Стук дождя

POV Kai       — Спасибо за работу! — слышится неподалёку уставший голос Чунмёна.       — Хорошо постарались, — тоже произношу, слабо кланяясь проходящему стаффу. Измотан до одури, но при этом доволен проведённым концертом. Именно в такие моменты понимаешь, ради чего все эти старания и бессонные ночи, изматывающие тренировки и миллионы потраченных нервных клеток.       — Сехуна не хватает... — бормочет рядом Чанёль, недовольно морща нос.       — Как будто у нас есть выбор. Он скоро поправится и вернётся, — отвечает резко Кёнсу, и они продолжают свой разговор, в то время как меня уносит вдаль собственных мыслей. Стоило только концерту закончиться, как я сразу вспомнил о случившемся. Flashback       — Нури!       — Чонин! — рядом слышатся крики и беспокойные голоса. Понимаю, что вокруг нас столпилась куча народа, но сам ещё не могу прийти в себя. По венам бьет адреналин, и я ничего не чувствую.       Нури! Точно! Резко сажусь на месте и, найдя её лежащей рядом со мной, тормошу. Осматриваю тело на предмет ранений или порезов, но, к счастью, пока ничего не нахожу. Нури прикрыла лицо руками и лежит в позе эмбриона. Снова прикасаюсь к ней и поднимаю за плечи, понимая, что остальные ещё не отошли от шока.       — Слышишь меня! Эй! — ору я, пытаясь привести её в чувства, но она по-прежнему прикрывает глаза руками. Пальцы мелко подрагивают, выдавая её страх. Хватаю её за оледеневшие руки и притягиваю их к груди. — Нури! Ты меня слышишь? — а в ответ лишь молчание; она смотрит в пространство перед собой, словно вовсе не замечая меня.       — Нури! Ты как? — рядом раздаётся взволнованный голос Тэу, который наконец-то опомнился и решил вспомнить о существовании своей девушки. Злость уже в который раз за день охватывает меня, чуть ли не лишая здравого смысла.       — Ну же, приди в себя, — шепчу я, инстинктивно сжимая в руках её кисти. Мгновение — и её остекленевшие глаза в задумчивости смотрят на меня. А у самого, кажется, дыхание перехватывает. Она в порядке, с ней все хорошо, я успел её спасти.       — Нури, сможешь встать? — спрашивает её Тэу, но сталкивается с каким-то непонимающим и испуганным взглядом. Да, она, наверное, очень сильно разволновалась. Конечно, а кто в такой ситуации сможет сохранить рассудок? Она неуверенно качает головой и протягивает руку к Тэу, чтобы опереться на него. — Пойдем, присядем в гримерке. Нам принесут воду и успокоительное. Ты же не поранилась?.. — заваливает он её вопросами, а я лишь чувствую пустоту от её рук. Она меня отпустила. И только рядом валятся вдребезги разбитый прожектор и моё изнуренное сердце. Конец Flashback'а       А после я узнал, что она ушла. Вовсе ушла с концерта. Вместе с Тэу.       Честно говоря, я даже не понимал до конца, что чувствовал. То ли это была досада, то ли разочарование или банальная злость. Но я и вправду был зол Нури. Я понимал, что в таком состоянии ей не было смысла оставаться на нашем выступлении, но меня бесил сам факт того, что с ней был Тэу. Мне становится все труднее и труднее контролировать свою злость на нашего хореографа... А недавняя чуть ли не состоявшаяся потасовка говорила сама за себя, я не могу контролировать себя рядом с этой мразью, на которую тратит всё своё время Нури.       — У кого какие планы? — послышался рядом голос Чунмёна. Мы все уже были в микроавтобусе и ехали в направлении общежития.       — Сначала домой, потом посмотрим, — прошептал расслаблено Бэкхен.       — Ты с нами, Чонин? — спрашивает Чанёль и легонько толкает за локоть. Раздраженно смотрю на него, не имея и малейшего желания участвовать в их попойках.       — Нет, у меня свои планы, — ответил, ещё сильнее сжимая в руках телефон. И черт, мне плевать, если я ввалюсь к ней домой, а они там будут занимаются сексом. Я просто на месте убью Тэу.

