Самое настоящее проклятие

По календарю — чёртов декабрь. Как же так получилось, что даже в летний полдень моя одежда никогда не была такой мокрой, как сейчас? — Про... Прости?! — ошеломлённо переспросил я. Мне казалось, что я шептал, едва шевеля губами, но внезапное далёкое эхо донеслось до моих ушей. Ночь стояла тихая, прозрачная, как тщательно вымытое «Напором»* стекло — похоже, этот мой «шёпот» вполне можно было различить внизу, у подножья башни. Я непроизвольно прижал тыльную сторону ладони ко рту. Меня тянуло расхохотаться сумасшедшим хохотом, переходящим в беспомощное истерическое икание. Я чувствовал, что лицо покрывается красными пятнами, отдёрнул руку, показавшуюся странно чужой и неприятной, от губ. Конечно. «Извинение» со стороны Блэка было изощрённым и намеренным издевательством. Я на мгновение прикусил щёку и, ощутив солёный привкус на языке, ядовито выплюнул: — Ты серьёзно думаешь, мне достаточно услышать от тебя одно грёбанное слово? Что с того, если Блэку было угодно лениво поигрывать волшебной палочкой, как пером, или даже чесать ею за ухом? Я не собирался следовать его примеру. Не опуская палочки, я кинул быстрый, но внимательный взгляд на невербально запертую дверь. Круглая медная ручка поблескивала в тусклых лучах двух-трёх «выживших» свеч. Какое заклятие он использовал? Я мог навскидку назвать десять способов заблокировать, зачаровать и запечатать выход, но ведь таких чар сотни, если не тысячи... — Ты проделал непростой путь из подземелий на самую высокую башню Хогвартса, — вдруг негромко заметил Блэк, и я был вынужден вновь взглянуть на него. Очевидно, Блэка чувствительно задели мои слова — про гордость (точнее, её полное отсутствие), и про лживого мудака. Пот холодил мне лоб. Волосы на руках и ногах встали дыбом — под мантией это было очень неприятно. Будто я превратился в подобие ежа, к иглам которого липнут мокрые листья и трава. Да, несомненно... Блэк пытался держать себя в руках, но его самообладание едва ли можно было назвать эталонным даже в пьяном угаре... Выкатив на меня бешеные тёмные (на самом деле, они были просто серые, я не видел, но знал это) глаза, он холодно и отрывисто поинтересовался: — Ты правда хочешь уйти, Снейп? — Да, мать твою, Блэк! — едва он замолчал, уверенно отрезал я, несколько лишнего щёлкнув зубами и против воли сделал осторожный шаг назад. Я вздыбившейся кожей ощущал тревогу в воздухе. Я был уверен, если не в правдивости своего категоричного «да, мать твою» — то в том, что скоро копившееся между мной и Блэком, словно волны плотного тумана, напряжение рванёт. И завяжется новый обмен заклинаниями, согревающий лучше самого тёплого плаща... сверкающий, грохочущий и опаляющий. Другого варианта событий и быть не могло. Если, конечно, в ближайшее время я вдруг не совладаю со своими грёбанными приросшими к полу ногами! — Ты бесполезно тратишь моё время! Разумеется, я хочу... — не договорив, я снова посмотрел на дверь. Блэк сказал, я не смогу уйти? Стояли друг напротив друга. Между моими ботинками и ботинками Блэка было не больше четырёх шагов. Мгновение я жадно мерил глазами расстояние до двери, потом, ничего больше не говоря, ссутулил плечи и... попятился, точно рак. Но совершенно теперь осознанно. И отступал до того момента, пока не пнул пяткой случайное яблоко (оно подпрыгнуло на перевёрнутом блюде, как на трамплине, и резво откатилось в сторону) и край опрокинутого стола не упёрся холодным деревом мне в спину. Просто... не смогу?! Это мы ещё... посмотрим! Я не смотрел на Блэка прямо, но разумеется, видел как он, также не говоря ни слова, с напряжённым любопытством наблюдал за мной. Конечно же, он чувствовал подвох, но, похоже, не мог придумать, что сказать на этот счёт... тряхнул головой и быстро шагнул ко мне, будто возмещая недостаток «языкастости» (я, конечно, ещё не забыл, как Блэк меня уязвил: «советую направить твою