BTS: The Story

Початая бутылка самого дешевого алкоголя. Через ее зеленый бок грязная улица не такая засранная и раздражающая. Он напивается часто. Просто охренительно часто для человека, которому по закону пить-то было разрешено меньше месяца назад. Щурясь через стекло на зеленеющий свет фонаря, искаженного, словно с картины Дали, парень двигался вдоль пропитанной плесенью и мочой стены. Он смеялся своим же репликам, нервно потрясывая головой. - Ты мертв, Мин Юнги…. Я убил тебя, ха-ха-ха! – безумный алкаш залился хохотом, прогибаясь в пояснице назад, оставаясь на грани равновесия. Его мутные глаза прояснились на секунду, тело спружинило обратно, заставляя согнуться пополам и привалиться к кирпичной кладке какого-то склада. Рвотный позыв ударил под дых, вытрясая из Шуги содержимое желудка и какую-то мелочь из карманов. Монеты, которых возможно хватило бы на проезд в одну сторону до Хондэ, потонули в дурно пахнущей жиже, покрываясь новой порцией блевотины. Спазмы отступили не скоро, стягивая опустошенное нутро еще некоторое время, выжимая досуха. Сплюнув желчь, парень осел, не заботясь о чистоте подранных по периметру джинсов. Зеленые светлячки разлетались от бутылки, покрывая худощавые икры кислотными леопардовыми пятнами. Горячо. Жарко так, что хочется сорвать с себя не только обляпанную майку, но и серую кожу, оголяя мышцы, ручьями сбегая в водосток. А еще глухо, как в аквариуме. Предпринимать попытки встать, пока в голове еще пляшет ебучий вертолет, понятное дело, было тупой идеей. Но открыть глаза можно. - Еб твою, - веки, непомерно тяжелые, слиплись намертво, - Нахуй, спим здесь. Завалиться на бок, стараясь не расквасить бошку о засранный асфальт. Отлично, не плохо. Даже почти не тошнит. Только назойливый звук из окружающей среды бесит до усрачки. - Сука, заткни своего ублюдка! – детское нытье не вписывалось в картину идеального сна пьяного парня. Всхлипы локализовались, даже, возможно стали тише. Но не прекратились. Ладно, значит, справимся своими силами. Приподнявшись и стараясь не блевануть снова, Шуга предпринял еще одну попытку. Один глаз – выполнено, второй – частично, но тоже ничего. Фокусировка на максимум, стабилизация движения. Степень освещенности территории – темнее, чем у негра в жопе. Объект – размытая туша за парой мусорных баков, отлично вписывающаяся в общий интерьер. - Ебаться-сраться, - многословность была сильной стороной Шуги. Двигаться на четвереньках не было самой лучшей идеей – первое движение закончилось филигранным рапластыванием по асфальту с бонусом в виде куска стекла, торчащего в рассеченной ладони. Попытка встать привела к примерно тем же последствиям. Второй порыв подняться на ноги закончился более-менее успешно. Пара шагов позволила лучше рассмотреть источник мерзких звуков. Алкаш машинально мазнул перепачканной рукой по обветренным губам. - Ты живой, эй? – протертая кроссовка ткнулась носом в запыленную лодыжку. Туша дернулась, подтягивая конечности, выставляя в свете мигающего фонаря разбитые колени. Парень, перепачканный не меньше самого Шу, по-звериному загнанно вылупил на светловолосого ловящие тени карие глаза. Судороги сводили трясущуюся фигуру. Мальчишка молча шмыгал носом, вжимаясь в пакет мусора, будто в объятия родной матери. «Херня какая-то,» - мутно подумал Мин, хватаясь за край бака и ловя равновесие. - Ты живой спрашиваю? – логика отказала допившемуся парню и он просто втупил, упершись мутным взглядом в ребенка. Мальчишка кивнул, но положение не изменил. Взгляд старшего выловил черные пятна запекшейся сукровицы на грязной щеке, растянутой футболке. Алкоголь стянул пустые извилины в узел, отчасти