Вот тот самый переулок. Неудачное место я выбрал для ночных прогулок.
Враг не дремлет, врага не видно. Через секунды всё закончится ударом в спину.
Я наблюдаю это всё в который раз, я не могу ничего сделать, помоги.
Пора заканчивать рассказ. Из ниоткуда в никуда слышны шаги.
The Meto «Бей, беги»(c)
Жилет-корсет мужской на шнуровке по спинке, манишка из перьев, пиджак с расшивкой на груди, рубашки из шанжана. Платки для верхних карманов для каждого ансамбля, галстуки стоимостью в одну прежнюю зарплату, черные эполеты из перьев на утепленном сюртуке. Обувь на заказ из мягкой кожи. Элитный парфюм, люксовая косметика. Десятки желанных мелочей для дополнения гардероба. Конечно, книги. De Praestigiis Daemonum, De la demonomanie des sorciers, Malleus Maleficarum. Голова кружилась от открывшихся перспектив. Сменить место жительства, купить маме новые платья и драгоценности, найти домработницу. Машина с шофером! Пара недель в компании Марони определенно стоили грядущего повышения. Фиш Муни расценит это, как личное оскорбление, но ей не привыкать. Однажды она уступила Освальду, согласившись принять его на обучение, смирится и сейчас с его новым статусом. Будущее было предсказано. Мама не любила вспоминать о том случае. В возрасте семи лет Освальд исчез, нашли его спустя несколько дней у склона горы. По возвращении какое-то время он мучился судорогами и обмороками. Днями он спал, а ночью втайне от матери выходил из дома. В одну из таких прогулок он в трансе пришел к старой соседке. О ней в деревне ходила дурная слава, но это не мешало ей привечать у себя самых разных людей – от местных богачей, до болезненных бедняков. – У тебя тяжелая судьба, юный Талтос*, – говорила тогда соседка. – Тяжелая, но великая. Она рассказала ему о чудесах трав и камней, научила, как контролировать сны и подарила книгу Баратоши-Балога**, которую Гертруда в тот же день отобрала и спрятала. Впрочем, он нашел ее на свое четырнадцатилетние. Когда они переехали в Америку, истории соседки остались в памяти причудливыми сказками, прошли странные сны, и Освальд перестал видеть то, чего быть не должно. Но только на время. В двадцать один год все встало на свои места. Освальд Кобблпот впервые шагнул в Сумрак и вспомнил, какую судьбу напророчили ему в детстве. Насчет «тяжелой» у него были свое мнение. Но в своем величии он не сомневался. А пока, в ожидании грядущих перемен, Освальд посвятил вечер визитам к портному и парикмахеру. Провел около двух часов в библиотеке, выписывая идеи для новых экспериментов с природной магией, засиделся дольше обычного и закончил, когда библиотека уже закрылась, а на улице стемнело. Пришлось отпирать двери магией. Пару раз пытался поймать такси, но машин, как на зло, не было. Освальд прошел еще квартал в надежде наткнуться на желтое авто. Он опирался на зонт, как на трость, и витал в облаках, размышляя, о том, как совсем скоро наладится жизнь их семьи. Слишком поздно он понял, что отсутствие прохожих нетипично, а смрад, поднимающийся с земли, совсем не похож на привычный готэмский. Выдохнув, Освальд замедлил шаг и скоро остановился. Прислушался, но не заметил ничего странного. Однако происходящее было очевидно. Как же не хотелось оборачиваться. Освальд посмотрел через плечо. Тварь стояла совсем рядом. Мощные лапы, треугольная косматая морда. Трехфутовый острый язык развернулся на всю длину и со свистом описал дугу, рассекая разряженный воздух. В чреве твари горел потусторонний огонь, на фоне которого резко выделялись черные ребра. Острые уши, плотно прижатые к бугристому черепу, подрагивали. На месте носа был обрубок, алая мягкая субстанция, судорожно поддергивающаяся при каждом вдохе. Чудовище двинулось в сторону, обходя Освальда по кругу, оставляя за собой мокрый гниющий след, в который тут же проникал сумеречный мох, жадно поглощающий реальность и расползающийся дальше в поисках новой пищи. Освальд не мог различить ни одной четкой линии в представшем перед ним существе, казалось, что все тело твари дымится, источая тьму и невообразимый смрад. Выхватив из ручки зонта зачарованный кинжал, и отбросив остальное, Освальд выставил его вперед и воззвал к помощи через сумеречные каналы связи. Ответа не последовало. – П-привет! – услышав свой собственный голос, Освальд напрягся, стараясь удержать дрожь. – Хороший мальчик. Или сэр? Не имею чести знать. О, Сумрак, он привык заговаривать противника, но сейчас… Тварь опустила морду, присела, готовясь к прыжку. Из прозрачного чрева