Мы, мутанты

      В дом Чарльз вернулся, когда уже начало темнеть. На кухне горел свет, и когда Чарльз заглянул туда, то увидел стоящую у плиты Сюзанну.       – А где Эрик с Яношем?       – Наверху, – она указала в потолок лопаточкой для переворачивания мяса. – К ужину спустятся.       – Может, вам помочь с ужином, раз уж вас все бросили?       Она улыбнулась.       – Вы можете почистить овощи.       Чарльз тоже улыбнулся, скинул куртку и с готовностью сел к столу, где уже были разложены морковь, картошка и вымытые листья салата.       – Вы давно знаете Эрика? – спросил он.       – Нет, а что?       – Просто пытаюсь завязать разговор. Раз уж нам с вами предстоит прожить неопределённый срок под одной крышей, то нам стоит узнать друг друга получше, вы не согласны?       – В целом согласна, – Сюзанна накрыла сковороду большой крышкой и повернулась к нему.       – Тогда вы не против рассказать немного о себе? Я бы начал сам, – Чарльз снова улыбнулся обезоруживающей улыбкой, – но, как вам должно быть известно, мне просто нечего рассказывать.       – Да, Эрик говорил, – Сюзанна вздохнула. – Но, честно говоря, я не знаю, что вам рассказать.       – Ну, например, откуда вы родом? Или ваши предки? Вот мои, если верить Эрику, жили в Америке по крайней мере со времён моего деда. А ваши?       – А мои из Гонконга, – девушка пожала плечами. – Мои родители приехали в Штаты ещё до моего рождения. Так что я могу с полным правом считать себя американкой.       – А где вы с ними жили, если не секрет?       – В разных местах. Мы переезжали время от времени.       – А сейчас они где?       – Нигде. Они умерли.       – О… Простите, мне очень жаль.       – Ничего страшного, – Сюзанна помолчала, механически помешивая ложкой в маленькой кастрюльке. – Странно, правда? Кто-то попадает под пулю – и выживает. А кто-то…       Настал черёд Чарльза помолчать.       – Сюзанна, если вам тяжело говорить об этом, я пойму. Простите, что позволил моему любопытству разбередить ваши воспоминания. Но, быть может… Говорят, что если выговориться, становится легче. Я, конечно, не психотерапевт, и я не знаю, приходилось ли вам рассказывать кому-то… Но если бы я мог вам чем-нибудь помочь, я бы помог. Хотя бы просто выслушав.       – А вы и помогаете. Я, как-никак за вас деньги получаю. А рассказывать мне приходилось, конечно, полиции и врачам.       – Вы были ранены?       – Нет. У меня была травма и депрессия.       – Это случилось на ваших глазах, да?       Она кивнула.       – Я больше ничего не буду спрашивать, если не хотите, – сказал Чарльз. Он нюхом чуял, что ей всё-таки хочется поделиться наболевшим не со следователем, или врачом, а просто с сочувствующим человеком, но если надавить слишком сильно – она может просто закрыться, как раковина. Отступить было самой лучшей тактикой, и она принесла свои плоды – после короткого молчания Сюзанна всё-таки начала рассказывать.       История у неё оказалась немудрёной, такие можно услышать во множестве. Небольшая, но дружная семья эмигрантов так и не сумела ухватить американскую мечту за хвост, но не отчаивалась, считая, что терпение и труд рано или поздно всё перетрут. Если не у них самих, так у их детей или внуков. Желая дать единственной дочери хорошее образование, они не жалели для этого ничего, включая саму дочь. Чарльз только головой качал, слушая рассказ Сюзанны – с его точки зрения подобная муштра уже отдавала откровенным самодурством. Девочка была вынуждена учиться большую часть дня: возвращаясь из школы, она садилась за уроки, а покончив с ними, выполняла многочисленные дополнительные задания, прерываясь только для того, чтобы помочь матери по дому. Из-за постоянной загруженности у Сюзанны не было друзей, она практически не участвовала в общественной жизни класса, и к тому же несколько раз меняла школу из-за переездов родителей. А уж о том, чтобы пойти в гости или на школьную вечеринку, оставалось только мечтать. В учёбе же от неё требовали только отличных результатов, и по всем предметам она была первой. И при всём при том родителей Сюзанна вспоминала тепло и с благодарностью.       – Может быть, не держи они меня в ежовых рукавицах, я связалась бы с дурной компанией, и сейчас уже была бы наркоманкой, или проституткой, или и тем, и другим одновременно. Когда живёшь в трущобах, это легче лёгкого.       – А одноклассники-то вас не травили? – просил Чарльз.       – Пытались иногда, – Сюзанна равнодушно пожала плечами. – Но, знаете, если с самого начала как следует дать в глаз самым рьяным, тебя начинают обходить стороной.       Ага, сделал для себя вывод Чарльз, значит, не такая уж она и застенчивая мышка, какой выглядит на первый взгляд, и в случае необходимости умеет за себя постоять. Что же заставляет её с ним быть настолько скованной? Уж не необходимость ли, подчиняясь Эрику, врать и что-то скрывать?       Так или иначе, но приходилось признать, что учебная муштра принесла свои плоды. Девочка с отличием закончила школу, и с лёгкостью сдала вступительные тесты в Барнард-коллежд – женский гуманитарный колледж при Колумбийском университете в Нью-Йорке. Прекрасные результаты позволили ей получить грант, покрывший часть стоимости обучения, а оставшуюся сумму её родители за годы строжайшей экономии сумели накопить сами. Семья переехала в Нью-Йорк, поселившись в Китайском квартале, и всё, казалось, было прекрасно, но… тут-то и случилась трагедия, разделившая жизнь Сюзанны на «до» и «после». Однажды они все трое оказались в центре перестрелки конкурирующих в квартале банд. Чудом уцелевшая Сюзанна могла лишь с ужасом наблюдать за гибелью своих родных. Потрясение было настолько велико, что, хотя на ней не оказалось ни единой царапины, девушка полгода пролежала в больнице.       На Барнард-колледже пришлось поставить крест: затянувшееся лечение съело слишком много денег, и стало ясно, что оставшихся на оплату не хватит. Их ещё было достаточно, чтобы продержаться не такое уж малое время, но средства улетели с обескураживающей быстротой. Оказавшись предоставленной самой себе, Сюзанна обнаружила, что совершенно не умеет планировать свою жизнь. За неё всегда всё решали родители, и теперь свобода и мнимое богатство ударили девушке в голову. И не успела она оглянуться, как оказалась на мели.       Перспективы вырисовывались довольно мрачные. Нет, найти работу она бы смогла, но какую? Продавщицей, санитаркой, уборщицей… Не об этом мечтали её родители, а значит, все их труды и жертвы оказались напрасными. Сюзанне казалось, что она недостойна, что она их предаёт. И вот тут-то ей подвернулся со своим предложением Эрик Леншерр.       Предложение было странным, что и говорить, но ей ли было привередничать? Полный пансион и очень неплохие деньги за работу домоправительницы и, возможно, сиделки при беспроблемном пациенте. Да она и мечтать о такой удаче не смела.       – Как вы с ним познакомились? – спросил Чарльз, понимая, что затрагивает скользкую тему. Эрик мог бы нанять лучшую из профессиональных сиделок, а взял девчонку с улицы. Почему?       – Через агентство, куда я обратилась в поисках работы.       – И они рекомендовали именно вас?       – Немногие были согласны ехать так далеко, даже не зная, когда вернутся.       Уличать её во лжи явно было бесполезно, и лишь добавило бы напряжения в и без того непростые отношения. А потому Чарльз предпочёл сменить тему.       – Ну и как вам здесь, в Аргентине?       – Ничего. Скучновато, но красиво.       – Это да, – согласился Чарльз, невольно кинув взгляд на уже совсем тёмное окно. – Трудно, наверное, содержать в порядке такой дом?       – Поверьте, это много легче, чем убирать большой офис после напряжённого рабочего дня. Мне есть с чем сравнивать.       – А продукты? – Чарльз указал на плиту, где тушились уже давно почищенные и нарезанные овощи. – Их кто-то привозит, или вы сами закупаете?       – Сама. Теперь, возможно, это возьмёт на себя Янош.       – И сколько же вам приходится ехать, чтобы что-то купить? Я не заметил в окрестностях никакого другого жилья.       – А на что же тогда, как вы думаете, существовал здешний бар? – хмыкнула Сюзанна. – Тут вокруг фермы, и есть несколько городков, ближайший – в милях пятнадцати отсюда.       – А что за городок? Он чем-то знаменит?       – Понятия не имею. Даже не помню толком, как его зовут – ужасно длинное имя, Что-то-там-де-лос-Андес.       – А с дороги и не видно.       – А он в той стороне, – девушка махнула рукой. – Помните, наверное, что шоссе у самого озера разделяется? Вы повернули налево, а поехали бы направо, как раз в нём и оказались бы. Там можно купить всё необходимое.       – И машину заправить?       – Конечно. И даже взять напрокат.       Эрик появился несколько минут спустя, когда Чарльз с Сюзанной уже дружно накрывали на стол. Остановившись в дверях, Леншерр потянул носом воздух:       – Вкусно пахнет. А вы, я смотрю, разговоры разговариваете?       – Верно, – улыбнулся Чарльз. – Приятно наконец встретить хорошего собеседника. Из Яноша-то слова не вытянешь…       – Это верно, Янош у нас молчун, – кивнул Эрик. – А вот и он, кстати.       Ужин прошёл в тишине, словно все заразились молчаливостью от Яноша. Чарльз просто устал от разговоров, Сюзанна, наверное, тоже, а остальные двое думали о чём-то своём. После того, как посуду убрали, Эрик спросил, не желает ли Чарльз партию в шахматы, но тот ещё не до конца отошёл от путешествия, и предпочёл пораньше лечь спать.       А на следующий день стало не до шахмат. Не успели они вчетвером закончить завтрак, как на улице раздался требовательный гудок автомобиля.       – Кого это принесло? – удивился Чарльз. Он-то был уверено, что визиты сюда будут так же редки, как и в предыдущее убежище Эрика.       – Я посмотрю, – Эрик поднялся и вышел из кухни. Отсутствовал он довольно долго, и когда вернулся, Чарльз удивился ещё больше. Из-за плеча Эрика выглядывала бледная и усталая Эмма Фрост.       – Что-то случилось?       – Ничего, – ответил Эрик. – Янош, можно тебя на пару слов?       Они вышли. Чарльз с Сюзанной переглянулись.       Впрочем, Сюзанне, судя по всему, недолго пришлось маяться в неведении, и на вилле воцарилась атмосфера уныния. Чарльзу, как всегда, никто ничего не объяснил, но он кожей чувствовал, насколько подавлены все окружающие. Чтобы не заставило Эмму понестись следом за ними, ясно было, что она привезла известие о какой-то беде.       Чарльз бродил по дому и окрестностям, чувствуя себя никому не нужным и неприкаянным. Эмма почти сразу же ушла отдыхать, и не показывалась до самого вечера, Эрик заперся с Яношем, а Сюзанна занялась уборкой, вежливо отказавшись от помощи. Чарльз чувствовал себя ещё более одиноким, чем когда бы то ни было. Лучше уж быть совсем одному, чем среди людей, которым нет до тебя дела.       