приводя в чувства. - Блядь. В участок…? – светловолосый дернул плечами. - Нет! - паренек дрогнул и резко встал. Темные глаза округлились сильнее. Шуга поморщился, сжав голову рукой. Громкий звонкий голос, хоть и разбавленный подростковой хрипотцой, ударил колоколом в затылке. - Закрой рот, - прошипел парень. Дилемма длинной в пару минут, изучающий взгляд по худощавой фигуре ребенка. - Заебись погулял, - поморщился старший, хватая паренька за руку и утягивая в темноту переулка. *** - Хен? Шуга морщится. Голова гудит бесконечным похмельем, а во рту – будто стая котов нагадила. Перед лицом в полутьме коридора всплывает озадаченное лицо Чонгука. - Хен, ты опять уснул в коридоре, - мальчишка со вздохом сел на грязный пол. Спортивные штаны старшего на нем выглядели мешковатыми, собираясь складками при каждом движении. Холодные ладони паренька легли на шею Шуги, даря спасительно-отрезвляющую прохладу. Мин сипло выдохнул, хватая младшего за запястье и направляя ладонь ближе к затылку. - Принеси воды, - прохрипел он, отбросив нагревшиеся ладони Чона. Младший быстро поднялся, метнувшись к крану. Кружка с отдающей щелочью и ржавчиной водой была принята, словно Священный Грааль трясущимися руками. Живительная влага дала возможность хотя бы дышать свободно. Шуга до сих пор себе не смог объяснить, почему позволил пацану остаться. Почему дал свою одежду и с упорством барана заклеивал добытым в далеком прошлом пластырем ссадины мелкого. Чонгук прописался у него с первого же дня, идеально влившись в жизнь старшего. Просто в какой-то момент его стали возвращать домой, не позволяя спать в найденной на полпути канаве. Просто в одно утро его, вместо гудящей головы и болезненного, слезливого одиночества, встретил напряженный обеспокоенный взгляд и пресловутый стакан воды. С пола старший поднялся не без помощи Чона, скрепя зубами и морщась от боли в затекших конечностях. На кровать его затащили худые, но сильные руки. Эти же руки стянули то, что с трудом можно было назвать кроссовками. Он мог не пить. Действительно мог. Но при выборе между сжирающим изнутри одиночеством и пьянством Шуга выбирал второе. А денег от выступлений в прокуренных подпольных клубах хватало ровно на то, чтобы травить себя перманентно, не выходя из многомесячного запоя. И его все устраивало. Совесть и внутренний мерзкий голосочек потонули в горючем, заглохнув напрочь. Пока не появился пацан с оленьими глазами и своим мудацким, слишком жалостливым «Хен». И, вот она, совесть, здравствуйте. Добро пожаловать в ад и давай пить больше. Давай сдохнем от цирроза, просто чтобы не видеть эту расстроенную морду, не видеть как он качает головой, в очередной раз оттирая бетонный пол от результатов вчерашней попойки. А иначе ты заебешь себя гребаным чувством вины перед невесть откуда взявшемся пацаном, который, по факту, тебе никто. - Хен… Может тебе стоит… Бросить это? Каждый раз, сколько бы это не повторялось за последние несколько месяцев их совместной жизни, вопрос вставал комом в горле старшего. Сказать, что он не заметил, как менялся младший при виде глубоко пьяного Шуги – значит соврать. О прошлом они не говорили, но напряженная спина и нервные движения при грохоте от падений пропитого тела, открывали глаза даже ужравшемуся старшему. Он думал об этом. Может быть и стоит. Стоит начать нормальную жизнь. Пусть ограниченную, но без постоянного тумана в голове. Возможно это что-то бы изменило. - Хорошо. Гук сел на край кровати, неуверенно улыбаясь. - Ты серьезно? Шуга просто отвернулся. Говорить об этом не стоило, чтобы не потерять желание. *** - Шуга-я, Чонгук-а! – солнечный, яркий придурок Тэ махал рукой