донесся глухой рык. Освальд немедленно взмахнул рукой, из-за спины черной тучей пролетела темное облако хищных птиц. На магический зов пернатые всегда являлись молниеносно. Жаль, в городской черте опасных видов было мало, и годились они только на отвлечение. А что дальше? Фриз? Пресс? Молебен? Мелко. Заряда хватит на один мощный удар. Плеть? Волкодав? Черный Дождь? Подвесив на лезвие кинжала Плеть, остальную силу Освальд влил в заклинание Фортуны, повышающей удачу, и в момент атаки ушел на первый слой Сумрака. Плеть попала в цель, когда тварь нырнула следом, угодив ей в брюхо. Тварь издала пронзительный визг и, отлетев на несколько шагов, встряхнулась. Пасть ее открылась неестественно широко, обнажая кривые острые клыки. Рык оглушил Освальда, заставив отступить. Он вновь воззвал к каналам связи и поднял левую руку с зачарованным перстнем. Сейчас же в Сумраке возникли десятки зеркал, создавая лабиринт. Освальд должен был укрыться в нем, но казалось, отражения только размножили тварь, ее смрад усилился в несколько раз, как и пульсация ее Силы. Она смотрела на Освальда со всех Зеркал и готовилась к новому прыжку. Сжав пальцы в кулак, Освальд взорвал зеркала, и сверкающие осколки на мгновение зависли в воздухе, в каждом – отражение злобных глаз – и упали к его ногам, как раз вовремя, чтобы могучая тень твари пролетела мимо. Этот промах дал Освальду время подняться наверх и накинуть на квартал сферу отрицания, запечатав выход из сумрака на максимально возможное расстояние. Не теряя ни секунды, он развернулся на каблуках и бросился бежать. На адреналине он почти не чувствовал боли, но нога слушалась плохо, и, наконец, когда она все же подвернулась, Освальд едва не полетел на землю. Он смог поймать руками фонарный столб и устоял. В который раз пожалел, что не способен применить к себе заклинание Легкой Поступи, которое так любили другие ведьмы и ведьмаки. Улица была пустой. Люди не знали источник опасности, но чувствовали ее и меняли свои планы, обходя угрозу стороной. Казалось, ближе всех был экипаж пролетающего над городом вертолета. Освальд почувствовал острое одиночество. Никто не отвечал на его призыв о помощи, а едкая паника мешала придумать оптимальный выход. Лучшее оружие Освальда – его мозг – подводило его. Как сражаться с существом, чьих слабостей он не знал? Нужно было бежать, но цоканье когтей было совсем рядом. Тварь вынырнула из-за угла и с шумом втянула в себя воздух. Хвост, сотканный из тумана, прижался к задним лапам. Еще пара шагов и прыжок. Освальд бросился в сторону, закрывая себя щитом, который раскололся от первого же толчка мерзкой туши. Твари не удалось сбить Освальда с ног, она развернулась и беззвучно залаяла, и это странное действие поразило Освальда больше всего. Он зашептал заклинание, слушая приближающиеся прыжки. Асфальт треснул, вставая стеной на его защиту, но тварь легко перемахнула через барьер и бросилась вперед. Освальд успел выставить клинок, но столкновения не случилось. Последовал глухой удар и оглушительный визг. Тушу твари снесло назад и отбросило на асфальтовые обломки. Вдох. Выдох. Перед Освальдом медленно, будто лениво, поднимался медведь. Освальду в тот момент он показался самым прекрасным существом в мире. На задних лапах он был выше любого человека на голову, золотистая шкура светилась здоровьем и силой. На правой лапе блестел металл. Балу-накх, трансформировавшись, обхватил могучую конечность вплоть до предплечья, превратив когти в пять клинков. Медведь оглядел остолбеневшего Освальда и удовлетворенно фыркнул. – Сзади! – успел выкрикнуть ведьмак, когда тварь бросилась в атаку. Оба зверя оказались одних габаритов, они сцепились, и воздух наполнился животной яростью. Джим Гордон, а это без сомнения был он в своей звериной форме, не уступал по силе, но был существом из реального мира и подчинялся его законам. Когда как жуткое существо перетекало, а не отступало, и влетало, а не вгрызалось в противника. Быстро оба исчезли, провалившись в Сумрак, и Освальд, не мешкая, последовал за ними, лихорадочно соображая, как помочь Светлому. Среди сумеречного хаоса их схватка напоминала сражение двух стихий. Темное и Светлое в прямом и переносном значении смешалось в клубке клыков и когтей. Сумрак шипел, когда на землю попадали вязкие струи крови. Было физически больно слышать, как рвется плоть. Освальд крепче сжал рукоять кинжала, резко выдохнул и полоснул по левой ладони. Он поднял кровоточащую руку над головой. – Эй, сюда! – крикнул