***

POV Нури Adult child - Sad things Heureun - Is it so?       Я сижу на кровати, подобрав колени под себя. Страх неизбежности и безвозвратности чего-то так сильно меня настиг, что руки, охватывающие голову, мелко-мелко дрожат, а сердце находится не на месте, отдавая гулкими ударами где-то в сознании. То, что я в целости и сохранности уже странно, а то, что именно Чонин успел спасти меня, при том не получив и единой царапины, заставляет задуматься о том, что это всё неестественно, будто сами небеса хотят свести моё существование к нулю. Уже второй раз... второй раз происходит то, чему я не могу дать объективного объяснения.       Но самое страшное заключается совсем не в этом. Вовсе нет. Всё намного глубже и пугающей, чем может показаться на первый взгляд.       — Ты правда думаешь, что я — лишь галлюцинация твоего сознания? Или что тебе всё мерещится? — снова слышу этот голос в голове.       Поднимаю в испуге глаза, но прекрасно понимаю, что в квартире нахожусь совершенно одна. Сори уехала в Японию для проведения занятий, а я в совершенном одиночестве. И только портрет Чонина смотрит на меня из угла комнаты, будто напоминая каждой клеточке о своём существовании. За эти пару дней я уже успела всем сердцем возненавидеть его, но рука не поднималась что-либо с ним сделать, слишком уж дорог. Портрет или воспоминания? А его серьёзные и задумчивые глаза продолжают буравить меня сосредоточенным взглядом, будто выжигая на коже дыры.       — Ты правда хочешь быть с ним? — снова раздаётся голос. На этот раз у меня получается различить какие-то нотки грусти и досады. Это женский голос, напоминающий мой собственный. Но в каждом слове чувствуется всепоглощающая усталость и раздражённость.       — Исчезни! Тебя нет! Мне кажется, мне мерещится, — шепчу, чувствуя, как страх неизвестного медленно прокручивает на моем горле петлю, сжимая в тисках все сильнее и сильнее.       — Как же тебе кажется, если ты отчётливо слышишь каждое моё слово? — произносит она, будто ухмыляясь от моей реакции. А я лишь дёргаю головой, не в силах поверить в происходящее. Может быть, я схожу с ума? Шизофрения? Биполярное расстройство? Что за черт?!       — Отцепись от меня... Исчезни... исчезни... — шепчу, качаясь из стороны в сторону. По щекам катятся горячие слёзы, но я уже не контролирую себя. Страх настолько велик, что сердце со всей силы бьёт по грудной клетке, умоляя избавить от мучений.       — Рано или поздно нам с тобой придётся поговорить. Ты же понимаешь это? — отвечает она, а я уже и не знаю, куда себя деть, чтобы она растворилась в моей голове. Все тело бьёт мелкой дрожью, а я уже подумываю о том, чтобы сходить к психиатру. От этого должно быть избавление... Должно!       — Тебя нет... Нет...       — Глупая, я — это... — но в этот момент слышится дверной звонок, обрывающий голос на полуслове, и я срываюсь с места, лишь бы прекратить эти мучения. Она больше ничего не произносит, и этого мне уже достаточно.       Бегу, что есть силы, и одним махом открываю дверь, впуская в дом лёгкий ветерок и запах моря. Это Чонин, смотрит на меня сосредоточенно, будто пытаясь передать мне силой мысли что-то. Чёрные угольки глаз так и блестят сотнями искр. В них читается такая чистая ярость и скрываемая злость... Но мне все равно, теперь он рядом со мной, теперь я в безопасности.       Прыгаю ему на шею и обнимаю, с облегчением понимая, что я не одна. Слезы с новой силой накатывают на меня, а истерика уже готова вырваться наружу. Боже, как же я счастлива, что он пришёл! Жмусь к его груди, сминая в руках его кожаную куртку, окропляя слезами футболку. Но я больше не в силах сопротивляться и притворяться сильной. Руки мелко подрагивают, и я инстинктивно закрываю глаза, чувствуя себя рядом с ним в безопасности.       — Ч-что с тобой? По-почему плачешь, эй? — наконец приходит в себя Чонин и спрашивает, не понимая, что сейчас со мной творится. Да... Я, наверное, схожу с ума... Я слышу чужой голос в собственной голове... Кажется, пора обратиться к врачу.       — Я... я так рада, что ты пришёл... — шепчу, поднимая голову и стараясь сфокусироваться на его растерянном взгляде. Он взволнованно проходится взором по моему лицу, будто нежно лаская, а я чувствую, как начинаю постепенно успокаиваться. Чонин поднимает руки и осторожно убирает с лица взмокшие волосы, а после большими пальцами проводит по щекам.       — Хей, ты чего плакала? Что-то случилось? — произносит он своим бархатистым голосом, а я готова высказать ему всё, что накопилось на душе, всё, чего он только не пожелает, но в последний момент одергиваю себя, понимая, что Чонин примет меня за сумасшедшую. Смотрю на его такие тёплые глаза, усыпанные мириадами звёздочек, хочу поделиться с ним всем, что тревожит меня, но... Слезы снова наворачиваются, и я опускаю голову, лишь бы Чонин вновь не стал свидетелем моей истерики.       — Это так сложно... — шепчу, закрывая лицо руками. Не хочу, чтобы он видел меня такой. Теперь я настроена совсем иначе, готова умолять Бога, лишь бы Чонин не видел меня такой жалкой.       — Послушай, — снова даёт он о себе знать и приподнимает мою голову к себе, ласково убирая ладони с лица, прижимая к собственной груди: она мелко подрагивает и часто-часто опускается и поднимается. — Мне очень больно видеть тебя такой, — и в голосе чувствуется лёгкая дрожь в подтверждении его слов. — Если ты не хочешь рассказывать, в чем дело, то и не нужно. Просто давай посидим немного, попьём горячий чай, и ты успокоишься, — шепчет он, заботливо поглаживая меня по голове.       Что происходит? Только сейчас меня осеняет мысль о том, что такое поведение несвойственно Чонину. Вечно хладнокровный и молчаливый, наблюдающий со стороны парень вдруг оказывается таким участливым и заботливым... Сегодня такой бешеный день, и он продолжает меня удивлять всё новыми и новыми событиями. И вдруг становится так плевать на то, что будет дальше. Я выжата, как лимон, и единственное, чего я реально хочу, чтобы этот дурацкий день закончился, и всё оказалось страшным сном. Отвратительное признание Тэу, как Чонин спас меня от прожектора, и этот мерзкий голос, не оставляющий в покое после произошедшего. Но сейчас его нет. И это странно...       — Нури? — голос Чонина заставляет выйти из раздумий, поднимаю на него глаза и вижу заботливый взгляд исподлобья, который изучает каждую чёрточку на моем лице. Растерянно оглядываюсь по сторонам, понимая, что моё разрёвонное состояние положительно не сказывается на внешнем виде. Неловко вытираю кожу от слез и делаю глубокий вдох, чтобы привести разбушевавшееся сердце в порядок.       — Извини, я что-то совсем вышла из строя, — шепчу, слыша, как голос стал хрипловатым и еле различимым от продолжительного страха и рыданий.       — Знаешь, что? Ты сейчас иди в ванную, сполосни лицо холодной водой, а я сделаю чай, — произносит он доброжелательно со своей неизменной улыбкой, заставляющей меня теряться, как какой-то школьнице перед красавчиком-учителем.       И сказать, что мне неловко сейчас — это ничего не сказать. Поэтому я быстро сбегаю в направлении ванной и пытаюсь хоть как-то привести себя в адекватное состояние. Слышу сквозь журчание воды, как Чонин звенит чашками на кухне, а после — как чайник постепенно закипает. Ему, скорее всего, непривычно и странно находиться в таком амплуа психолога и друга в моем доме, да и я чувствую себя не в своей тарелке...       Смотрю в зеркало и вижу перед собой уставшую девушку с опухшими мешками под глазами, волосы взъерошены и лежат как попало, обкусанные, покрасневшие губы подрагивают, а в поблескивающем взгляде читается страх и ожидание чего-то ужасного. Да... этот голос постоянно твердил о каком-то выборе и о том, что должно произойти что-то ещё...       — Какой ты чай любишь? — спрашивает Чонин, бесцеремонно открывая дверь ванной. В глазах плескаются задор и радость, будто он пытается заразить ими меня, стараясь приободрить и поднять настроение. Слабо улыбаюсь и произношу:       — На твой выбор, — иду за ним, вставая у дверного проёма. Опираюсь на него и наблюдаю за этим парнем, хозяйничавшим на нашей с Сори кухне. Здесь никогда не бывал другой парень, помимо Тэу. Это воспоминание больно бьёт поддых, и на моем лице наверняка вырисовывается досада и злость. Как можно было взять и испортить таким образом нашу дружбу? Боже, может быть, в этом есть и доля моей вины? Где я не углядела? Где перешла черту?       — Почему не осталась на концерте? Я думал, тебе будет интересно за нами понаблюдать, — спрашивает тихо парень, не оборачиваясь на меня.       Медленно наливает в чашки закипевшую воду, и только звон воды щекочет слух. На улице уже давно темно, свет от пожелтевшей лампы очерчивает спину Чонина, а его серая футболка слегка развивается от ветра, врывающегося в окно. И хочется ответить что-нибудь, оправдаться, но меня полностью поглощает эта тишина, окутавшая нас обоих. Хочется лишь наблюдать, созерцать и наслаждаться.       Мышцы на руках при каждом его движении плавно перекатываются, а профиль устремлён вниз. И как бы странно ни звучало, но единственное, чего мне сейчас хотелось, это взять бумагу с карандашом и нарисовать всё увиденное. Но в этот момент Чонин оборачивается и серьёзным взором смотрит на меня, медленно переходя взглядом от глаз к шее и ключицам. И места эти начинают нестерпимо болеть, будто он жалит меня своими горящими угольками.       — Я... я думал, ты пришла, чтобы посмотреть на наше выступление... — прошептал он и сделал глубокий вдох, который отдавался в моем собственном сердце истомой, разливающейся теплом по всему телу.       — Послушай, Чонин, можешь немного попозировать мне? — спрашиваю, не желая продолжать неприятную для меня тему. Не хочу больше думать о Тэу, на сегодня мыслей о нем достаточно.       Чонин удивленно приподнимает брови вверх. Глаза стали шире, он явно не ожидал, что я попрошу его о таком. На пару секунд он совсем теряется и опускает чайник с кипятком вниз, совсем забывая о том, что в нём находится. Резко подбегаю к нему и придерживаю за руку, иначе нас обоих ждут не самые приятные ощущения в виде ожогов...       Сталкиваюсь с ним взглядом и чувствую, как сердце бесповоротно ухает в районе груди. Дыхание перехватывает, а я не знаю куда себя деть, не способная даже глазом моргнуть, смотрю ему в глаза и чувствую себя мороженым, тающим на солнце. И я бы хотела высказать столько всего, выяснить наши отношения и прочертить между нами границу, но понимаю, что не в силах даже банально убрать руку с его кисти. О какой ещё твердости характера идёт речь? А была ли я такой всегда?..       — Ай! — произносит Чонин, резко ставит чайник на место и шипит от боли. Подносит покрасневшие пальцы к губам и дует на них.       — Сильно болит? — сразу прихожу в себя и спрашиваю, понимая, что момент, как всегда, упущен.       — Нет... нет, все в порядке, сейчас пройдёт, — я уже давно заметила эту его привычку не распространяться о своём самочувствии, поэтому лишь открываю холодную воду в кране и взглядом указываю Чонину на неё.       — Я пойду, приготовлю всё для рисования, — шепчу я ему и ухожу с горячими чашками чая. Пар над ними пританцовывает и прижигает мне кожу на руках. Что же мне сейчас делать? Как изобразить Чонина? Стоило ли вообще предлагать ему нечто подобное? Доставать ли прошлый набросок или написать новый?       Я не знала, чего на самом деле хотела, не могла разобрать голос сердца, уже изрядно подуставшего от всего происходящего, поэтому теперь сидела и сосредоточенно смотрела на пустой мольберт, стараясь хоть что-то прочувствовать.       — Что мне делать? — рядом послышался голос Чонина, а я от неожиданности вздрогнула и подпрыгнула на месте. Так сильно отвлеклась своими мыслями, что даже не услышала шаги. Чонин стоял передо мной и неловко переступал с ноги на ногу, не зная куда себя деть, рефлекторно прижимал к вытянутым губам пострадавшую руку и осматривал мою комнату, будто находился в ней впервые.       — Я не знаю... Сядь пока что. Сейчас что-нибудь придумаю, — прошептала, стараясь прийти в себя.       — Хорошо, — только и ответил мне парень и послушно сел на стул, стоящий перед мольбертом.       Но что я сейчас хочу от него? Вечно мечтающая о том, чтобы запечатлеть Чонина, я теперь неуверенно ерзала на месте, не находя себе место... И тут меня осенило.       — Не мог бы ты встать ко мне боком и прикрыть лицо рукой? — спросила сразу, чувствуя как волнение быстро подступает к сердцу, прикрывая любые выходы к побегу. Я поняла, чего хотела, и спешила немедленно исполнить желаемое. А Чонин непонимающе смотрел на меня, не совсем уверенный в моих словах.       — Ты уверена, что для этого нужен именно я? — спросил он, моментально ошпаривая меня кипятком.       — Я не могу рисовать никого, кроме тебя. Так что думаю, что единственный, кто подходит на эту роль — это ты, — уверенно ответила я, больше не желая что-либо скрывать между нами. Куда делась уверенная в себе Нури, которая могла ответить любому недоброжелателю? Куда делась Нури, которая настойчиво спорила со всеми, кто был не прав, и всегда высказывала своё мнение? Именно поэтому мне нужно опомниться и вернуть себя прежнюю.       Так что теперь была моя очередь смущать Чонина. И именно поэтому он сейчас удивленно приподнял одну бровь и сосредоточенно вытянул вперёд свои карамельные губы, будто призывая меня немедленно наброситься на них. Но нет, не на ту напал, Мистер Бурый Мишка. Я буду держаться до последнего.       — Что ты имеешь в виду? — спрашивает он приходя в себя, а я лишь пожимаю плечами.       — Давай заниматься делом, — включаю медленную музыку, подхожу к нему и помогаю с позой. — Помнишь свой сольный танец? Вставай боком, прикрывай рукой лицо и смейся, — деловито командую, чувствуя внутренний подъем настроя и одухотворенность. И как ни странно, но этот парень беспрекословно выполняет любую мою просьбу, совсем забыв, какой он "хладнокровный и придирчивый". От этой мысли становится ещё смешнее, и я еле прикрываю проявляющуюся ухмылку на лице.       Я постепенно начинаю наполнять лист всё новыми и новыми линиями, соединяя их в нечто особенное и единое. Будто из-под собственных рук у меня рождается что-то совершенно отдалённое от меня, чужое. Я лишь орудие в руках собственной музы и Чонина. Поэтому безвольно следую любому их желанию, проявляя его в движении кистью и пальцами.       Я даже не замечаю, как все мысли в голове расправляются, а произошедшее накануне становится уже чем-то объективным и обыденным. Я смирилась со всем, что случилось, смогла переварить эти события, осталось только решить, что мне делать...       — Послушай, может, немного передохнем? — слышится в тишине мягкий голос Чонина, сразу выводящий меня из размышлений. Боже, как я могла забыть о том, что он пару часов назад провёл изнурительный концерт, а до этого ещё и репетицию? Поэтому он так устало смотрит на меня, будто провинившийся котёнок?       — Что? Прости, я совсем увлеклась... даже не заметила, как пролетело время, — прошептала, косясь на настенные часы, которые показывали, что прошло в районе часа. Чонин сразу опускает руки и садится на стул передо мной.       — Когда ты рисуешь, превращаешься в совершенно иного человека. Просто беспощадна... — произносит он то ли шутливо, то ли на полном серьезе. А я лишь слабо улыбаюсь и отпиваю давно остывший чай.       — Знаешь, думаю, на сегодня хватит нам с тобой работать. Пора немного и передохнуть, — говорю, вставая с нагретого места. — Ты не против, если я выключу свет, а то глаза побаливают немного? — шепчу и, не дожидаясь его ответа, нажимаю на переключатель, вгоняя всю комнату в темноту. И только слабое лунное сияние с улицы освещает очертания вокруг.       Я возвращаюсь на своё место и поворачиваюсь к окну, чтобы взглянуть на ночное чистое небо. Городское освещение не давало звёздам пробиваться к нам, но Малую Медведицу все равно было видно. Полумесяц устало покачивался на небосводе, навевая вечную грусть и любовную тревогу. Слышно было стрекотание сверчков, поющих в унисон какой-то своей мелодии. И вдруг меня осенила мысль о том, что я жутко хочу быть частью всего этого, но я здесь, за окном, в силах лишь наблюдать и созерцать...       — Нури, послушай... — слышится неуверенный голос Чонина рядом. Он как-то незаметно успел передвинуть стул и сесть рядом.       — Посмотри, какой месяц красивый, — шепчу восхищённо, но чувствую на себе пристальный взгляд парня. И почему моё сердце вечно так реагирует на любое его касание, будь то телесное или одними только глазами? По телу проходятся стайки мурашек, и готова поклясться, что волосы у меня встали дыбом от этого тягуче-манящего взгляда. Кровь бьёт по вискам и пытается разорвать грудную клетку.       