приближающимся парням. Шуга хмыкнул, привычно держа Гука за руку и переводя его через заброшенные железнодорожные пути. Младший, задорно смеясь, тянулся за ним, спеша навстречу рассевшимся по краю опорной стены ребятам. Эта компания сформировалась спонтанно. Для Шуги вообще все стало спонтанным и слишком резким после года в состоянии вялотекущего пьянства. Он сдержал слово, данное младшему. Иногда он срывался, конечно. Когда они ругались или когда депрессия окончательно брала верх над силой воли. Но, вот уже месяц, Мин держал себя в руках. И этот месяц изменил его. Гулять с друзьями, общаться с людьми, просто смеяться, дурачась в Маке, а потом убегать от разгневанных охранников. Реальность вывезла живой труп по имени Мин Шуга навстречу социуму, молодому, сумасшедшему, разномастному сборищу. Да, он не пил. Вода, сок, дешевая газировка. Для остальных – в виде солидарности с младшими. А по факту – для Чонгука. Для того, чтобы снова не выпасть в яму забытья. Ребята смеются. В окружении их, угрюмый старший чувствует свободу, позволяя улыбке расплыться на все еще мертвецки бледном лице. Мон – тоже подпольный музыкант, а по факту заправщик – толкает придурошного Тэхена, а тот, в приступе очередного безумства, рвет наросшие на бетон стены одуванчики и с упорством сдувает семена. Вечно сонный Чимин обнимает за плечи менее вялого, чем обычно, Хосока. У этого парня свои загоны. Вот только с колес слезть куда сложнее, чем с дешевого горючего. И, хоть и пару раз, парень высыпал колеса в «ритуальный костер», эффекта это особо не оказывало. Чонгук веселится, как и всегда в принципе. Этот парень – его мост к реальности, к другим людям. Щелчок затвора заставляет старшего дрогнуть. - А, прости, - высокий, широкоплечий и всегда немногословный Сокджин – старший в компании – опустил фотоаппарат и замахал в воздухе паллароидным снимком. Этот парень казался Шуге кем-то вроде хранителя. Хранителя его самого и остальных ребят. Джин платил за них чаще всего, водил машину. Он все время был где-то рядом, и, в тоже время, был каким-то отстраненным. Словно наблюдал за ними, но не участвовал во всеобщем безумии. Вскоре, отвлекшись, Шу заметил, как ребята засобирались. Покинув стену, они отправились бродить по трущобам. День, как и прошлые, наполнялся для Мина чем-то новым, потрясающим – воспоминаниями. Догулявшись до заката, компания приняла решение закончить променад у фургона – обиталища Мона. Костер посреди импровизированного двора, старые, притащенные невесть откуда диваны, тихая болтовня. В руках у ребят появилось пиво. По рукам пошла фотография моря. Кто-то предложил поехать туда. Шуга кивнул. Ему было тяжело. Он ощущал то же, что, скорее всего, ощущает, стоя в дымной курилке бросающий курить. В руках по иронии судьбы появилась зажигалка. Сублимация. Кто-то начинает есть без меры, кто-то перебирает четки, чтобы отвлечься. Шуга чиркал зажигалкой. В этом было нечто символичное. Чонгук, дремавший устроившись головой на его колене, открыл глаза. Огонь блеснул в его глазах красной искрой. Парнишка неловко развернулся и сдул дрожащее пламя. Рука старшего дрогнула, но пламя вновь не загорелось – Шуга был слишком погружен в свои мысли. Завтра снова будет день. Завтра они поедут на море. *** Сообщение от Намджуна пришло на старенькую Нокию Шуги рано утром. Продрав глаза, парень открыл смс, пробегаясь по тексту взглядом. Под боком старшего зашевелился Гук, отрывая свою заспанную мордаху от подушки и глядя через плече друга. «ТэТэ хочет встретиться, с ним что-то случилось. В бассейне.» Никаких вопросов «Придете?» или «Сможете?». Мон прекрасно знал, что они смогут. Когда дело казалось