* * *
После того, как он закончил с родителями и Саске, Итачи переместился на покатую, черепичную крышу самой высокой башни в скрытом селении. Он назначил для встречи со своим сообщником именно это место, чтобы напоследок сполна насладиться развернувшейся перед ним панорамой Конохи. Раздираемый бесконечным чувством вины, полностью разбитый, он впитывал в себя образы любимой деревни, потому как вскоре он на очень долгое время ее покинет. В этой деревне он оставляет не только свое прошлое, но и будущее... Саске. Его маленький, любимый, глупенький брат. Он оставляет его тут практически одного. И Итачи опасался, что Данзо не сдержит своего слова и все же покусится на жизни Саске, Ясу-чан и ее братьев. В этом случае ему придется воплотить в жизнь свою угрозу и передать другим деревням конфиденциальные и секретные материалы по Конохагакуре но Сато, чего, естественно, ему делать не хотелось бы. Опасения Итачи появились не на ровном месте. Изначально договор с Данзо заключался в сохранении жизни только одного Саске. Но после сделанного дела Итачи находит его на улице кланового квартала посреди сваленных там тел и заявляет, что помимо Саске в живых осталось еще три ребенка, и что отныне договор распространяется и на них тоже. Данзо был не доволен, и он был готов пойти и уничтожить неучтенный фактор. Тогда-то Итачи и пригрозил ему. И Данзо нехотя, но согласился... Но он проконтролирует все немного позже, сейчас же его уже ждали. — Ты закончил? — отвлек от горьких мыслей грубый, глухой, из-за оранжевой одноглазой маски с черными полосами, голос. Этот человек, который помог Итачи уничтожить свой собственный клан, называл себя не иначе как Учиха Мадара. Итачи не верил в это, но все же решился найти этого человека и попросить о помощи. И договорился о том, что он помогает уничтожить Учиха Ичизоку, а взамен «Мадара» отказывается от мысли как-либо вредить деревне. — Да, — коротко ответил Итачи. — Тогда уходим? — спросил он, поворачиваясь к собеседнику, вглядываясь в лицо Итачи одним единственно видимым глазом, в котором сейчас вращались три томоэ шарингана. — Я догоню. Мне еще надо кое с кем поговорить. — Хорошо. Не затягивай с этим, — сказал «Мадара» и стал исчезать, затягивая сам себя в образовавшуюся в пространстве воронку. Как только Итачи остался один, он прикрыл лицо ладонями и рухнул на колени. Ему больно. Больно не телом, а душой. А еще тяжело, тяжело осознавать все то, что его ожидает в дальнейшем. Но Итачи не собирался жаловаться на судьбу. Он все для себя уже решил... Он станет тем, на ком сосредоточится вся ненависть деревни. Честь клана останется незапятнанной. Никто не назовет Учиха кланом предателей. Он станет ориентиром для брата. Желание отомстить Итачи станет для Саске стимулом развиваться. А Саске, в свою очередь, станет для Итачи... палачом. Да. За свои грехи надо отвечать... Итачи как мог, попытался успокоиться. Встал, бросил последний взгляд на деревню и исчез в вихре листьев.* * *
Вернувшись в дом, я первым делом нашла в углу ножны от катаны. Спрятав клинок в ножны, я с шипением из-за боли в перенапряженных мышцах повесила их за спину так, чтобы рукоятка меча выглядывала из-за правого плеча. Тяжело вздыхаю и поправляю челку. Сегодня определенно не мой день. Тяжелый, кровавый, и кто знает, что будет впереди. Что решит для себя эта мумия и внемлет ли она угрозам мальчика? Биджу его знает, однако полагаться на случай не в моих правилах. Я подготовилась заранее. Мои подозрения по поводу подобного исхода событий появились еще за месяц до сегодняшнего дня. Странно тяжелая атмосфера, мрачные лица и нервные натянутые улыбки показывали, что обстановка в клане накаляется. Даже на фоне подобной картины сын главы клана — Итачи — умудрился выделиться. Он и раньше казался мне не от мира сего, но с каждым днем он становился все дерганее, пока не случилось то, что случилось. Мой старший брат Шисуи «самоубился», оставив после себя записку, что