POV CHRIS
Назойливые уведомления не давали покоя, телефон разрывался от количества сообщений, пришедших за ночь, тем самым заставляя таки продрать глаза и покинуть кровать. Я захожу в facebook, быстро пролистываю диалоги в поисках чего-то нового, а не обнаженных тел различных девиц, мне хотелось бы несколько прояснить ситуацию с Якудзами, что они искали и чего добивались. Замечая энное число сообщений от Магнуссона, я тут же перезваниваю другу, надеюсь, что он забыл о противоречиях, возникших между нами. Надеюсь, что у него на груди не лежит Сатре, подливающая масла в огонь. Надеюсь, что в ходе разговора получу ответы на свои вопросы и успокоюсь. Монотонные гудки раздражают, но дают обдумать первую реплику, а дальше пойдет по накатанной, главное — не взбесить Вильяма сходу. Прижимаю плечом телефон к уху, параллельно надевая на себя футболку, озадачиваюсь, когда не нахожу в комоде свою любимую вещь — толстовку, но расплываюсь в улыбке, вспоминая, что в доме, помимо меня, обитает чертовка Мун, что бессовестно присвоила себе мою вещь. —Шистад, блять, наконец-то. Где ты? Где Эва? С ней все хорошо? — я хмурюсь от количества вопросов, навалившихся на сонную голову. В мои планы не входило отвечать на чужие вопросы, у меня были свои. Но конечно, как я мог подумать, что смогу избежать вопросов о Мун? Сатре, должно быть, все мозги выебала своему парню, который отпустил ее лучшую подругу с таким неоднозначным лицом, как я. Я шумно выдыхаю и перед тем, как ответить, делаю несколько глотков воды. —Мун цела и невредима. Правда, избегает меня уже несколько дней, играть с ней стало невыносимо скучно, поэтому я верну ее домой сегодня же. Что насчет Якудз, известно, чего они хотели? —Крис, послушай меня. Вы не должны возвращаться с Эвой в город ближайшее время. Якудзам нужен ты, и они настроены решительно. Они ясно выразились, что готовы уступить Пенетраторам, если мы выдадим тебя им. И, блять, утопическая мечта о мире вскружила парням голову. Я скоро все разрешу, покажу им, что Якудзы не уступят, что бы мы не сделали, напомню о ненависти, что длится ни один год. Просто подожди некоторое время, я все улажу, Крис. — Ты серьезно? Мне похуй сколько их будет против меня, прятаться я не собираюсь. Я выезжаю через час. —Шистад, сука, послушай. Они знают, где живет Эва, они выследят, откуда приехал ты, и тогда пиздец будет не только тебе. Сейчас ты отвечаешь и за нее, и сколько бы ты не пытался наебать всех, что тебе плевать на эту девочку, я вижу, что это не так. — Проверим, Вильям? —вызывающе вздергиваю брови, уже крутя на пальце ключи от машины. — Они видели, как ты уезжал с ней, видели, как послушался ее, и они думают, что она дорога тебе. Поразмысли, Шистад: если Якудзы хотят уничтожить тебя, стереть в порошок, что они сделают с Эвой? — Чего ты добиваешь, Магнуссон? Мне плевать на то, о чем они подумали, мне плевать на то, что они с ней сделают, знаешь почему? Мне просто плевать на Мун, она мне никто, очередная подстилка, которую, как сам знаешь, заменить очень легко, —буквально выплевываю слова, смысл которых до меня не доходит. Как заученный сценарий повторяю слова, которые высказываю каждой, кто после бурной ночи, пытается уловить в моем взгляде нотки влюбленности, влечения, привязанности. Слова, которые обладают чудовищной силой отталкивать от себя абсолютно любых людей. Слова, вдребезги разбивающие хрупкие женские сердца. — Ты просто долбоеб, Крис. Если с ней что-то случится, ты потеряешь двух последних людей, кто по-настоящему верил в тебя, — отключается, а женское плечо, резко ударившееся об мое, дает твердо понять, что первого человека я уже потерял. Эва выхватывает из моих рук ключи и быстрым шагом, местами переходя на бег, направляется на улицу. Я догоняю рыжеволосую только у машины, когда она уже начинает открывать дверь, я надавливаю на нее, не давая Мун проникнуть в автомобиль. Хватаю Мун за плечи и прижимаю спиной к машине, но вдруг замираю, осознавая, что не знаю, как поступать дальше. Эва поднимает на меня уверенный взгляд, полный несвойственной ей решительности и презрения, но длительный зрительный контакт позволяет мне различить в нем безграничную, пожирающую Мун изнутри, боль. В этой огненно-волосой нежной девочке мужества и силы в два раза больше, чем во мне. Она не плачет, нет, словно больше ничего не чувствует, словно все, что осталось внутри нее — сплошная пустота, словно я уже победил и у нее не осталось сил сопротивляться дальше. — Отпусти меня, — шепчет тихо, но внятно и четко, на что я сильнее сжимаю ее плечи, а Эва закусывает нижнюю губу. — Куда ты собралась? — Тебя не должно это ебать, — пародирует меня, гордо вскинув подбородок. Я заглядываю в ее стеклянные глаза и понимаю, что девочка на гране срыва, но она мужественно держится, впиваясь