Тэхена – они всегда могли. Этот парень словно сводил людей, держал их вместе. Своей безумной энергией он наполнял компанию, разряжая любую, даже самую напряженную обстановку. Шуга заметил это со временем. И принял как непреложную истину. Собирались они с Чонгуком спокойно, не спеша. Куда спешить в такой солнечный день? Дорога до места встречи заняла меньше часа пешком. У входа в небольшую рощу, окружавшую заброшенный бассейн, уже ждали ребята. По-летнему легко одетые, как всегда улыбающиеся, они со смехом встретили новоприбывших. Тэ был обнаружен уже на белокафельном, полурассыпавшемся дне, распластавшимся на старом матраце. Как всегда растрёпанный, он был удивительно задумчивым. Ребята налетели на него, Нам поднял на ноги. Мгновенно просветлев, парень влился во всеобщую движуху, а дальше… Дальше привычная беготня, веселье, почти безумие. Шуга наблюдал за младшими. Все было как всегда. Все было настолько уже знакомым, что когда парни устали и рассредоточились по краю котлована, взобравшийся на вышку Тэ сложился в какой-то странно болезненный образ. Образ, засевший в голове у Мина довольно прочно. Потом – ночная поездка по пригороду и снова путь к морю, к тому самому месту. Рассвет на кромке морского полотна и скелет вышки на полусгнившем пирсе. Опять веселье, расслабляющее, притупляющее бдительность. Все как вчера – усталость, спущенные вниз ноги, пятками стучащие по крошащемуся бетону. И Тэ. Черная тень на фоне полыхающего заката, карабкающаяся вверх по ржавым позвонкам вышки. Вот он наверху. Вот в груди уже не только у Шуги поднимается какая-то призрачная тревога. Они могли что-то сделать. Они могли больше, чем лениво окликнуть товарища. Его взгляд отразился в голове Мина осколком зеркала, вдруг вспоровшим пространства безграничного неба. И вот черная фигура срывается с края металлической шеи безголового монстра. Словно в замедленной съемке, Шуга ловит летящее стрелой вниз тело. Всплеск оглушительно бьет по перепонкам, а осознание как-то слишком медленно проникает в разум парня. Чей-то крик, Мон ломанувшийся с пирса в воду. Кто-то прыгнувший за ним и тянущий беснующего парня к берегу. Мин не верил. Солнце закатилось за горизонт, скрывшись под поверхностью воды. Их солнце. Из вакуума его буквально вытянул трясущийся Гук. Красные глаза младшего молча взирали на Шугу, словно ожидая ответа, разъяснения. Но окружившую их тишину нельзя было прерывать. Не положено. Ни в коем случае. Быстрые шаги по крошащейся, рассыпающейся под ногами дороге. Салон грузовика, пропитанный запахом моря, нервной дрожью и истеричными рыданиями Нама. Обратная дорога с остановкой у таксофона и дрожащий голос Джина, сообщающего оператору о случившемся. Зажатое в пальцах до синяков запястье Чонгука, дрожащего и тихо всхлипывающего. Хрустящий под колесами асфальт. Дом, погруженный в мертвую тишину. И бессонная ночь с замершим взглядом в стену. Их солнце закатилось и на рассвете не поднимется обратно. *** Что-то сломалось. Что-то треснуло внутри, ломая ребра, осколками впиваясь во внутренности. Шуга не смотрел на себя в зеркало. И даже не из-за всепоглощающей ненависти к себе и остальным. Он просто не мог дойти. Мин Шуга снова пил. Пил, не давая прийти в себя. Пил все, что мог найти. А прятать Чонгук никогда не умел. Никогда и ничего. Поэтому старший даже не напрягался, шарясь под единственным шкафом в комнате и выуживая от туда полупустую бутылку. Сколько прошло времени? Да черт его знает. Шуга не виделся ни с кем. Даже с Чонгуком он перебрасывался лишь тупыми командами, продиктованными пьяным мозгом. Шуге было стыдно. За себя, за свою слабость. За то, что он не смог все-таки