якобы он не желает терпеть подобную обстановку в клане. Глупость. Шисуи не тот человек, что при малейшей проблеме кидается с обрыва. Я более чем уверена, что ему помогли «самоубиться»... и это не обязательно Итачи. Что бы он о себе не думал, какие бы мысли не одолевали его, но поднять руку на своего единственного друга он не смог бы. По крайней мере, не ради силы. Могу предположить, что Итачи стал свидетелем момента смерти Шисуи, что и пробудило его Мангекье. А те, кто истинно повинен в смерти брата, сейчас уже входят на территорию кланового квартала и... вырывают глаза у трупов. Останавливаюсь у седзи, ведущую в гостиную, где сейчас под барьером спят мои младшие братья и стискиваю зубы. Ублюдки. Мало того, что из-за вас мальчик покромсал свой клан, так вы еще и на наши глаза позарились. Чуть отодвигаю седзи и заглядываю в помещение. Барьер, отсвечивающий оранжевым, все так же мирно гудел, а внутри, погруженные в глубокий сон, находились мои братья. Джун и Тоши — последняя надежда клана на возрождение былого величия. Почему последняя? Да тут все более-менее очевидно. Если я правильно интерпретировала короткий разговор отца и сына, то Саске останется жить. Но, что-то мне подсказывало, что ему будет не до восстановления клана. Я видела его несколько раз. Надменен, считает, что раз он сын главы клана и что его брат гений, которых еще свет не видывал, то ему можно смотреть свысока на всех. Даже на членов собственного клана. Он смотрел так же и на меня, даже несмотря на то, что я приходилась внучкой предыдущему главе клана — Учихе Кагами, а после и старейшине клана... В общем, кто знает, как на все произошедшее сегодня отреагирует мелкий Учиха, но надеяться на него... Нет, я, конечно же, пригляжу за ним. Посмотрю, на что он годится, и может быть, когда мне не придется скрывать свои знания, начну его обучать. Но все это события скорого будущего. Сейчас же мне надо позаботиться о телах своих родителей, чтобы они не стали теми, кого преподнесут Данзо и Хокаге с глазами нашего клана на блюдечке с... чем? Вроде бы на блюдечке с голубой каемочкой? Прикрываю седзи, разворачиваюсь и направляюсь обратно к выходу. Эх. Сейчас у меня такой сумбур в голове. Смешивание нескольких жизней, подмена понятий и целей в жизни... О чем это я? Ну, так я вспомнила свою прошлую жизнь далеко не сразу. Мне, помнится, тогда шесть лет было, когда я упала с дерева и сильно ударилась головой об торчащий из земли корень. Нет, я ни в коем случае не умерла или что-то в этом роде. Просто сотрясение мозга и кома на пару дней пробудила воспоминания моей души. И из прошлых жизней я помню, что считается, будто осознав себя в новом теле, ты ассимилируешь новые воспоминания буквально за пару дней, максимум за месяц, а потом живешь, как ни в чем не бывало. Однако, даже не смотря на то, что детский организм и разум гибок, это не значит, что опыт предыдущих жизней усвоится за один присест. Первые полгода у меня были жуткие мигрени. Потом еще около четырех месяцев у меня просто болела голова и иногда было сильное головокружение, вплоть до потери в пространстве. Самое жуткое, что меня часто тошнило... Зато после этого голова болела еле заметно, но на смену пришел этот самый сумбур в голове. Мне иногда казалось, что я думаю двумя голосами, а мысли текли параллельно двумя-тремя потоками, что, конечно же, не облегчало мне жизнь. Приходилось тщательно вычленять нужные именно в этой ситуации мысли, подбирать слова так, чтобы не навести на себя подозрения. В общем — было сложно. И даже сейчас я часто замечаю за собой, что думаю об одном, но говорю о другом, или лучше сказать — по-другому? Ну, в смысле, что говорю я вроде о тех же вещах, но в другом ключе. Странно и неприятно. Вот я вышла на улицу. Луна все еще была высоко в небе. Вдоль всей улицы были раскиданы трупы моих соклановцев. Тела родителей лежали возле ограды с кунаями в сердцах. Подойдя к ним, я всмотрелась в их умиротворенные