языкастость»... и было на грани возбуждённого сознания ещё что-то, какое-то неприятное воспоминание) стремительностью телодвижений. Осколки стекла отчаянно заскрипели под тяжёлыми подошвами. Я остановился и вдруг представил как эти ботинки с размаху врезаются в живот, выбивая воздух, сильными ударами опускаются мне, упавшему в истоптанный снег, на голову, плечи, спину, руки... Резко выдохнул, усилием воли выбросил из головы картину болезненного и унизительного избиения — кинулся к двери, будто спугнутый выстрелом заяц. Будто таракан, при щелчке выключателя убегающий со стола под мойку. И в этот же момент услышал свист мантии сорвавшегося с места Блэка. В мгновение ока я пересёк площадку, глухо ударился боком об косяк, вцепился в холодную ручку и торопливо нащупал заколдованный замок. Втянул голову в плечи, чутко прислушиваясь к шуму погони за спиной и... сообразил, что меня не настигают — ни заклятия, ни сильные руки. Блэк не побежал за мной. Вернее большими прыжками помчался вовсе не ко мне, а... Пересилив слабую дрожь, я обернулся. И вовремя: успел увидеть, как Блэк, нарушая безупречную белизну снежного покрова, легко вспрыгивает на каменный парапет башни. Что за... Через секунду Блэк, взмахнув рукавами мантии, точь-в-точь вороньими крыльями, выпрямился, стоя на краю. Его высокая чёрная фигура резко выделилась на фоне неба. Голова с ореолом вьющихся волос — прямо под оранжевым, словно налитым кровью Альдебараном, «Глазом Тельца»... Нахер Альдебаран и всю Астрономию! — Эй! Что ты делаешь?! — оторопело вырвалось у меня. Блэк плавно опустил руки, прошёлся по парапету, как по широкому коридору, Остановился и... Твою мать! ...низко наклонившись, посмотрел вниз, в темноту за пределами башни. Лёгкий ветер колыхал полы мантии. От шагов Блэка с парапета посыпался мелкий снег — мне показалось, что этот снег, обжигая, сыпется прямо мне зашиворот. — Подумать только, всего лишь один лишний шаг в сторону, и настанет абсолютная свобода — задумчиво пробормотал Блэк, не понятно к кому обращаясь, — и никакой «одержимости». Джеймс, думаю, будет просто счастлив! — он будто очнулся, резко выпрямился и словно бы на миг потерял равновесие. Но только на краткий миг. — Так ты говоришь, я должен оставить тебя в покое? — спросил, развернувшись к созвездиям и чёрной высоте спиной, и, кажется, улыбнулся, хотя в темноте я с трудом различал выражение на его лице. Внезапно меня прошило острое разочарование из-за того, что я не мог как следует разглядеть Блэка. Может, он скривился от боли? Резко заныли закаменевшие скулы. Только сейчас я осознал, насколько напрягся, пристально глядя на чёртовы «цирковые номера» Блэка. — Но ты кое в чём крупно ошибаешься. Послушай меня, Северус... Нет. Ничего я не хотел слушать. Ничего. Не. Хотел. Эти интонации в голосе гриффиндорского придурка... Завалить мне СОВ по Зельеварению, если я не узнавал их. Палочка, всё ещё направленная на дверь, дрогнула в руке, и я почти неосознанно опустил её. В ушах склизкими ледяными каплями зазвучало: «Послушай… Я никогда больше не назову тебя… Я ни одного тебе слова больше не скажу. Клянусь! Никогда в жизни не подниму на тебя свою волшебную палочку! — Единственное, что я хочу услышать, какого хрена ты тут устраиваешь блядское шоу?! — хрипло процедил я и задохнулся от злости, плохого предчувствия и чёрт знает чего ещё. Исподлобья неподвижным взглядом уставился на тёмный силуэт. Мысль мелькнула и осела в мозге противным липким ощущением, словно в глотке застрял кусок плохо прожёванной пищи: мгновение назад я хотел крикнуть Блэку, чтоб он, чёрт его дери, слезал. Но теперь...