***
Люди так слабы. Он понимает это в тот момент, когда ее капсула трещит, ломается слюдяными осколками, осыпается на пол, оставляя на постаменте то, что когда-то было Элизабет Шоу. Она все еще прекрасна, и кажется, что вот-вот проснется. На щеках играет румянец, но дыра, расползающаяся по грудной клетке, слишком глубока, чтобы оставить хотя бы один процент вероятности того, что ей удастся выжить. Элизабет Шоу мертва, и он не сумел выполнить свое обещание. -Нет, нет, нет... — шепчет Дэвид. Он пережимает порванные сосуды, погружает ладони внутрь, обхватывая слабеющее сердце. Оно бьется все тише, слабее, а затем затихает в его руках, как испуганная птичка, нашедшая покой. — Так не должно было быть... На корабле больше нет капсул, Жокеи никогда не считали смерть чем-то особенным или пугающим. Они находили вечность в созидании. Только вот для Элизабет Шоу все это больше не имеет никакого значения. Она мертва. Его единственный якорь, смысл — исчез, оставив от себя только истерзанную оболочку человека. А ее вера? Что теперь станется с нею? Она исчезнет с последней каплей крови? Он не допустит этого.***
Элизабет Шоу никогда не исчезнет. Она по-прежнему живет на тонких листах бумаги в виде рисунков. Она существует внутри его разума — бесконечное воспоминание, состоящее из снов прошлого, мимолетных моментов общения, ее смеха, упрямства и прикосновений. Она по-прежнему вместе с ним, стоит по правую руку — бесплотным призраком, и смотрит, как рушится древнейшая цивилизация. Она смотрит его глазами, как он и обещал. Она внутри него вместе с ее кровью, дрейфующей по его синтетическим венам. Они вместе наконец.