Поговорить с Эриком наедине ему удалось только вечером. В гостиной на втором этаже разожгли камин, и огонь бросал мерцающие блики на цветастые половики на крашеном полу, на простую, но добротную, как и всё тут, мебель, на спускающуюся до полу скатерть на круглом столе, на фотографии на стенах. Кроме снимков, комнату украшала довольно аляповатая картина над камином, но она как раз оказалась в тени.       – Я хотел остаться и пожить здесь с вами какое-то время, – Эрик налил себе в стакан из неожиданно дорогого хрустального графина. – Но получилось так, что я вынужден уехать. Уже завтра.       – Из-за новостей, которые привезла Эмма?       – Да, из-за них.       – Не хочешь поделиться ими со мной?       – Нет.       Повисло молчание, нарушаемое лишь треском сгорающих поленьев.       – Эрик, почему мы прячемся? – наконец спросил Чарльз.       – Чарльз, не начинай всё заново, – устало попросил Эрик. – Завтра у меня будет трудный день, так что этот вечер я бы хотел провести спокойно.       – А моё спокойствие тебе не дорого? Ты заставляешь меня мучиться вопросами без ответов, и выдумывать самые дикие предположения, вместо того, чтобы один раз нормально всё объяснить. Ведь я уже знаю, что мы в розыске в Штатах. Так почему ты не хочешь ничего объяснить?       Эрик сделал медленный глоток, явно раздумывая над ответом, и Чарльз впился в него напряжённым взглядом. И подавил разочарованный вздох, когда Эрик заговорил:       – А тебе не приходило в голову, что у меня есть веские основания, чтобы молчать?       – Я очень надеюсь, что они есть. Потому что если их нет, ты будешь выглядеть полным идиотом. И всё же, Эрик, – тебе и правда проще старательно ограждать меня от окружающего мира, чем один раз нарушить свой обет молчания?       – Да, мне действительно проще. Доволен?       – Нет. Что я натворил, что меня ищет полиция?       – Ничего. Ты – ничего не натворил.       – Тогда почему я не могу выехать из страны по подлинным документам? Или это и были подлинные документы, а я – вовсе не Чарльз Ксавьер?       – Ты – именно Чарльз, и именно Ксавьер. Я не врал тебе, просто говорил не всё. Паспорт был фальшивый, твоё имя настоящее, и ты ни в чём не виноват.       – Тогда почему?       – Потому что если ты не виноват, это ещё не значит, что тебя не считают виновным! – кажется, Эрик начал терять терпение.       – Виновным в чём?       Эрик застонал и закрыл лицо руками.       – Чарльз, не лови меня на слове. И просто, чтобы больше ты мне плешь не проедал – ты ничего не натворил. Натворил я, а ты в этот момент был рядом со мной, вот тебя с этим делом и связали. Тебе легче?       – Да, – смешно, но Чарльзу действительно стало легче. Пусть у него и не было ни единого доказательства эриковой правоты, но всё же он был рад услышать, что не сделал ничего такого, чего мог бы устыдиться или испугаться.       – Слава богу. Надеюсь, теперь ты от меня отвяжешься.       – Вообще-то, у меня есть ещё уйма вопросов, которые я хочу тебе задать. И главный из них… Эрик, зачем я тебе нужен?       – То есть? – уже успевший с видом мученика закатить глаза Эрик удивлённо посмотрел на него.       – Зачем ты меня прячешь, а потом тащишь с собой в Аргентину?       – Что значит «зачем»? Ты мой друг.       – Нет. Дружба – это отношения равных. Я даже не буду говорить, что дружба предполагает честность и доверие с обеих сторон. Но обязательный компонент дружбы – это уважение. К другу, к его воле, желаниям и решениям.       – Даже если это дружба взрослого с ребёнком, или здорового с больным?       – Даже в этом случае. Конечно, тогда о равенстве говорить не приходится, но уважение должно быть. Иначе это что угодно другое – любовь, опека, диктат… Но не дружба.       – Что ж, тогда можешь считать меня опекуном.       – Которым тебя никто не назначал.       – Чёрт возьми, Чарльз, а ты б хотел, чтобы я бросил тебя на произвол судьбы?       – Я бы хотел, чтобы ты относился ко мне именно как к другу, раз уж ты меня так называешь. И принимал во внимание и другие мои потребности, кроме физического здравия.       Некоторое время они в упор смотрели друг на друга.       – Вот что я тебе скажу, Чарльз, – произнёс наконец Эрик. – Я потратил немало сил и средств, чтобы обеспечить тебе это самое физическое здравие. Ты можешь считать меня другом, можешь опекуном, можешь даже счесть меня диктатором или и вовсе врагом – мне бы этого не хотелось, но ты в своём праве. Но я не собираюсь менять свои решения из-за твоего любопытства.       Чарльз медленно кивнул.       – Что ж, тогда и я тебе скажу, Эрик. Я благодарен тебе за заботу, и надеюсь, что когда-нибудь мне выпадет случай отплатить добром за добро. Но я не считаю себя обязанным следовать твоим решениям.       Ещё секунду или две они не отрывали друг от друга глаз. Потом Эрик встал.       – Что ж, попрошу Яноша с Сюзанной получше за тобой присматривать, – бросил он и вышел.       Оставшись в одиночестве, Чарльз откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Разговор дался ему нелегко, и опять стянуло кожу головы, а в череп словно впивались иголочки – верный признак надвигающейся головной боли. Да, не так он хотел бы попрощаться с Эриком, совсем не так. Но что поделать, если завтра Эрик уедет, и другого шанса переговорить с ним просто не было?       – Что, голова болит?       Чарльз вздрогнул и опустил руку, которой машинально поглаживал лоб. В голосе неслышно вернувшегося Эрика прозвучало искреннее сочувствие.       – Подожди минутку, – он исчез, чтобы тут же вернуться со стаканом воды и таблеткой. – Вот.       Чарльз молча проглотил протянутое ему лекарство, запил водой и вернул стакан Эрику.       – Ну вот, а рвёшься в гущу событий, – укоризненно произнёс тот. – А сам ещё даже поспорить без приступа не можешь.       – Я не рвусь в гущу событий, – мрачно возразил Чарльз. – Я просто хочу знать, что происходит.       – Узнаешь, Чарльз, дай только срок.       Это Чарльз слышал уже неоднократно, а потому просто промолчал.       Эрик с Эммой уехали сразу после завтрака. С ними отправился и Янош – проводить их до того самого городка, а заодно прикупить там кой чего. Эрик пообещал Чарльзу прислать ещё книг и журналов, Чарльз с Сюзанной помахали отъезжающим с крыльца и ушли в дом. Оставшись наедине, они немного поболтали о том, о сём, потом Сюзанна принялась за приготовление обеда, к которому должен был вернуться Янош, пообещав сотворить им настоящую свинину в кисло-сладком соусе. Убедившись, что она с головой погрузилась в кулинарный процесс, Чарльз вышел в бар, подошёл к простенку между окнами и вытащил из-за украшавшей его фотографии паспорт на имя Джека Николаса Уошингтона.       Врать и утруждать всех поисками якобы потерянного паспорта было неприятно – но если Чарльз хочет получить ответы на свои вопросы, искать их придётся самому. А для этого нужно иметь возможность вернуться в Штаты. Чарльз невольно содрогнулся, вспомнив двое суток бесконечного перелёта из Северной Америки в Южную, и искренне посочувствовал Эрику, и особенно Эмме, вынужденной пережить это испытание дважды и даже без толкового отдыха. Правда, они оба здоровее его, но зато он имеет возможность как следует отдохнуть и восстановиться перед новым испытанием.       Но и рассиживаться он себе тоже позволить не может. Две недели, сказал себе Чарльз. Этого должно хватить, чтобы прийти в себя, а заодно усыпить бдительность его надсмотрщиков, но дольше задерживаться незачем. Он сделает то, что считает нужным, а там – будь, что будет.