Кладу чашку на стол и поворачиваюсь к Чонину, который будто чего-то ждёт. Смотрит на меня так внимательно, что хочется спросить не испачкалась ли я. Медленно протягивает руку и ласково убирает прядь волос за ухо. Кажется, женские волосы очень нравятся ему, а я могу поклясться, что единственное, что завораживает меня — это он сам: его взгляд, подёрнутый бархатной дымкой, его руки, тянущиеся ко мне, его голос, такой нежный и сладкий, что я молюсь, слушая его, лишь о том, чтобы не потерять окончательно рассудок.       — Чонин, остано...       — Помолчи... прошу тебя... — шепчет он в ответ, всем корпусом наклоняясь ко мне. Произносит это мне прямо в губы, опаляя чувствительную кожу горячим дыханием.       — Ты... — но он обрывает меня коротким поцелуем, будто боясь позволить себе лишнее. Смотрит исподлобья, проверяя мою реакцию, а я и сама не знаю, что делать. Остолбенела на пару секунд и не могу выйти из этого транса.       Снова целует меня, на этот раз увереннее, опускает одну руку в волосы, словно боясь, что я оттолкну его, а вторую — на талию. Потягивает то нижнюю губу, то верхнюю, вместе с тем играя с моим сердцем, терзая его, как только пожелает. А я и сопротивляться не могу, поддаваясь этому натиску непослушных чувств, что охватили душу. И готова поклясться, что ничего более приятного в жизни не испытывала, хотя целовалась не впервые. От его прикосновений хочется кричать и парить над небесами.       Приподнимаю пальчики к его груди и чувствую сквозь футболку, как часто сердце бьется, словно умалишённое. Так быстро стучит, что я пугаюсь, все ли с ним в порядке.       Но Чонин моментально меня отвлекает, сильнее прижимаясь ко мне и проходясь пальцами по спине, иногда больно сжимая чувствительную кожу. А после — одни чувства. Его язык прикасается к моему, проходится по зубам, дёснам. Забавно, он и вправду оказался сладким на вкус. Сотни мурашек бегут по телу от его прикосновений, и я не успеваю ни к чему привыкнуть. Сердце так и трепещет и, кажется, готово вдребезги разбиться от переизбытка чувств, но я боюсь оборвать этот нежный плен его прикосновений.       Поцелуи становятся все более и более страстными, а близость все более требовательной. Я заражаюсь от него возбуждением, осознавая, как оно теплится ниже живота, будто все больше и больше увеличивающийся вакуум, который рано или поздно разорвётся тысячами красок и эмоций.       Притягиваю руки к шее Чонина, а он тихонько вздрагивает в губы от холода моих пальцев. Опускает руки к попе и по-хозяйски подтягивает к себе так, что я оказываюсь на его коленях. Он доволен, улыбается сквозь поцелуи, а я только чувствую его сбитое дыхание и обрывки слов, которые он резко проговаривает в полузабытьи.       — Я так долго... ждал этого... хотел...       А я затыкаю его новым поцелуем. Слова нам ни к чему, это всё лишнее. Я всё и так прекрасно чувствую через его прикосновения, через его дрожь от волнения и руки, которые он не в силах контролировать, вечно играя с волосами, слегка потягивая их в сторону. А ведь это лишь сильнее распаляет во мне огонь, возбуждает с нешуточной силой, и хочется большего.       Чонин подхватывали меня под бёдра и кладёт на рядом стоящую кровать. Опускается меж ног и смотрит так серьёзно. Глаза бегают по лицу, и он проводит рукой по моей щеке. Уверена, сейчас он решается на шаг, который определённо изменит нас обоих и наши жизни.       — Чонин... — не даёт мне договорить, целуя. "Если ты понимаешь, что это неправильно, мы можем остановиться сейчас", — я хотела сказать именно это. Но, видя огонь в его глазах, понимаю, что ему трудно совладать с собой, как и мне, в принципе. И голос совести отходит на второй план перед этой всепоглощающей страстью.       Он снова целует меня, будто боится утонуть в собственных чувствах. А я невольно чувствую, как по щеке бежит горячая слеза. Что? Почему я плачу? Что за странная реакция?       И конечно же, это не остаётся Чонином незамеченным. Он останавливается и сосредоточенно смотрит на меня. Вытирает большим пальцем слезу и тяжело вздыхает.       — Как ты можешь встречаться с Тэу и целоваться со мной? — шепчет он раздосадовано. А я и не понимаю сначала, что он имеет в виду.       — Что? — спрашиваю тихо, но он уже успел встать и скрыться в направлении входной двери. Хватается за голову и идёт неуверенной походкой, придерживаясь за стену.       Слышится звонкий стук двери — и вот я одна. Кажется, использованная и с разорванным в клочья сердцем.