лица. — Спасибо Итачи за то, что убил их быстро, что они даже не успели понять суть происходящего, — тихо, дрожащим голосом сказала я, запечатлевая шаринганом образы родителей в свою память. Сейчас, смотря на них, хочется упасть на колени, прижаться к бездыханному телу отца, обнять мать и заплакать. Сердце сдавило тисками, а руки заметно дрожали. Да, я помню свои прошлые жизни, но это не значит, что я резко перестала быть ребенком. Я осознаю эту жизнь, как единственно верную. А то — лишь голый опыт. Без эмоций. Те жизни воспринимаются мной как очень информативные сны, которые, тем не менее, стали неотъемлемой частью меня. Но я, как "Ребенок", очень хочу отдаться той бесконечной грусти, которая сейчас меня охватывает, отдаться на волю чувствам... Но повзрослевший разум одолевают чувства, и в дело вступает холодный расчет. Я села на колени перед головой отца. Как бы мне не было больно и стыдно, но то, что я собираюсь сделать — необходимо. Набираю побольше воздуха в груди и размеренно выдыхаю, успокаивая нервы. Мне НУЖНО это сделать... Касаюсь своего левого запястья и направляю в него чакру. На коже тут же проступили черные линии, сложившиеся в хитрую печать. Указательным пальцем касаюсь центра печати и направляю чакру уже туда. Короткий мысленный импульс, и в моей руке оказалась стеклянная баночка с зеленоватым раствором. Что ж... Начнем. Поднимаю правое веко отца. В этот момент мне показалось, будто он смотрел на меня осуждающе своим остекленевшим взглядом. Глаза против воли заполнились слезами. Плача тихо и безостановочно, я вырвала у отца сначала один глаз, а после некоторого промедления и второй. С тихим всплеском один за другим глаза оказались в баночке. Самое трудное было закрутить крышку. Руки ходили ходуном, глаза заволокло пеленой. Нос забился, а в горле стоял ком, но руки продолжали хладнокровно делать свое дело. Убрав баночку с глазами обратно в печать, я через силу встала и на негнущихся ногах подошла к телу матери. Ее шаринган был пробужден не полностью, всего два томоэ. Но даже так я не собираюсь отдавать их деревне. Завожу руку за спину, хватаюсь за рукоятку и неуклюже обнажаю клинок. Острие остановилось напротив правой глазницы. Лезвие тряслось, но, пересилив себя, я все же смогла погрузить острие в глаз, тем самым уничтожая его. Затем последовал второй... Ками-сама, что же я делаю... Правой ноге стало тепло, а штаны потемнели... Я противна сама себе. Ужасна настолько, что, даже несмотря на хваленные прожитые жизни, вытворяю подобное с родными... Но я не могу позволить наследству моего клана попасть в чужие руки... По крайней мере, глаза своих родителей я никому не отдам. Вытираю кровь с клинка об траву. Кровь на руках смою потом. Убрав катану обратно в ножны, уже было хотела попытаться оттащить тела родителей ближе к дому, как почувствовала гостей. И эти гости решили, что раз сегодня клан Учиха практически полностью уничтожен, то можно лезть в архивы моего дедушки. Следящие печати показывают, что в наш большой дом проникли со стороны заднего двора и эти четыре человека ломятся в запечатанную комнату... Замечательно. Просто замечательно. Меня переполняет гнев, и мне остается надеяться, что я смогу чуть успокоиться, прикончив этих ублюдков... Как? Ну не лично сама, хотя это было бы предпочтительней. Но после боя с Итачи все мышцы ныли, а Очаг, в связи с экстренным восполнением запасов чакры, был нестабилен. Однако это не помешает мне активировать ранее заложенные взрывные печати. Бросаю последний взгляд на родителей и возвращаюсь в дом под защиту стен. Снимаю со спины ножны и приставляю их к стене, а сама сажусь на пол и подгибаю под себя ноги. Концентрируюсь. Тянусь к отпечаткам своей чакры оставленных на взрывных печатях. Ищу те, что мне нужны, ориентируясь на данные, что дают мне следящие печати. А гости все возятся, не будь на архиве старая защита, то вероятно они бы уже находились внутри. Но не судьба. Так