***
Игорь понимает, что сходит с ума из-за существования определенного человека, и это выражается даже в том, что он, как подорванный, вскакивает в хуеву рань и зашторивает все окна в комнате. Одним из самых сложных дел по утрам стало вылезти из кровати, когда к тебе прижимается горячее, сонное и безумно родное тело, когда Его ладони находят твои и не хотят отпускать на работу или по делам. Невыносимо. Лавров даже думает, что лучше бы этого всего с ним никогда не случалось, ведь тогда можно было и спать спокойно, и не рваться постоянно в квартиру, сбегая с площадки от разговоров с гостями, от планирования с Фадеевым. От всего, что изолирует тебя от дозы по имени Стас Конченков.***
Игорь знает, что утренний секс ему может светить только после чашки крепкого кофе без молока и с двумя с половиной ложками сахара. Тогда его любовник проснется и уже сам не захочет выпускать Босса из кровати, практически обезумев, превратившись в неугомонного и буквально задыхающегося от накатившей страсти нимфомана. Игорь знает, что будет на протяжении всего дня съемок вспоминать влажные губы на своем члене, затуманенный от секса взгляд, и ему ничего не останется, кроме как сжать кулаки и стараться не отвлекаться от того, что говорит очередной гость на шоу. — А у меня типа есть Пемп, он тоже цветочек. Поэтому ты обломайся, сука. Грубые шутки, пинки и колкие подъебы стали своего рода успокоением и отведением души. Иногда Лавров слишком перебарщивал с этим дерьмом, и его рожа могла встретиться с костлявым кулаком Стаса, который был хрупким только с виду, но на самом деле был в состоянии постоять за себя. И даже получая за свои выходки, Игорь не мог не отметить точность удара и возбуждающее напряжение во всем теле его худощавого любовника.***
— Как ты, нахуй, это делаешь? — теперь он это спрашивает уже не лично, пронзает риторическим вопросом тишину в гримерке.***
Осознается вся дерьмовость ситуации безумно сложно. Чертова тяга не давала спать, и Лавров стоял с сигаретой у окна уже тогда, когда стрелки на часах не дошли и до пяти утра. Кожа неприятно покрывалась мурашками. Подмораживало, что странно, учитывая, что за окном стоял конец мая, и по идее должно было уже быть тепло. Мужчина затягивается так сильно, как только можно. Никотин бьет по мозгам, вызывая легкое головокружение и тошноту. Стас сопит во сне. Еще изредка подергивает ногами и что-то бормочет, в этот же момент зарываясь в одеяло сильнее, прячась. На бледноватом и умиротворенном лице играют желваки, что выглядит и смешно, и как-то стремно. Нахуй так делать вообще. — Ты чертов маленький ублюдок, Конченков. Хриплый от курева голос Игоря заставляет парня вздрогнуть от неожиданности (не так уж крепко спал, видимо) и сонно глянуть на стоящий у окна силуэт. Тощая рука поднимается над одеялом, призывно показывая средний палец, а ее обладатель только сильнее заворачивается в одеяло, ежась от пронизывающего сквозняка.***
Лавров любит Стаса очень по-пидорски. Любит со всеми этими розовыми соплями, нежным воркованием в перерывах между дублями и эскимосскими поцелуями после ужина. О том, какой его любовник ласковый, бывает трудно даже вспоминать мельком, ибо щемящее чувство в груди от накрывающего с головой счастья мешает дышать и трезво оценивать ситуацию вокруг.***
— Тебе очень идет мой член, — Игорь тонет в эстетическом оргазме, будучи не в состоянии оторвать глаза от ловких и тонких пальцев. Если можно считать дрочку искусством, то тут Конченков, по всей видимости, достиг совершенства, потому что ничего более соблазнительного, чем это, Босс не видел ни разу в жизни. — Иди на хуй, — он уводит свои какие-то бездонные и безумно теплые глаза, ускоряет движение руки и натягивает подол худи ниже на свои бедра, стесняясь. В голове метрономом пробегает блятьблятьблятьблять, и Игорь спускает на порозовевшее от смущения и возбуждения лицо.***
— Ты гомик, — Лавров тыкается холодным носом в ямку за ухом и одной рукой крепко прижимает к себе такого же безумно уставшего парня, как и он сам, — ты чертов гомик, ебаный Пемп. Тащишься с моего члена, похотливая сука. — Ты долбаеб. Спи.