Одна за другой следовали премии, выступления для ФИФА и ещё какие-то съёмки, и Донхёк всё никак не мог решиться и выбрать подходящий момент для признания.
Одно дело – принять совет, другое – его исполнить. Сделать последнее казалось почти невозможным. И он бы снова обратился за помощью к Ёнхо, да только тот уехал на съёмки в Таиланд, а беспокоить его из-за своей трусости Донхёк ни за что бы не стал.
И, возможно, он был так и сдался, если бы не Минхён.
Когда многие из старших уехали, Минхён будто бы очнулся: подошёл ночью к кровати Донхёка, когда он уже засыпал, тихо позвал и, когда тот открыл глаза, осторожно присел на край. Старший положил ладонь на колено Донхёка и извинился за своё ужасное поведение, смотрел побито исподлобья и кусал губы, ожидая ответа.
Отговорки, что ему нельзя терять репутацию, пока он участвует в шоу, были слишком дурацкими, но это же его Минхён, как он может его не простить.
После этого они проболтали почти всю ночь, много смеялись и закидывали друг друга подушками, из-за чего на следующий день чуть не опоздали в школу. На сердце Донхёка снова стало легко, он почувствовал прилив сил и уверенности. Внезапно признание показалось не такой уж сложной задачей.
Это же его Минхён, как он может отказать?
На выходе из школы его снова никто не ждал, и Донхёк почему-то вспомнил Ёнхо. «Надо будет обязательно поблагодарить его за тот раз», – подумалось парню, когда кто-то положил ладонь ему на плечо. Он резко обернулся:
– Йоу, бро! – перед ним стояли улыбающиеся Марк и Джено с Джемином. Те коротко кивнули в знак приветствия. – Менеджер разрешил нам немного погулять. Ты с нами?
– И это не вопрос, – со смешком добавил Джено, поправляя портфель.
Жизнь неожиданно стала возвращаться в прежнее русло, и даже взгляды в спину и перешёптывания не могли это испортить.
Они вернулись в общагу не так поздно, в то время, когда старшие ещё на тренировках и практиках, и в квартире почти никого не было. Джемин с Джено ушли к себе, на оставшиеся два этажа Минхён и Донхёк поднимались вдвоём. Они молчали, но в этой тишине не было ничего неловкого: только спокойствие и мягкое чувство удовлетворения. Им было комфортно рядом.
Открывая дверь, Донхёк чувствовал, что готов сделать тот самый серьёзный шаг, на который сподвигнул его хён недавно.
В комнате они переоделись, Донхёк сделал им обоим по кружке какао, и парни сели за уроки, периодически отвлекаясь на посторонние разговоры. Они сидели за низким столиком, умостясь прямо на полу, и их ноги иногда соприкасались то стопами, то коленями. Потом кто-то из них подумал, что сидеть в тишине слишком скучно, и они врубили музыку на телефоне, чтобы тишина общаги не так сильно давила на уши.
За музыкой они и не заметили, что кто-то ещё зашёл в квартиру.
Когда какао закончилось, а уроки были почти доделаны (Минхён как обычно решил, что половины сделанного задания хватит), они убрали учебники и сели обратно за столик, а старший нашёл у себя в тумбочке настольную игру.
Пока он раскладывал фишки и игровое поле, Донхёк думал, что сказать Минхёну. Вдруг снова стало страшно. Наверное, не стоит сразу прямо в лоб говорить, лучше начать издалека?
– Давай камень-ножницы-бумага? – сказал Минхён, держа кулак в воздухе.
– А? – Донхёк редко был невнимательным, но сейчас его голову занимала совсем не игра.
– Кто первый ходит, – пояснил рэпер и показал взглядом на игральную кость.
– А, да, давай.
Для того чтобы выиграть, Донхёку не нужно было думать, это уже на уровне инстинкта. Тот раз во время выступления – не в счёт. Тогда он был действительно не готов.
– Окей, ходи, – улыбнулся Минхён, двигая кости к младшему.
На миг их руки соприкоснулись, и Донхёк задержал дыхание.
– А помнишь, мы снимали бэкстейдж, ты меня ещё Дьяволом назвал? – сказал вокалист, пытаясь выглядеть беззаботно, и начал подбрасывать кости в ладонях.
– Донхёк-а, ну ты опять? Я же извинился уже…
– Я не к этому. – Он разжал кулак, чтобы кости выпали на поле. – Я тогда не шутил.
– О, две пятёрки! Ну ты монстр! – выкрикнул Минхён и только потом воспринял слова, сказанные сидящим напротив парнем. – Ты о чём?
– Ну… Просто ты мне правда нравишься, – он бросил быстрый взгляд на старшего и взял свою фишку. – Ты меня никогда не догонишь, мва-ха-ха!
– Ты серьёзно? – на колкость о своей игре он не ответил, только приподнял брови в удивлении: возможно ли?