как накануне всю защиту обновляла я сама. Конечно, это не барьеры Красноволосых дьяволов, но тоже очень даже хороши. Нужные печати найдены. На всякий случай проверяю все следящие печати. Получилось, что сейчас по всему клановому кварталу во все стороны распространяются шиноби, ища выживших, и, кажется, сам третий решил зайти в гости. Ну, будем надеяться, что они будут тут после салюта. Концентрация, складываю руками печать дракона. Выбираю нужные печати. Посылаю импульс чакры. Гости заметили это и зашевелились, хотели сбежать, но мои печати с коротким фитилем... Взрыв сотрясает дом и немного оглушает. Помещения заполнились дымом. Бумажные стены его не очень хорошо сдерживают. Стоит покинуть дом, пока я тут не задохнулась. За братьев я не волнуюсь, так как их барьер отфильтрует все ненужные примеси из воздуха. Выхожу на улицу и в следующий миг приходится откатиться в сторону, затем отпрыгнуть и пропустить рядом с телом несколько брошенных в меня сюрикенов. Наблюдатель, который до этого оставался для меня невидимым, спрыгнул с крыши на землю прямо передо мной. Пятый гость? Не важно. Сейчас он явно намеревался от меня избавиться, а из оружия у меня ничего нет, так как катана все также стояла прислоненная к стене в прихожей. Плохо. Но есть вариант. Вновь активирую шаринган, на что мой противник практически никак не отреагировал, только двигаться стал чуть осторожнее, покуда приближался ко мне. Я же в свою очередь медленно пятилась к выходу со двора, настороженно смотря на своего оппонента. Сюда вскоре прибудут свидетели, и он это понимает. Поэтому в следующее мгновение он буквально растворился в воздухе, чтобы появиться у меня над головой. Он попытался пронзить меня клинком и прибить к земле, но я ушла перекатом и с низкого старта рванула к телу своего отца. Враг следовал за мной. Он взмахнул мечом и практически достал меня. Алая полоса, расчертившая мою спину — не считается... Надеюсь, что клинок не отравлен. Парень в балахоне и белой обезличенной фарфоровой маске попытался насадить меня на меч, но встретился с выставленным перед собой кунаем, который я вырвала из груди отца. Не люблю короткое оружие, но за неимением выбора приходится защищаться тем, что есть. Он о-о-очень спешил, поэтому против меня никаких финтов не применял. Все его атаки были рассчитаны оборвать мою жизнь или же призваны максимально облегчить задачу в этом. И если так продолжится, то у него это вскоре получится. Правая рука начала неметь, а костяшки побелели от того, что я всеми силами старалась удержать кунай в руке, потому как атаки взрослого человека каждый раз грозились выбить кунай из моих ослабевших пальцев. Нет, так дело не пойдет. В небольшом просвете между атаками мне удается отклониться от его бокового удара и сместиться чуть в сторону, вынуждая его довернуть корпус для того, чтобы его следующая атака дотянулась до меня. Вот клинок опускается мне на голову, но, не пройдя и половины расстояния до цели, встречается с моим кунаем. Отводя его меч в сторону, сама делаю шаг на встречу, подпрыгиваю и, крутанувшись вокруг своей оси, наношу усиленный чакрой удар ногой ему в лицо. Как и я думала, это должно было его ошеломить, но что-то пошло не так, и в следующее мгновение понимаю, что он собирается меня ударить. Вижу, но отреагировать не успеваю. В мой живот впечатывают ногу. Я отлетаю назад, проламываю спиной деревянное ограждение, качусь по земле и останавливаюсь лишь тогда, когда врезаюсь спиной в забор на противоположной стороне улицы, попутно сильно ударившись затылком. Из груди выбило весь воздух, голова нещадно гудела, а из глаз полились слезы. Как же мне больно... Больно! Ну, все, ты попал! На одной лишь силе ярости вскакиваю на ноги, мой враг уже вылез через пролом и на полной скорости бежал ко мне с намерением добить. Хотелось бы посмотреть на его лицо, когда вместо бессознательной девчонки он увидел стоящую на ногах меня, только-только закончившую