала меня до утра, когда я гуляла и звонила по несколько раз на день. Раньше меня раздражала эта забота, но теперь… Мне будет не хватать наших вечерних посиделок с чашкой чая, когда я с улыбкой рассказывала ей про прошедший день, а она внимательно слушала меня. Мне будет не хватать её привычки все смешные случаи переводить в уроки для меня. Родители… Как много они для меня значили, я начала понимать только сейчас. Они делали все, чтобы я ни в чем себе не отказывала, они выполняли все мои прихоти. Я до сих пор помню, как я была больна, и отец в четыре часа ночи бежал в аптеку, находившуюся в другом конце города. Или когда я после вырезания аппендикса захотела клубнику в феврале и они целый день её искали для меня и нашли. Сейчас я не могу заставить их страдать. Не за то, что они сделали для меня. Ради Бога, пусть я умру быстро и очень скоро. Я не хочу чтобы они видели как я из-за реабилитации буду страдать. И я прекрасно знаю сколько стоит такая реабилитация, несмотря на то, что моя семья хорошо обеспечена, я понимаю, что они все эти долги будут отдавать всю свою жизнь. А я все равно умру. Реабилитация помогает каким-там жалким 10%, и я очень сомневаюсь, что вхожу в их число. А так эти долги будут лишним напоминанием, что меня с ними нет. Кажется, я пропустила момент, где говорилось, что лекарства очень дорогие и реабилитация помогает не всем. Но судя по твердому взгляду папы, я могу предположить, что они хотят, чтобы я прошла реабилитацию. Но я не хочу... — Я не хочу лечиться, — мой голос луной отразился от стен палаты. На меня сразу уставились три пары взглядов: шокированный — от мамы, недовольный — от отца, и заинтересованный — от доктора. — Что ты такое говоришь! — отец резко вскинулся из кресла, на котором он сидел. И начал прожигать меня взглядом, отчеканивая каждое слово. — Ты будешь лечится, ты будешь жить, поняла меня?! Отец никогда не повышал на меня голос и я уже хотела смиренно опустить голову и согласиться, но вспомнив свою цель резко подняла голову и повторила: — Я не буду проходить реабилитацию, — и видя, что отец хочет что-то сказать, продолжила, — Я не хочу лечится. Болезнь не отступит, как вы не понимаете! Я очень сомневаюсь, что я попаду в число тех счастливых 10%, мне даже когда я тест прохожу наугад не везёт, что тут говорить про лечение. Ну проживу я день больше, на неделю, на месяц, но я буду не жить, а существовать! Под капельницей, под лекарствами, я все равно умру. Лучше я проживу короткую и яркую жизнь, чем длинную и скучную. Я прекрасно понимала, что делаю им больно, но я не могла допустить реабилитации. Я и так испорчу им жизнь своей смертью, а так ещё и долги оставлю в подарок. Они и так потратили семнадцать лет на меня зря. Знаете, возможно кто-то скажет, что я просто боюсь реабилитации. Да, я боюсь, но не игл и капельниц, а её последствий. Я уже давно сняла розовые очки и не верю, что после неё я сразу стану здоровой. Кто-то скажет, что нужно верить в себя, потому что в меня верят мои близкие. Но где будет ваша вера, когда я буду умирать на больничной койке?! — Это твоё точное решение? — доктор внимательно смотрел на меня, от чего у меня по спине побежали мурашки. — Да, — не колеблясь ответила я, получив два укоризненных взгляда от родителей. Они ещё долго о чем-то говорили, и мы только в двенадцать часов вышли из больницы. В машине стояла такая оглушительная тишина, что было слышно как разговаривают люди на улице. Я чувствовала, что это не к добру. И оказалась права. Дома меня ждала серьезная головомойка. В основном кричала мама, папа молчал, а я. А что я? А я все терпела, сидела в кресле, опустив голову и до боли стискивая кулаки, только бы не слышать этого всего, иначе я сломаюсь. Иначе потом будет хуже.***