сдержать обещание, данное младшему. В тумане опьянения он замечал, как ломается Гук. Как он сам иногда пригубливает початую выпивку Мина. И от этого старшему хотелось забыться еще сильнее. Потому что это его вина. Хлопок входной двери бесит старшего до зубного скрежета. Поднявшись с пола и отбросив пустую бутылку, Мин неровно двинулся в сторону шумного Чона. - Ты принес? – голос глухой и грубый, стершийся о литры выпитого и тонны скуренного. Младший отложил полупустой пакет. Даже нетрезвый разум старшего срастил объем ноши Гука и отсутствие характерного звона бутылок. Чон сделал шаг навстречу и получил смачную оплеуху. Тело парня метнулось обратно к двери. Шуга был взбешен. Пнув несколько стоящих бутылок, парень по-звериному взвыл. - Что ты не понял в фразе «Купи мне выпить»?! – свирепо шипел он, разбрасывая вещи и громя все, что попадалось на глаза. В челюсть ему прилетел отрезвляющий удар, выбивший искры из глаз. Перед лицом мелькнул серьезный, и, одновременно с тем, болезненно напуганный, образ Гука. - Хен, пожалуйста, - сильные руки младшего обхватили Мина со спины. Шуга дернулся и вырвался из объятий, толкая младшего к кровати. Его трясло от гнева, в голове вспышками взрывались мысли. Повернув голову, он увидел собственное отражение и на секунду замер. Черные, впавшие глаза, серая, будто папиросная бумага, кожа, торчащие в вырезе футболки кости. Помутненный разум Мина разглядел в собственном лице чудовище, монстра по имени Мин Юнги. Тонкие руки вцепились в деревянную спинку стоящего рядом стула. Деревянный предмет мебели с размахом влетел в стеклянную поверхность, рассыпая ее у ног старшего. Разум отпустило. И вместо дурманящего тумана в голове Шуги расцвел сухой, цепляющий куст ненависти. Ненависти к себе. Старший не решался поднять взгляд. Там его ждали осуждающие, разочарованные глаза Гука. Куртку в руки и наружу. Дышать холодным воздухом. Пытаться вдохнуть хотя бы глоток жизни. *** Денег в карманах хватило на ночь в дешевом мотеле, бутылку крепленного и пачку сигарет. Зажигалка осталась при нем, напоминая о собственной слабости старшего и разрушенной мечте о новой жизни. Неон преломлялся оконным стеклом, рассеиваясь и окрашивая обшарпанные стены предзакатно-алым. Его пламя касалось впалых щек Шуги, скользило по дрожащим рукам. Зажигалка загоралась и гасла отсчитывать удары сердца. Пепельница, переполненная, рассыпая свои внутренности по заляпанному покрывалу, дрожала в унисон истеричным движениям. Шугу ломало. Неожиданно сильно для человека, травившего себя столько времени. Колючий, отдающийся эхом во всем теле ноющей болью, ком в груди многотонным камнем придавливал к земле. Одиночество сжирало заживо, не смотря на наполовину пустую бутылку портвейна и опустошенную пачку Мальборо. В голове появилась стойкая ассоциация с последней трапезой. Щелчок зажигалки - и пламя выхватило в полутьме номера искаженное лицо парня, отразившееся в зеркале на стене напротив. Монстр смотрел на него через стекло, щерясь. Он держал в белой, призрачной руке огонь, играя им, навязчиво повторяя за Шугой, словно издеваясь. Парень попытался подняться рывком, но, лишь привстав, снова упал на жесткий матрац, попутно сбивая бутылку ногой. Вязкий напиток плеснул на ковер со скатанным ворсом, впитываясь, распространяя резкий запах по комнате. Тело парня подавалось управлению с трудом. Приподнявшись, он поймал злорадствующий взгляд в зеркале. Руки шарили по смявшемуся покрывалу. Кусок метала, пролетев через комнату, врезался в усмехающееся лицо, рассекая его. Крышка зажигалки распахнулась, выбрасывая искры и падая на ковер. “Грешники горят особенно ярко, да, Юнги?”