«Всего лишь один лишний шаг — и абсолютная свобода». Да, свобода. Крохотный толчок. И ничья спина не будет перекрывать Орион. — Не от меня это зависит, — протянул Блэк так же рассеянно, словно и не услышал моих слов. — То, чего ты так сильно хочешь. Вообще-то, не от меня, а от тебя. Вот в чём твоя ошибка! Если бы я даже вдруг захотел разорвать этот бесконечный круг и что-то сделать и исправить... — Чего я хочу? Какая ошибка? Блять, Блэк, в твоих словах есть хоть какой-то смысл? Или ты окончательно спятил?! — прижавшись к двери спиной, простонал я, единственно за тем, чтобы не сорвать горло, выкрикнув заклинание, которое снесло бы этого придурка с парапета, как пустой бумажный стаканчик. В воздухе остался бы только страшный крик, похожий на воронье карканье. Дерьмо. Я был готов схватиться за голову. Мир перед глазами поплыл. Мне казалось, что сам уже схожу с ума на этой грёбанной Астрономической башне с этими непонятными репликами из темноты! В этот раз Блэк обратил на меня внимание: — Не понимаешь? — как будто бы весело изумился он, но, не будучи пациентом отделения душевнобольных в Мунго, вряд ли возможно было вообще хоть что-то разобрать в его предыдущей фразе. — О, только не говори, что это тебе не нравится. Преследовать, как... пёс охотничий. Римус, Три Метлы, палочкой тыкать в Джеймса... — Блэк сделал паузу, я был уверен, теперь он смотрел мне прямо в глаза.— Письмо из Министерства, в конце концов. Сюда ты пришёл за тем же самым. А мог бы не приходить. Но ведь... тебе было любопытно, да? Прямо-таки скребло изнутри, что же я задумал и можно ли будет меня ужалить, грёбанная ты змеюка? Это было невыносимо. — Ради всего магического, закрой рот! Не говори... ...ни слова. Я сам себя оборвал, неловкими замерзшими пальцами сжимая мантию, словно пытаясь выжать из неё солёную влагу собственного пота. В ушах гремела недавняя перепалка с Поттером: «Нюниус, ты не оборзел? Думаешь, можешь указывать говорить Сириусу или молчать?» — «А разве... нет? Помнится, ты хотел что-то сделать для меня?» И точно молния ударила. Теперь, бестолково шаря глазами по истоптанному снегу, я определённо был рад, что на площадке было темновато, чтобы разглядывать чужие лица. «Если ты не врал, то должен меня слушаться, как всякая псина!» «...Твои... клятвы? Может, ты и не вполне врал, когда говорил, что хочешь что-то сделать для меня» То, что я совершенно случайно сказал, когда столкнулся с Блэком после отлучки. Он казался таким же, как всегда, и всё же неуловимо изменившимся. У него на высокомерном и легкомысленном лице была непривычная, несвойственная печать боли. Если Блэк не врёт... — ... Северус, хочешь, чтобы я оставил тебя в покое? — откуда-то издалека послышался возбуждённый голос, — Так отпусти! Сам сначала отпусти меня, придурок! Ну же, — он снова взглянул вниз. — Ну как? отпустишь меня на свободу? Что? Нет. Мои плотно сжатые губы, слава Мерлину, промолчали. Но в душе-то я ответил. И ответил раньше, чем даже смог осмыслить вопрос. Какой-то бурей поднялась изнутри ослепляющая безрассудная ярость, и запротестовала: «Нет. Нет. Никогда». Я вскинул голову и нервно смял рукав, чувствуя невыносимую горечь во рту — пальцы помнили гладкую ткань ворота чужой мантии. Очень хорошо. Отпустить... Того, кто прятался за книжкой о невидимости в библиотеке, когда пришёл Эйвери. Кто давал дурацкие клятвы. И чьё лицо было полно беспомощной растерянности за миг до того, как я вошёл в разум, как в незапертую комнату. Нет, Блэк вовсе не улыбался — в его красивые черты втравилось страдание. И есть ли более глупый поступок, чем выбросить дорогой ценой доставшееся оружие, как смятую газету — в мусорку? По большей части, я не считал себя идиотом. ...Ни за что на свете. Может, Блэк говорил что-то ещё? Я не слышал. — Слушай, мне плевать, — выдавил из себя (нельзя было даже надеется, что Блэк принял моё насквозь фальшивое спокойствие за чистую монету), махнул рукой и неимоверным напряжением воли перевёл взгляд на заколдованный замок. — Хочешь спрыгнуть — прыгай! Краем глаза продолжал наблюдать за странно замершим придурком. Прошло мгновение, потом ещё одно — Блэк легко шагнул вперёд и спрыгнул.