Фантастический.

Какое зло мы добротой творим! С меня и собственной тоски довольно, А ты участьем делаешь мне больно. Заботами своими обо мне Мою печаль ты растравил вдвойне. Что есть любовь? Безумье от угара, Игра огнем, ведущая к пожару, Столб пламени над морем наших слез, Раздумье необдуманности ради, Смешенье яда и противоядья. У.Шекспир — Ромео и Джульетта

К некоторым вещам прикипаешь. В третьем классе у тебя был рюкзак с Флэшем. Он был не очень дорогой, и еще на первых неделях начал трещать по швам. Тогда ты подумал, что нового тебе не купят. Несколько дней рюкзак провалялся на полу. На следующий день он был полон учебников, а поверх старых ниток — блеклых и серых — торчали другие, красные. Ты несколько раз укололся иголкой, но тебе было не очень больно и не было обидно. Было, вообще-то, очень хорошо. В пятом классе пришлось запихнуть рюкзак в шкаф и никогда о нем не вспоминать. К некоторым людям прикипаешь. Они как вспышка света, режущая глаза. Они иногда раздражают. (Когда их так невыносимо мало мало). Они ввязываются в драки. Они бесстрашные, они глупые, потому что заставляют так сильно переживать за себя. Они первые не во всем. Алекс Стэнделл был вторым в городе, жизнь которого стала превратилась в до и после. До — волосы, которые тебя так бесили (фантастические), болезненное желание быть пойманным. Вселенская несправедливость — не для него. Он любил получать по заслугам, даже когда это могло для него плохо обернуться. Любой человек был бы счастлив не нести ответственности. И все были бы счастливы, если бы Алекс был таким человеком. И глаза у него, кажется, были фиолетовыми. После — холодные руки, последняя неделя, когда было совсем плохо. Голова немного кружится, и тебе сложно представить, каково это, когда все совсем плохо. Ты еще не знаешь, но тебе это очень знакомо. Прямо сейчас из-за этого тяжело дышать. Его волосы все так же бесили, а глаза уже не были фиолетовыми. Они были тусклыми и блеклыми, как те самые нитки. Только вот исправить его было поздно (невозможно). Нельзя помочь Алексу Стэнделлу, который не просит помощи. Он будет сопротивляться, пинаться и, в конце концов, сделает все по-своему. По-своему выберет лучший способ. По-своему поймет, когда должна восторжествовать справедливость. И следующие несколько недель ты будешь пялится в стену своей комнаты, перекатывая на языке безвкусные таблетки. Твой психиатр сказала, что они тебе помогут. В рецепте написано — не больше трех в сутки. Эта, кажется, пятая. Должно хватить на месяц, заверяла она. Мы как гребанные Ромео и Джульетта, спонтанно думаешь ты, закидывая пустую банку в мусорное ведро. И как ты еще не сдох? Клэй. Он не говорит никому. Это он умеет лучше всего. Он следит, чтобы ты не переборщил. Он верит, что тебе можно помочь. Он не смог помочь Алексу Стэнделлу. Алекс сейчас в больнице. Он еще не мертв, но жизни в нем так же много, как смысла в словах Клэя. Все наладится, говорил Клэй. И никто в это не верил. Алекс Шредингера, думаешь ты и смеешься. Еще ты думаешь, что таблетку пора глотать. Хлопает дверью. — Он очнулся. Кроссовки Клэя оставляют грязный след на ковре.