складывать ручные печати. Подношу ко рту вытянутые безымянный и указательный пальцы и на выдохе кричу: — Катон: Великий огненный шар! Струя воздуха чуть на отдалении от моих губ переходит в пламя, которое, преобразовавшись в идеальную сферу, стремительно полетела в моего врага. Ему ничего не оставалось делать, кроме как попытаться увернуться. Я знаю это, и мне остается лишь предугадать с какой стороны он обойдет мою технику... Справа. Рывок. Вижу, как из-за шара возле меня выскакивает противник. Ловлю его безэмоциональный взгляд и сверкаю шаринганом, погружая его в гендзюцу. Это победа! Пытаюсь совершить рывок к противнику, но тут моя опорная нога подгибается и вместо рывка я покатилась по земле! Да еще и взрыв от моей техники, врезавшейся в забор, сбил траекторию моего движения и оглушил... Так просто я не сдамся! Свое хаотичное катание в пыли я перевела в перекат. И пока мой противник не развеял гендзюцу, на выходе из переката наношу ему размашистый удар в колено, рассекая коленную чашечку. Боль развеяла гендзюцу. Впервые он подал голос, глухо зарычав от боли. Погоди! Сейчас я тебя добью! Вскакиваю и пытаюсь зайти ему за спину. Он пытается поспеть за мной и достать мечом, но благодаря шарингану избегаю векторы его возможных атак и спокойно его обхожу. Вот она! Беззащитная шея! Поудобнее перехватываю кунай и целюсь в нее, дабы прервать жизнь этого ублюдка... но пришлось отскочить назад, так как между нами пролетел горящий кунай. Разрываю дистанцию и по иронии судьбы вновь оказываюсь у входа во двор моего дома. Справа от меня горел забор, земля и тела моих родителей... Техника их задела... Перестаралась... Первым порывом было забить на новых противников и броситься тушить тела, но логика напрочь зарубила в корне эту идею, заставляя оставаться на месте... Я начинаю ненавидеть себя. Выискиваю взглядом новых противников и нахожу их совсем не далеко. Тройка АНБУ в серых жилетах и масках. Настороженны. Смотрят за мной и за моим недобитком. Я не знаю, что от них ожидать. Не знаю, что они сделают в следующую секунду. Потому я не собираюсь расслабляться и с облегченным вздохом бросаться к ним обниматься. Как раз все наоборот. Собираю все свои оставшиеся силы и встаю в стойку, смотря на врагов из-под бровей. Только теперь я заметила, что у одного из АНБУ в левой глазнице сверкал алым шаринган... Ублюдок, уже успел себе пересадить глаз.. Или это произошло до этого? Не важно! Только подойди и я вспорю тебе глотку! Но как ни странно нападать никто не спешил. Ублюдок с шариганом с высоты крыши больше следил за застывшим в одной позе масочником, а два других спустились на землю. Они стали подходить к каждому телу проверяя их пульс, но судя по тому, как они удрученно качают головами, смотря на их поникшие плечи, становилось понятно — выживших нет. Оно и удивительно... Никто, кроме меня, не сопротивлялся Итачи. Все боеспособные члены клана сегодня находились в полицейском участке. Наверняка, такие же, как этот, и еще четыре дохлых ублюдка, позаботились о них. Получается, из всего клана выжило только четыре человека? Ужасно. Невольно покосилась на обуглившиеся под воздействием огня тела моих родителей, мысленно прося у них прощение и моля Шинигами, чтобы их души попали в Чистый мир без проблем. Спустя пару минут к нам по крышам припрыгало еще с десяток человек. Все поголовно в серых жилетах и масках похожих на какое-либо животное. Часть из них стали помогать осматривать тела, остальные остановились в пяти метрах от меня. Двое из них тут же попытались приблизиться ко мне, но я напружинилась и приготовилась напасть на них, сделай они хоть еще шаг. Естественно я предупредила их об этом взглядом, незаметно погрузив одного из них в гендзюцу... так, на всякий случай. В случае чего — если они на меня нападут, этот парень после краткого импульса чакры с моей стороны убьет одного из своих товарищей, будучи уверенным, что атакует шпиона. Они так и остались стоять