Мои крылья черные

      Ближе к лету 2005 года Адам уже спокойно переносил рост, как оказалось, крыльев. В палате, серые стены которой теперь не давили, всегда кто-нибудь был.       Наоми приходила чаще всех. Она приносила выпечку, тепло и счастливо улыбалась и подсказывать идеи песен Адаму, у которого фантазия хлестала из всех щелей.       Вскоре крылья не были похожи на кости и мясо, за которыми нужно было постоянно ухаживать, чтобы нежная кожа не засохла; они окрепли и покрылись чёрным пухом.       Парни тоже часто навещали друга: смеялись, рассказывали новости, травили шутки, и Гонтье был счастлив, чувствуя лютый прилив сил.       Кроме Наоми, группы и родителей, которые приходили не так часто, как хотели, изредка заходил Мэтт. Он сидел в сторонке, сгорбившись и подперев щёку рукой, иногда что-то печатая в телефоне, и как-то грустно смотрел на вокалиста Three Days Grace. Адам на самом деле не всегда замечал это, а если и замечал, то решал, что у парня своих проблем хватает, поэтому никогда не задавал вопросов.       Это было вовсе не так. Уолст-младший искренне радовался, что очередной кошмар в жизни Адама закончился, что у него прекрасные друзья, замечательная жена. Однако... Последнее его также и угнетало. Он радовался её присутствию в жизни Гонтье, но в то же время хотел бы, чтобы Адам чувствовал к нему то же, что чувствовал Мэтт.       Уолст с самого детства любил серые глаза и всё чаще пытался в них заглянуть; любил тёмно-русые вихры, которые, сдаётся, никогда не знали расчёски; любил хрипловатый мягкий голос, который, кажется, поселился в его голове навсегда. А ещё он приходил в восторг от его песен, которые застревали где-то глубоко внутри и не желали уходить, изредка вырываясь из горла светловолосого, когда тот сидел на полу где-нибудь в глухой квартире в обнимку с бутылкой. Когда никого рядом не было.       Мэтт хотел прикасаться к мужчине, держать за руку, что казалось совсем девчачьим желанием, сидеть рядом и обнимать тёплое тело, а не сиротливо жаться к стене, не приближаясь больше, чем на несколько метров, и лишь ловить скудные взгляды. Всего этого хотелось, но голубоглазый был уверен, что к чертям не сдался Адаму, да и не хотел портить идиллию семьи Гонтье.       Поэтому он молча сидел на подоконнике палаты и наблюдал за всеобщим весельем, чувствуя затылком замёрзшее окно. В голове крутились странные мысли о его девушке. Он понятия не имел, зачем морочит ей голову, зачем говорит изо дня в день, что любит, целует её. В один момент в голове скользнула мысль о том, что если бы Адам не выжил, он бы тоже умер. А потом понял: он и так не живёт без любви сероглазого человека с крыльями.       Мэтт далеко не сразу заметил пристальный взгляд солиста Three Days Grace, и внезапно осознал, что они в палате одни. Он боялся пошевелиться, не зная, как нарушить тишину и ничего не испортить.       — А... Эм... Где все?       — Решили пообедать в кафетерии, — Адам завозился, пытаясь сесть удобнее, и поправил рукой левое крыло, которое застряло между тумбочкой и кроватью. — О чём задумался? Что-то серьёзное?       — Да так, ерунда... — Мэтт улыбнулся уголками губ и спрыгнул с подоконника. — Думал над одной песней, но... Рифма не идёт.       — Оу... может, я смогу помочь? — Адам улыбнулся и склонил голову набок.       — Ну... Мм... — Мэтт выдохнул и достал из кармана толстовки маленький пухлый блокнот. — Я накидал первый куплет, но теперь не могу придумать, как перейти к припеву... Вот, — он прокашлялся и неуверенно запел: — Spanish lullabies under moonlit skies, We found love there, Dancing in the sand, walking hand in hand both without a care, Haunted by her past completely in her grasp, Simply unaware Was it meant to last, it fell apart so fast, Life is just not fair...       Адам задумчиво вслушивался в слегка дрожащий голос, уставившись в стену чуть выше плеча Мэтта.       — Я хотел что-то вроде «Пора посмотреть, что сделало со мной это чувство», но не подходит... — Уолст облизнул губы и уткнулся взглядом в блокнот, исписанный узким крупным почерком.       — Может, лучше «Пора взглянуть на то, что эта любовь сделала со мной» ? — Гонтье посмотрел на парня и потёр руки.       — ...я не могу убежать, лишь твоя любовь может спасти меня... — пропел голубоглазый еле слышно и закусил губу, поглаживая пальцем огрызок карандаша.       — Да! Вот так будет отлично. — Адам улыбнулся и, пригладив волосы, выдохнул.       — М? Думаешь? — Уолст-младший резко вскинул голову на реплику старшего и нахмурился.       — Эта строчка, она... Неплохо звучит, и от неё можно взять смысл для припева. — Адам пожал плечами, рассматривая сосредоточенное лицо младшего, который записывал придуманные строчки. — У тебя есть девушка? Если это посвящено ей, она, должно быть, безумно обрадуется.       Голубоглазый замер и выдохнул, медленно поднимая голову:       — ...да. Точнее, нет. Девушка у меня есть, но посвящается это не ей... Этот человек даже не знает, наверное, что большинство моих песен посвящено ему. Так себе, если честно, состояние...       — Оу... Да. Мне жаль, Мэтт. Сам попадал в такую ситуацию. — Адам понимающе кивнул и сел на краю кровати. — Правда, сейчас этого нет. Наоми — моя жена, и мечтать, наверное, больше не о чем, — он счастливо улыбнулся и встал, опираясь о тумбу.       Адам даже не догадывался, что в этот момент сердце младшего, кажется, пропустило удар от последних слов. В глазах Мэтта потемнело на секунду, и тонкие пальцы выронили блокнот.       — Д-да... Ты по-настоящему счастливый человек. Прекрасная жена, верные лучшие друзья, любящая семья, любимое дело. Желать и правда больше нечего! — За напускной увлечённостью в разговоре скрывалось желание разрыдаться и биться головой о стену, чтобы умереть и не мучить мир страданиями.       Адам как-то странно прищурился и вновь кивнул, проходя к окну. Он уже хотел ответить, но в кабинет зашла молодая медсестра:       — Гонтье, на перевязку.       Дверь захлопнулась, сероглазый выдохнул и вышел вслед за девушкой, оставив парня одного.       Хотя нет, не одного. С ним наедине осталась разбитая вдребезги и надежно хранимая в сердце любовь.