Не спастись

and for all this pantomime you should see the state I'm in I couldn't heal myself with time alone I have you tattooed on my skin

Он бросает машину и идет пешком. В темноте легче: не нужно притворяться. Он идет, вытянув руки, осторожно отводя ветки от лица, пробует дорогу носком ботинка. Вообще-то упасть не страшно: может, так его история станет хоть чуть более правдоподобной. Но нарушить маскировку, потерять время нельзя никак. Он и так слишком долго ждал. Деревья расступаются, и мягкий свет манит к себе. Он уже видел особняк на эскизах, а потом и на фотографиях, и ему кажется, что он узнает знакомые очертания в призрачном смешении слепяще-белого и нежного мятного. Ему кажется, что он знает этот замок так хорошо, будто сам его построил. Дверь он находит сам. - Кто там? – глухо отзываются из-за двери после того, как V, следуя указаниям на сайте, стучит молотком – трижды и еще три. - Впусти меня, брат, - покаянно отзывается он; слова слетают с губ и впрямь легко, будто нарочно для него написаны. – Впусти меня, ибо я пришел искать спасения. Дверь скрипит. Грузная фигура заслоняет свет. - Кто ты? – спрашивает все тот же глухой голос. Без настороженности, без недоверия или раздражения. – Что вынудило тебя искать спасителя? V еще ниже склоняет голову; капюшон сползает на глаза. - Я был известным человеком. – Эту историю ему тоже почти не пришлось выдумывать – она пришла к нему сама, в один из тех дней, когда он сидел у себя в опустевшей квартире, смотрел на стену и ждал, когда по ней скользнет ее тень. – Однажды после тяжелого дня я отправился в горы, чтобы прийти в себя. Солнце светило слишком ярко; я оступился, упал и разбился. Я потерял мое лицо, мое имя, мою любовь. Никто из друзей больше не хочет меня знать. Я пришел сюда, чтобы забыть о моей боли и обрести рай. - Ты много страдал, брат, - говорит человек. В его тоне одно только спокойное – ни тени снисхождения – участие. V молчит. Он балансирует на тонкой грани; он и сам почти готов поверить. - Я впущу тебя. И не стану просить тебя снять твой капюшон. Но на церемонии посвящения ты должен будешь открыть свое лицо спасителю – и нам всем. В раю стыдиться нечего. - Спасибо, - шепчет V. Ему нет нужды притворяться. Ему нужно… немного времени, вот что. Времени и чужой неосторожности. Это все ради RFA, а значит, и ради нее. Ради нее… Ему не нужно напоминать. Он почти не разговаривает, не поднимает глаз и старается не узнавать голосов. На вечерней молитве кто-то из соседей – не тот, что встречал его у дверей – тыкает его локтем в бок, заметив, что он молчит. *** - Сколько еще, Сэран? - Они ее приняли. Я взламываю защиту. Я поменяю алгоритмы… Он говорит все быстрее в такт стуку клавиш. Рика досадливо хмурится. Она так старалась, возлагала на это творение такие надежды, а оно вышло ненадежным, нестабильным. Преданным, да; но помаши у него перед носом красной тряпкой, скажи: «Люсиэль» - и он сорвется. Забудет обо всем. Она сама разжигала в нем ненависть к брату, но, кажется, недооценила его собственные чувства. Нет. Спаситель безгрешен. Спаситель все видит. Она даст ему еще один шанс. - Хорошо. Скажи мне, как закончишь. - Конечно, спаситель. Она выходит из центра управления и некоторое время стоит в коридоре, давая глазам время привыкнуть к мягкому свету, льющемуся из распахнутых дверей главного зала. Время вечерней молитвы. Рика глубоко вздыхает. Что? Она волнуется? Столько лет не волновалась. Она – спаситель. Она видит будущее. Она уверена в себе. И глаза, которые она забрала у него, глаза, на которые он больше не имел права, освещают ей путь в рай. Почему же ей так тяжело дышать? Должно быть, из-за той девчонки. Сэран показывал ей фотографии. Он все твердил, что лучше не рисковать, отправить того, кто истинно верит. Но Рика оборвала его. Она-то знала: все должно быть естественно. Когда первые подозрения не оправдаются, все успокоятся… и тогда-то они нанесут удар. Неделю, она дала ему неделю. И лучше бы ему справиться с задачей. Рика медленно идет к главному залу. Шепчущий шелест одежд успокаивает, и она уже предвкушает тот миг, когда окажется в кругу своих верных последователей, вместе с ними вознесет искреннюю молитву о рае, где нет ни боли, ни смерти, ни страданий. Там, где вечно светит солнце. И никто не посмеет сказать ей, что ей нужна помощь – что она неправа. Ее взгляд скользит по рядам одинаковых фигур в темных одеждах, и сердце ни с того ни с сего пропускает удар. Голос, спотыкающийся в рядах стройной молитвы, она узнает сразу. *** Он стоит перед ней на коленях, не смея поднять глаз. Она – облако сияния, строгого синего и беспечного золотого, улыбка, застывшая в омертвевшей сетчатке; она – угрожающая тишина, что сгущается вокруг него с каждым мгновеньем. Она правит этим миром, и все, о чем он может думать: «Не прогоняй меня». Она смотрит на него сверху вниз молча. Этого она не предвидела. Какой человек в здравом уме кинется вслед за женщиной, которая сделала его инвалидом, бросила его, вычеркнула из своего мира и с дороги к раю? Неужели он что-то начал понимать? Ты такой странный, V, думает она, и легкая улыбка трогает ее губы. Или ты думал, что я дам тебе уйти просто так?