Если это правда… Ему ведь так комфортно с Донхёком, было и будет всегда. И так плохо было, когда они не общались. И…
Краем уха парень уловил тихие шаги в коридоре и случайно посмотрел в приоткрытую дверь их комнаты. Ошибки быть не могло: там стоял Ёнхо-хён, значит, они вернулись из Таиланда. Когда только успели, и почему они ничего не слышали?
Это значит, что хён слышал их разговор? Паника подступила к горлу Минхёна и сдавила его железным обручем: Ёнхо-хён точно расскажет менеджеру, менеджер точно скажет их родителям, и им вообще запретят общаться. Им и так запрещены отношения, а тем более… такие. Да Минхёну и Донхёку даже девятнадцати нет, что с ними сделают тогда?! А если расползутся слухи? И все трейни узнают? Разве мало им скандалов сейчас? Сасен-фанаты и так не дают им прохода…
Минхён уставился в стол, собрав кости в ладонь, оцепеневший от осознания своего положения. Он и не заметил, что Ёнхо, проходивший мимо и случайно услышавший признание вокалиста, сжал челюсти и прикусил щёку изнутри, чтобы предательские слёзы не выступили из глаз: как тяжело знать, что признание предназначено не тебе. Но если Донхёк счастлив, то и он счастлив тоже. По крайней мере, но должен себя в этом убедить. Ступая как можно тише, Ёнхо ушёл подальше от проклятой двери в комнату их макнэ, и не мог уже услышать продолжения диалога.
– Я… я не могу… – прохрипел Минхён, отворачиваясь и кидая кости на пол.
Донхёк вздохнул слишком громко и расстроенно. Может, он ослышался или не так понял?
– Что?
– Я… не могу принять твоё признание, Донхёк-а… – голос рэпера нещадно скрипел, будто эти слова его кто-то вынуждал произносить. – Это неправильно…
Его голос сломался на последнем слове. Ведь Ёнхо-хён не станет ничего говорить, если он отказал ему? Хёку ведь не попадёт?
Он услышал тихий всхлип и резко обернулся: кажется, вокалист начинал плакать.
Все слова вылетели из головы Минхёна: только звенящая пустота внутри. Что сказать? Как успокоить? Как выдавить из себя хоть звук, когда перед глазами слёзы младшего, а в горле горький ком растоптанной дружбы. Смогут ли они снова общаться как раньше?
Донхёк резко поднялся, закрывая лицо рукой, и прошептал:
– Прости, я не хочу играть, – после чего быстро вышел из комнаты.
Минхён почувствовал себя раздавленным и почти уничтоженным. Неужели он потерял одногруппника? Соседа? Друга?
Он потерял Донхёка?
Он должен бежать за ним, остановить, обнять и сказать, что они будут всегда вместе и во всех смыслах этих слов… Но Минхён не может этого ему обещать. Друзья не должны быть вместе в том смысле, в каком хочет этого Донхёк.
От безысходности и собственной никчёмности Минхён мнёт игральное поле в руках, тихо стонет от почти физической боли, сдавливающей лёгкие, и бессильно опускается на пол, смотря в потолок. Через некоторое время он засыпает прямо так: в одежде, на полу, среди помятой игры и разбросанных костей и фишек.
Ночью он даже не проснётся, когда его найдёт кто-то из старших и перенесёт на кровать, а Донхёк так и не вернётся в их комнату.
***
***
На диване в гостиной совсем неудобно, Донхёк весь скручивается и пытается укрыться лёгким пледом. Прохладный поток воздуха трогает его пятки, и он лишь дрожит и сильнее сворачивается в клубочек.
Звёзды в холодную весеннюю ночь очень яркие и мешают своим светом спать. Донхёк смотрит заплаканными глазами в окно и старается не обращать внимания на миллион роящихся в его голове мыслей. Вместо отказа Минхёна он думает о звёздах, которые потухли миллионы лет назад, и только теперь их свет доходит до Земли. Но боль Донхёка от сгорающей в агонии любви пылает ярче всех погибших триллионы лет назад звёзд и, кажется, даже через сотни лет будет обжигать нежные цветы на далёкой планете в созвездии Альфа Центавры, где зарождается жизнь. Он сжимает пальцы в кулаки – хочется кричать, но нельзя, чтобы кто-то из старших обнаружил его в гостиной, где ночёвки под строжайшим запретом.
Донхёк тихо всхлипывает и обнимает руками колени – возвращаться в комнату всё равно придётся. Никто не будет меняться с ним местами без причины, а Тэён рано или поздно заметит, что он спит на диване.
– Ты что здесь делаешь, Хёк-а? – Донхёк оборачивается на голос и видит стоящего в дверном проёме Ёнхо. Он скрестил на груди руки и смотрит строго, будто поймал младшего на чём-то нехорошем.
– Пытаюсь заснуть, – тихо-тихо говорит Донхёк, избегая взгляда Ёнхо. Со рассматривает его с ног до головы, а когда видит распухшее и раскрасневшееся от слёз лицо, вздрагивает и быстро идёт к дивану.
