***
«Да как они смеют!» — глаза сверкают, кулаки сжаты так, что побелели костяшки. Злосчастная газета, где изображена я со своим боссом с телевидения (с которым ты прекрасно знаком) лежит на полу. В ней жирным шрифтом подчеркнут насмешливый текст в наиболее дурным тоном желтой прессы: фраза «Нашла себе настоящего мужчину» ранит тебя прямо в душу. «Настоящего, да! Не больного муковисцидозом, не кашляющий сутки напролет, способный накачать мышцы!». Слёз нет, только искренняя злоба, глубочайшая обида сильного, но столь уязвимого существа. — «Нет, родной мой, любимый! Это такие глупости, ты для меня самый лучший, ты же знаешь. Я твой животик не променяла бы и на тысячу качков. Милый…» — глажу по волосам спутанным волосам, целую солёные щеки. Обнимаю за шею и шепчу на ухо: «Давай займемся чем-то поинтересней этих желтых газетенок», и в течение долгих, сладких, обворожительных часов мы сливаемся словно единственный мужчина, единственная женщина на планете.***
Как можно жить настоящим, думать о будущем — с таким прошлым. Когда духовное и физическое слилось в такой гармонии, когда каждое прикосновение как электрошок, а каждый взгляд — как обещание вечности. Давая интервью спустя несколько месяцев, мне вдруг захотелось чтобы они знали. Я так им и сказала: «Лучший мужчина моей жизни. Лучше не будет никогда». Я знаю, многие наверняка задумывались, как может удовлетворить женщину такой хрупкий мальчик. Возможно, только я знаю, как страсть жила в тебе, когда ты впервые раздел меня, спокойно, но очень смело. Ты к любому делу подходил ответственно, а ко мне относился как к фарфоровой кукле, ты был самым сильным. Мы дышали в унисон, и когда мы были вместе — твое дыхание было моим, мое твоим, и нам часто казалось, что это слияние наверняка победит болезнь. Как больно, вновь и вновь осознавать, что это ошибка.***
Прошел год, словно в тумане. Работа, создание ассоциации твоего имени. Я стараюсь во всем помогать твоим родителям, но переступать пороги больниц мне так невероятно трудно. Однажды, твоя мама мне говорит: «ты ещё молодая, девочка моя, не закрывайся, ты заслуживаешь счастья». В ответ, я сжимаю ей руку и плачу. Как я могу быть счастлива в мире, где нет тебя? Где тебя становится все меньше. Едва слышимым шепотом я отвечаю ей: «Не. Хочу».***
Но тем не менее, мужчины появляются. Всем кажется, что в шоу-бизнесе всё скоротечно, но для меня всё застыло 2007-м. Очнувшись в один прекрасный момент я поняла, что уже 2011. 4 года пронеслось, было собрано много денег для борьбы с болезнью, а я только один раз попыталась сходить на свидание. Очень милый парень, работал осветителем на TF1, блондин, высокий и плотный. Сходили в ресторан, говорили о работе. Потом прогулялись до моего дома, и там он попытался меня поцеловать. В голове сразу возникло твое лицо, словно я видела только вчера. И я не смогла. Браслет опять обжег мне руку, и я не смогла. Я извинилась перед Густавом и вбежала в свой жилой комплекс словно за мной гнались бесы. В какой-то степени так и было. Я упала на кровать, прижала к груди кулон и браслет которые так и снимала уже почти 5 лет, и боль пронзила насквозь. Господи, как бы мне хотелось, чтобы у меня был кто-то! Ребенок…***
Мы успели обсудить вопрос о детях, представляли, как они бы выглядели, какая была бы у них сумасшедшая энергетика — нас двоих. Для людей мы были просто лица с экрана, а он для меня был всем миром, надеюсь, что и я для него. Мне так хотелось, чтобы у меня что-то осталось… А остался только браслет и застывшая в кулоне улыбка. «Грег, Грег! Как же мне тут быть без тебя». Как же так, время идет, легче не становится. Я иногда думала, почему мы не попытались сохранить его ДНК, чтобы хоть как-то продолжить. Ведь из-за болезни мы бы не смогли бы зачать естественным путем всё равно. Но ведь на было всего лишь 23 и 24, мы думали, что всё будет хорошо, что всё ещё впереди. Мы были нормальной парой, он так об этом мечтал, быть простым парнем. А он был не простым, а самым лучшим. Той ночью, я поняла, что Густав не спасет меня от моей потери. Я должна это сделать как-нибудь сама. «Прости меня, мой хороший. Я тебя так люблю, но больше не могу…» — и в ту ночь я впервые сняла браслет и кулон, положив их на ночной столик — чтобы он был рядом.***
И очень скоро я встретила его. Он был чем-то на тебя похож — но другой. Такой же целеустремленный, сильный, направленный на игру и победу. Я кажется впервые почувствовала, что могу быть счастливой. И иногда ночью, лежа с ним в одной кровати, я забываю в каком я году, и мне страшно, словно время становится не плоскостью, а узлом. Прости, Грег, мне бы так хотелось быть с тобой в вечности, но вечность забрала лишь тебя, а мне надо быть здесь. Я уснула на плече Ионна, и вдруг увидела тебя: «Не бойся, моя сумасшедшая, меня нет, и я есть — ты великолепна и свободна. Как и я. Я наконец-то дышу, тело и голос были моим всем, а теперь я являюсь всем миром, и весь мир живет во мне, и я живу в мире. В тебе, и в той жизни, которую ты в него принесешь. Ничего не бойся, я с вами. Я тебя люблю». Я открыла глаза и впервые за последние годы достала кулон и браслет из ящика ночного столика — и поцеловала. «Спасибо, малыш».***
Быть беременной было потрясающим ощущением. Жизнь росла во мне с огромной силой, я так надеялась, что это будет мальчик. Мне хотелось верить, что каким-то магическим образом в нем будет и немного тебя, вопреки любой логике. Но ведь ты настолько глубоко осел во мне — не может быть, чтобы это не отразилось. И вот первые движения, приветствие из мира, где зарождается жизнь, и я знаю, что сумела пережить крушение мира, создать жизнь из смерти, и поглаживая живот я представляла, как ты улыбаешься нам сверху. И больше не вспоминала. Каждая любовь разная, наша любовь с Иоанном уже иная — я была уже не той сумасшедшей девчонкой, и всё было иначе. Не отменяло прошлое, а строилось на нем. Моель родился, и мне казалось, что в тот момент и ты был со мной. И когда я впервые держала его на руках, чувствуя, как тело наливается новой ролью — матерью, мне на минуту почудилось прерывистое дыхание за моим плечом, и мягкий вздох…