О шоколаде и желаниях

Марк не знает, кому пришло в голову пригласить герра Бюрки на вечеринку в честь окончания учебного года. Возможно, эта гениальная идея принадлежала Рамосу. Найти коттедж, договориться с владельцем — в процессе выторговать скидку — и позвать преподавателя физкультуры. Всего лишь очередной пункт из организационного списка. Просто потому, что Рамос может — а может он и не такое, в этом сомневаться не приходится. Марк понятия не имеет, почему его так ведёт. Голова заполнена пульсирующей, звонкой пустотой, а комната перед глазами раскачивается туда-сюда. Градус он не понижал. Впрочем, не понижать градус — это не значит повышать его до заоблачных высот. А именно этим он, вероятно, и занимался весь последний час. Полной уверенности у него нет. Марк благополучно пропустил тот момент, когда все — чертовски шумная компания человек в двадцать — куда-то исчезли. То ли наблюдать восход луны, то ли встречать рассвет — он напрочь потерялся во времени. А ещё невесть куда забросил свой телефон, так что ни единого шанса выяснить, на каком свете он находится, не осталось. Но в данный момент это заботит Марка меньше всего. Он стоит на пороге комнаты, прислонившись к дверному косяку так, что ноет плечо. Прямо перед его глазами — тёмно-коричневый кожаный диван, а на диване — герр Бюрки. Последнее, что Марк помнит — это то, как кто-то наклонял доверху наполненный пивом огромный бокал, заливая янтарную жидкость прямо ему в горло. Вокруг все орали и смеялись, пиво текло двумя тонкими дорожками по подбородку прямо на футболку, а Марк смотрел, как герр Бюрки сглатывает, как ходит кадык у него на шее, и ощущал, как в животе закручивается тугой узел. Теперь же герр Бюрки сидит на диване в одиночестве. Футболка испарилась неизвестно куда — плевать, она всё равно была насквозь промокшая и пропахшая алкоголем. Марк видит, как вздымается грудь с татуировкой над самым сердцем, и облизывает пересохшие губы. А герр Бюрки тянется к тумбочке и подтягивает к себе какую-то коробку. Марк не может сдержать улыбку: только герру Бюрки могло взбрести в голову заедать пиво шоколадными конфетами. Разумеется, отборными швейцарскими, сам же и принёс. Во всём доме жарко, и разгорячённые пальцы тут же покрываются вязким шоколадным слоем. Герр Бюрки жуёт и проглатывает конфету, а после с тоской глядит на свои перепачканные руки. Этот взгляд такой грустный, что Марку хочется лично облизать его пальцы. Очень-очень медленно, не меньше минуты на каждый — потому что нельзя, блядь, выглядеть настолько сексуально с вселенской скорбью в глазах. Однако герр Бюрки справляется и сам — подносит палец ко рту и обхватывает его губами. В этот момент он напоминает Марку огромного кота. Взъерошенного и пьяного в ничто. И при виде этого у Марка возникает единственное желание — отыметь герра Бюрки прямо здесь и сейчас, на диване, заваленном пустыми бутылками. И Марк не находит в себе сил сдерживаться. Он отлепляется от двери — на удивление, ноги держат его достаточно крепко — и направляется к дивану. Очевидно, герр Бюрки совершенно не замечал его до этого — когда Марк тенью нависает над ним, тот удивлённо смотрит на него снизу вверх. Тёмные глаза затянуты мутной пеленой, а губы полуоткрыты. И в следующее мгновение Марк впивается в них, заставляя герра Бюрки запрокинуть голову. Одной рукой он упирается в кожаную спинку дивана, а другую запускает в его волосы. Ноги герра Бюрки расставлены, и Марк помещает колено между ними на диван, лишая того возможности бегства. Но о бегстве нет и речи. Герр Бюрки шумно хватает ртом воздух во время коротких разрывов в поцелуе, а когда Марк продвигает своё колено глубже и трётся о его пах, издаёт вполне недвусмысленный стон. В коридоре загорается свет и слышатся весёлые голоса. Когда в комнату заглядывает Рамос — уже несколько протрезвевший от свежего ночного воздуха, — Марк отсасывает герру Бюрки. Тот цепляется липкими пальцами за его плечи, и на футболке Марка остаются тёмные следы. На восхищённый присвист Рамоса и его же «воу-воу, наверное, мне стоит попозже зайти» они не обращают никакого внимания. Где-то за дверью раздаётся хохот Пике, и мгновение спустя ни его, ни Рамоса уже не видно. А наутро у Марка на языке сухо и голова раскалывается так, что хочется умереть. Он с трудом разлепляет глаза — и первым делом видит перед собой герра Бюрки, который протягивает ему бутылку минералки с лёгкой и чуть виноватой улыбкой. Марку тяжело не то что говорить — даже просто думать кажется ему непосильной задачей. И всё-таки изнутри черепа настойчиво колет: «Бля, он, наверное, помнит…» В любой другой момент Марк уже извёлся бы — буквально за каких-то пять секунд — от этой мысли, однако сейчас он может только смотреть на герра Бюрки во все глаза, чувствуя, как в голове с похмелья словно набат бьёт. Он не знает, чего ему стоит ждать — и всё-таки ждёт чего-то. И когда герр Бюрки ласково треплет его по волосам, после чего скрывается за дверью, у Марка остаётся больше вопросов, чем ответов. Вопросов, от которых голова разваливается на куски — и не только потому, что позади осталась бурная ночь. Но где-то глубоко внутри зарождается ощущение, что всё будет так, как надо.