длинными ногтями в ладони до крови, лишь бы не мутнел рассудок, лишь бы продолжить сохранять ледяное хладнокровие в голосе, в жестах, в мыслях и во взгляде. Не все из этого выходит успешно, ее глаза выдают ее истинные эмоции, я знаю, что Мун больно, впервые я выговорил те слова с завидной уверенностью и презрением. Впервые выговорил те слова так, чтобы она поверила и перестала бороться. — Я повторяю, Мун: куда ты собралась? — спокойно повторяю вопрос, прожигая Эву взглядом, наблюдаю за тем, как она старается унять дрожь в руках, и как ее идеальная оборона с каждой секундой становится все хрупче. Внезапно накрывает желание прижать к себе жалкуюМун, а я не привык отказывать себе в своих желаниях. Наклоняюсь к рыжеволосой, но она с силой отталкивает меня от себя и отскакивает в сторону. — Не прикасайся ко мне, слышишь? Не смей меня трогать. Я сейчас же уезжаю домой, — и вновь дергает ручку двери, пытаясь пробраться внутрь, чем не на шутку злит меня. Я перехватываю руку Мун и сжимаю ее, заставляя расслабить и выронить ключи, когда возвращаю их себе, закрываю машину. — Только попробуй, Эва. Не заставляй запирать тебя в комнате и привязывать к кровати, — на этот раз мне удается прижать тельце Мун к себе, и тогда она срывается, слезы мокрыми дорожками скатываются по ее щекам, а потерянные глаза Эвы бесцельно бродят по моему лицу, цепляясь за каждую деталь. Волна противоречивых эмоций накрывает меня с головой, я захлебываюсь, не хватает сил сосредоточиться на одной радости, на этот раз раздавленная игрушка вызвала спектр других незнакомых мне прежде чувств. Жалость к ебанойМун, слезы которой насквозь промочили мою футболку. Вина, которая жадно пожирала меня, стоило вспомнить разбитый взгляд Эвы. И беспокойство за то, что может случиться с этой девочкой, если она попадется к Якудзам. И именно это беспокойство за Мун, которое помешало мне выступить против Якудз, не позволило отпустить ее ехать домой вместе с подругами, не дает сейчас наплевать на все и вернуться в город, настораживает и пугает. Верю в то, что это говорит во мне собственник, который не хочет, чтобы его игрушка пострадала, портить ее могу только я, никто, блять, другой, не смеет прикасаться к моей любимой игрушке. Продолжаю придерживаться самой верной теории, которая, как не пугающе звучит, была не единственной. —Крис, ответь честно, — Эва поднимает за меня заплаканные глаза, встает на носочки и нежно целует в щеку. — Я действительно для тебя никто, и ты ничего ко мне не чувствуешь? — всхлипывает на последних словах, смахивает с глаз слезы тыльной стороной ладони и пронзительно смотрит в мои глаза. Наивная девочка продолжает сомневаться, разум твердит кричать, что да, Мун— ничто для него, единственное желание, которое она вызывает — хорошенько оттрахать ее, но блять: — Я не знаю, Э-ва, — слова срываются с языка прежде, чем я успеваю обдумать выгоду от подобной лжи. Я ведь знаю, черт, Мун, да, ты никто, я ничего к тебе не чувствую, но я не успеваю опровергнуть отпущенные слова из-за губ Эвы, что стремительно накрывают мои.***
Нежные солнечные лучи играют с прядями волос Мун, моя ложь привела к отличному сексу, ради которого я готов лгать снова и снова. Пугающе лишь то, что я не знал, к чему приведет та ложь, что она не была запланирована, что вырвалась сама, так, как обычно в порыве гнева вырывается жгучая правда. И я не мог не думать о тех словах, которые возродили в Мун убитую мной надежду на взаимность. Мне нравилось, что Эва растаяла, что наши отношения возвратились туда, откуда взяли начало, но блять, все уже не так, Мун не перестанет давиться слезами всякий раз, когда увидит меня с другой. Чувства все губят нахуй. Наша игра продолжается, пока у Мун остается слепая надежда на то, что я могу измениться. А это загоняет меня в рамки. Я не хочу терять свою игрушку, но не могу сдерживаться и не посылать Мун на хуй, когда она будет пытаться залезть ко мне в душу, когда будет прожигать меня своим щенячьим взглядом, от которого выворачивает. Но сука, я сдержался. Сегодня я, блять, выдержал, сегодня мне было жаль ее, сегодня я чувствовал себя виноватым, и сегодня я беспокоился за нее. И сегодня я в край ебанулся от противоречий, раздирающих черепную коробку. Мне противнаМун, но ее тело, глаза, волосы и ее запах сводят с ума. Я терпеть не могу, когда она плачет, но вся моя футболка пропитана ее слезами. Меня тошнит от ее присутствия в моем доме, но мне нравится, как на ней сидят мои вещи. Мне плевать, что с ней сделают Якудзы, но я угрожаю ей физической расправой, если она посмеет покинуть пределы дома. Я хочу послать ее на хуй и никогда не видеть ее в своей жизни, но я прижимаю ее тело к себе всякий раз, когда она грозится навсегда исчезнуть из нее. Кажется, теперь и Мун научилась дергать за ниточки.