напротив, опасливо поглядывая из-за своих масок. Остальные окружили безликого, не пытаясь ему как-либо помочь. И я, кажется, поняла почему. Видимо, если кто-то из других кланов узнает, что во всем этом кровопролитии как-то замешан Данзо и его шавки, то это выльется в скандал колоссальных масштабов. И, конечно же, где это видано, что в твоем собственном доме, тебя убивает собственное же правительство. А этот парень стал живым свидетельством политического краха деревни. Не думаю, что жить ему осталось долго. Немыслимо! Хе-хе, и покончить с собой он не сможет, так как это в большей мере докажет его причастность к сегодняшней бойне. А что будет, когда они найдут еще четыре трупа у нас в доме... Хе-хе-хе. Меня опять начинает трясти, а еще я еле сдерживаюсь, чтобы не начать нервно хихикать под перекрестными взглядами этих АНБУшников. Но наконец-то этот балаган закончился. Пока я стояла и не подпускала к себе и к своему дому этих АНБУ, появился Третий Хокаге собственной персоной. Он хмуро осмотрел улицу, залитую кровью и заваленную телами, а после сосредоточил свое внимание на мне. Я же удостоила его только мимолетным взглядом, продолжая наблюдать за теми, кто, не шелохнувшись, стоял передо мной. Хокаге направился ко мне и остановился ровно на таком же расстоянии, как и его подчиненные. Он смотрел на меня взглядом, в котором читалось сожаление пополам с раздражением, но оно не было адресовано мне. — Девочка, почему ты наставила оружие на этих людей? Они не желают тебе зла. Они просто хотят помочь тебе, — заговорил он со мной, вглядываясь в мои глаза абсолютно не боясь того, что я могу погрузить его в гендзюцу... И правильно делает, в моем нынешнем состоянии с таким зубром незаметно ничего сделать не получится. Эх... А еще меня после его слов все-таки пробило на нервное «хи-хи». Сначала я затряслась в беззвучном смехе. После послышались судорожные всхлипы, а затем я засмеялась сначала в ладошку, а потом и во все горло, запрокинув голову. Кунай выпал из дрожащих рук на землю, и я сама тут же последовала за ним, упав на колени. Смех плавно перетек в истерику... Разумом я понимаю, что я делаю что-то не так, но вот телом... Уткнувшись лбом в землю, я вновь заплакала, громко, навзрыд, выпуская наружу все накопившиеся за последнее время нервное напряжение. Все тело мелко дрожало. Сердце болело. Кто-то опустился на землю возле меня и, положив руку мне на спину, стал аккуратно водить ей вокруг ран. Затем что-то сделал с ней, убирая боль. После, этой же рукой, он стал успокаивающе поглаживать меня по спине, плавно переходя к голове, и нашептывал слова: — Успокойся, все будет хорошо. Все уже позади...* * *
— Благодарю тебя. Нам удалось избежать гражданской войны, — Третий Хокаге, вглядываясь куда-то в даль, сказал это припавшему на одно колено и уважительно склонившему голову Итачи. — И я сожалею, что не получилось достичь этого каким-либо другим способом. — Извините, — хрипло сказал Итачи, сильнее склоняя голову. — Это Я должен извиняться, — возразил ему Третий, все еще стоя к нему спиной. — Теперь тебя будут считать предателем, вырезавшим весь свой клан. За твою голову назначат существенную награду... — Я понимаю. Третий повернул голову, посмотрел на Итачи и серьезно спросил: — Что будешь делать дальше? — Я примкну к Акацуки и останусь с ними, соблюдая условия нашего договора... — Итачи поднял голову и посмотрел в глаза Хокаге. — Хирузен-сама, прошу вас — позаботьтесь о Саске... и о Ясу с ее братьями. Защитите их от Данзо. Хокаге промолчал, но утвердительно кивнул. Итачи склонил голову в последний раз и затем исчезает в шуншине. Он покидает деревню. Его ждет долгий и трудный путь, наполненный страданиями и одиночеством. Но он справится и не сломается. Он будет ждать. Ждать того момента, когда его брат придет за ним. Но это случится еще не скоро. А пока что Итачи поможет своей деревне и будет оберегать ее из тени всеми доступными ему средствами.