– Что произошло? Хёк-а, что случилось? Хёк-а, тебя кто-то обидел?.. – Ёнхо закидывает немыслимым числом вопросов и присаживается на колени перед Донхёком, который от такого только начинает плакать. Слёзы скатываются по щекам, а сам он не издаёт ни всхлипа, никакого звука – кажется, даже не дышит.
Ёнхо гладит его щёки своими огромными ладонями и стирает слёзы большими пальцами. В этот момент Со ненавидит себя больше всего на свете – защитить донхёковское сердце от отказа ему совсем не по силам.
– Тэён увидит тебя здесь, и нам обоим влетит. Пошли в мою комнату, Донхёк-а, будешь жить там, пока ничего не придумаем. Идёт? – Ёнхо осторожно берёт Донхёка за руку и смотрит ему в глаза, дожидаясь, пока тот согласно кивнёт.
Ёнхо приобнимает младшего за плечи, пока они выходят из гостиной и идут в их с Джехёном комнату. Он замечает, как за окном быстро собираются тучи, закрывая яркие звёзды и луну, – будет ливень. Хорошо, что вовремя заметил Донхёка в гостиной – в такую погоду он бы точно простыл под лёгким покрывалом.
Донхёку даже не хватает сил и желания поспорить с Со и заявить, что он будет спать на полу, чтобы не занимать чужую кровать. Он двигается поближе к стене, уступая Ёнхо побольше место рядом с собой, и пытается согреться под тёплым одеялом.
Дождь тарабанит по окнам, напоминая Донхёку Минхёна, когда тот гонял гаммы на фортепиано. Звук дробящий, под него невозможно уснуть, но от присутствия Ёнхо, который прижимается к его спине, становится чуть-чуть спокойнее и уютнее.
– Минхён сказал мне «нет», – решается зачем-то сказать Донхёк, не поворачиваясь лицом к Ёнхо. Тот касается ладонью сгиба донхёковского локтя и успокаивающе его гладит.
– Мне очень жаль, Хёк-а, – хрипит Ёнхо и даже почти не врёт. Он не понимает, как Донхёка можно не любить и думает, что Минхён, должно быть, просто пошутил или пока не понял своих чувств. Но что-то глубоко внутри радуется отказу.
– Что со мной не так? Я толстый? Я уродливый, да, хён? – Донхёк поворачивается к Ёнхо и почти сталкивается с ним носами. Он всхлипывает от обиды и смотрит прямо в глаза старшему.
«Ты самый красивый на свете», – сглатывает Со, смотря в карие влажные от слёз глаза, а потом на аккуратный носик и пухлые губы. Он давно пытался думать о ком-то или чем-то другом, но образ Донхёка поселился в его голове и имя вертелось на языке, когда он слушал какую-нибудь слезливую песню о любви.
– Нет, конечно, нет, Хёк-а, – Ёнхо гладит его по голове, а потом обнимает, закрывая глаза.
Прижимать к себе Донхёка так нереально – он боится, что вот-вот проснётся. Его кожа мягкая и приятная на ощупь, Со это чувствует, когда случайно касается спины младшего из-за задравшейся пижамной рубашки. Донхёк доверчиво жмётся и дышит старшему в шею, постепенно засыпая под звук дробящего асфальт и окна дождя.
Ёнхо дожидается, когда младший окончательно заснёт, осторожно встаёт и поправляет одеяло. Ему стыдно спать вместе с Донхёком, когда тот так доверчиво льнёт к нему, не зная истинного отношения к себе. Ёнхо хочется поцеловать его в лоб, в нос, в щеку, в губы, лицо совсем близко, и необходимость дарить младшему заслуженную ласку и любовь возрастает в разы, но Со считает, что не имеет на это никакого права. Это не его.
Спать на полу холодно и неудобно, и Ёнхо оттягивает этот момент до последнего. Идёт в комнату младших, чтобы забрать форму и рюкзак Донхёка, но обнаруживает скрючившегося на какой-то настольной игре Минхёна. Ему не хочется делать ничего хорошего для человека, который только что разбил сердце младшему, но всё равно перекладывает маленького рэпера на кровать и накидывает сверху одеяло.
Прикроватная лампа светит на хмурящегося во сне Минхёна, и Ёнхо всматривается в каждую мелкую чёрточку. Он был больше чем уверен, что Донхёку не откажут и примут в объятия, казалось, что младшие практически хирургически связаны друг с другом, и шаг за границу дружбы – это что-то естественное.
– Вот дурак, – шепчет Ёнхо и легко щёлкает Минхёна по лбу, а после собирает донхёковские вещи.
Со всегда прятал свои чувства, любовь к Донхёку делала его слабее и ранила всё глубже с каждым днём, пока границы между счастьем и болью не размылись, и он решился остановиться на роли заботливого и доброго хёна. Но теперь, смотря на спящего на его кровати младшего, он задумывается, что, может, шанс у него когда-нибудь появится.
Ёнхо засыпает только под самое утро, когда солнце начинает красить бока соседних высоток в красный.