Прошло две недели. В моей жизни почти ничего не поменялось, только после школы я еду каждый день сдавать анализы, и смотреть, ничего ли не изменилось. Родители хотели чтобы я перестала ходить в секции и в школу, но я взбунтовалась. Я хотела просто пожить немного для себя. Скоро летние каникулы и я надеялась, что доживу до них. Не может же судьба так посмеяться надо мной? ЕГЭ я не пишу, так как я сказала своим одноклассникам, что поступила за границу, а там ЕГЭ не нужно. Кажется, они поверили. Хоть где-то помогла репутация отличницы. Сегодня я еду сама сдавать анализы — у отца командировка. Он и так почти две недели дома сидел, что ему не свойственно с его-то профессией. Но мне так даже лучше, ведь у меня был один важный разговор к врачу. Как только я вхожу в больницу, сразу в нос ударяет запах медикаментов и смерти. Приветственно кивнув медсестре на посту иду на третий этаж. Если на первых этажах было очень громко, то здесь стоит пугающая тишина. Настолько, что хочется начать говорить самой с собой, чтобы её заполнить. Мдаа… отдел психиатрии вроде бы выше находится. Отдав анализы медсестре иду к доктору Карлусу. Стучу в дверь, и услышав разрешение, вхожу. Ничем не примечательный кабинет, светло-зеленые стены, посредине стоит коричневый стол со стульчиками. В углу примостился маленький коричневый диванчик, а за спиной у доктора Карлуса стоит шкаф, со всякими книгами, историями болезни и цветами. На столе лежат куча брошюр, типа «Ты все сможешь», «Не сдавайся» и «Мы с тобой». Но, судя по лицу доктора он и сам не очень-то в это верит. — Здравствуйте, чего-нибудь поменялось? — мрачно поинтересовалась я. — Мой кал указал когда я умру? — Все еще шутишь, — хмыкнул врач отлаживая какие-то бумаги в сторону. — Это хорошо, значит не сдаешься. — А вы что, хотите предложить мне одну из брошюр? — саркастично поинтересовалась я, и брезгливо подцепив одну из бумажек процитировала, — «Вы все сможете. Главное - вера в себя!». Кто-нибудь в это верит? — Судя по тому, что их становится всё меньше, то да. — Карлус устало опустил руки на стол и продолжил, — У тебя ничего не болит? Голова не кружится? — Вы бы знали как меня достали эти вопросы, — устало закатываю глаза, — Но нет у меня ничего не болит и не кружится. — Нехорошо. — увидев мой недоумевающий взгляд, добавил, — Так мы хотя бы знали когда будет приступ. Анализы сдала? Я только кивнула. — Ну тогда можешь быть свободной, завтра в такое же время придешь. Пройдя несколько шагов я остановилась. Спрашивать или нет? Но от этого могут зависеть многие жизни. Доктор увидев мои метание, только снял очки и поинтересовался: — Ты ничего не хочешь добавить, Изабель? Собравшись с силами я выпалила: — Я же буду впадать в так называемую «мозговую кому» не так ли? — и дождавшись кивка, продолжила, — И когда мозг будет отключаться, остальные же органы будут работать? — и снова получив кивок, набрала побольше воздуха, спросила, — Мои органы будут подходить для пересадки? Честное слово, лицо доктора нужно было сфотографировать: выпученные глаза, открытый рот и выражение неподдельного шока на лице. Но нужно отдать ему должное, справился он быстро: пару секунд и он опять был доктором-занудой. — Есть какая-нибудь причина, сподвигнувшая тебя на это? — поинтересовался он устало плюхаясь на кресло. — А то, что я хочу просто помочь людям не принимается? — спокойно поинтересовалась я, присаживаясь на диван, но увидев недоверчивый взгляд, недовольно фыркнула. — Не ну честно, я и так за жизнь немного хорошего сделала, а так хотя бы несколько хороших дел сделала, если считать по органам. Нужно выбивать себе грант в Рай. — Видимо ничего я от тебя не добьюсь. Ладно, хоть родителям как объяснять будешь? — А я и не буду. — увидев непонимающий взгляд доктора, объяснила, — Я буду мертва, так что объясняться будете вы. — Лиса… — только и смог выдохнуть доктор. — Какая есть. А теперь давайте какие я там должна бумажки подписать, мне еще домашку делать.***
Вернулась домой я только спустя два часа. Покушала наедине, так как родителей еще не было и, как я и говорила доктору, пошла делать домашку. Русский сделала, английский тоже, осталась только геометрия. Только открыв книгу я ощутила странное чувство легкости, словно я лечу. А нет, я и вправду лечу. Чтооо?! Как я оказалась на потолке и что за хрень со мной творится?! Я вижу свое тело, которое словно сломанная кукла без кукловода лежит грудой. Но я не могу вернуться в его! Что за чертовщина?! И тут в голове, словно наяву, прозвучали слова доктора: — Она будет не властна над своим телом и оно будет медленно умирать, отключая жизненно-важные функции. Она может и не проснутся. Так вот какая ты — смерть.