он, смутно понимая, что делает. В любой другой ситуации подобной показалось бы ему вершиной абсурда, но сейчас, глядя, как краснеет золотая шкура, он не мог ничего с собой поделать. – Сюда, сволочь! Ты этого хотел?! Сумрак вокруг него закипел, пожирая потраченную Силу и выталкивая Освальда назад в реальность, но тварь почуяла свою цель и отвлеклась, давая возможность медведю вцепиться ей в горло. Могучая лапа прижала ее хребет к земле, медведь навалился сверху, и послышался хруст костей. Собирая последние силы, тварь извернулась и сумела выползти из стальной хватки. Сумрак вокруг нее бурлил точно также, как и вокруг раненых Иных. Она бросилась прочь, и медведь пошел за ней, но обессиленный, был вынужден остановиться через несколько шагов. Добравшись до шатающегося Джима, Освальд обхватил его за холку и потянул морду на себя: – Пойдем, – задыхаясь, проговорил он. – Пойдем наверх. Окровавленный медведь посреди пустынной улицы Готэма не казался Освальду чем-то странным. Он ощущал только безмерную усталость и благодарность. Гордон, сидя напротив, не спешил оборачиваться человеком и медленно покачивал головой. – Как ты? – благоговейно прошептал Освальд и, смутившись, громче добавил: – Ты в порядке? Медведь поднялся на лапы и, отвернувшись, начал меняться. Скоро, без мук обращения, присущих оборотням, он вновь стал человеком. Очень обнаженным человеком. Освальд поймал себя на том, что не может отвести глаз. Он скользил взглядом по чужой фигуре, отмечая каждую рану, каждую царапину, прежде чем Джим накинул на себя иллюзию одежды. Лишь ее образ, и если постараться,.. но Освальд запретил себе развивать эту мысль. Не получив разрешения, Освальд применил к Джиму амулет-регенератор. Раны излечились не полностью, но состояние их заметно улучшилось, достаточно, чтобы добраться до безопасного места и окончательно заживить повреждения. – Тебе нужна помощь, – сказал Освальд чужим голосом. – Идем, мой дом недалеко. Они шли молча, помогая друг другу. Джим брел босиком. И когда добрались до порога, Освальд предупредил: – Моя мама дома. Не волнуйся, я отвлеку ее. Но сейчас, пожалуйста, тихо. Оставив безмолвного Джима в коридоре, Освальд прохромал в гостиную, где Гертруда дремала перед включенным телевизором. На ее коленях лежала незаконченная вышивка. Нежно улыбнувшись, Освальд прошептал усыпляющее заклинание, а выходя – повесил на дверь знак Тишины. – Идем. Он потянул Гордона в ванную и за зеркалом достал аптечку. – Вот, – сказал он и, только передавая белый пластиковый кейс, заметил, что оставил на нем кровавые следы. Тихо ойкнув, он тут же сунул раненную ладонь под струю воды. – Я принесу остальное. Ты можешь принять душ, если хочешь, я подыщу тебе одежду, – забормотал он, стараясь держаться к Гордону спиной, чтобы не нарушать его личные границы еще больше. – И поставлю чай. Джим провел рукой по лицу, присел на край ванной и повернул кран. Приняв это за согласие, Освальд поспешил покинуть тесную комнату. За закрытой дверью он прижал левую ладонь к груди и поднял глаза к потолку. Это определенно была самая странная ночь в его жизни. Залечив порез, Освальд отправился на поиски одежды. Все, что у него было, – мало подходило Гордону. Брюки и простую футболку, которую Освальд так ни разу и не надел, пришлось увеличить в размере с помощью магии. Так же поступить и с туфлями, что, несомненно, их испортило. Приведя в порядок собственную одежду, он заглянул в старое зеркало в тяжелой деревянной раме, поправил волосы и стер салфеткой пыль со щек и носа. Набрав мазей собственного изготовления, Освальд вернулся к ванной и заставил себя постучать. Ответа не последовало, но так как шум воды прекратился минуту назад, Освальд решил войти. Джим сидел на краю, полотенце было обернуто вокруг бедер. Он старался дотянуться до раны на лодыжке, но синяк на боку мешал ему склониться должным образом. Освальд поспешил вперед, опуская перед ним стопку одежды и набор пузырьков. Выхватив у Джима ватный тампон, он приложил его к ране, стирая кровавые разводы. Он наложил на росчерк обнаженной плоти щедрую порцию лечебной мази и услышал, как Джим зашипел сквозь зубы. – Это… хорошо. Я сам сделал. – Слова довались тяжело, Освальд с трудом заставлял язык и голосовые связки работать слаженно. Странным образом он ощущал себя обнаженнее, чем разглядывающий его мужчина в одном полотенце. Понимая, что деваться некуда, Освальд продолжил. Теперь он поднялся и поднес мазь к ключице, сердце билось слишком часто. Руки заметно дрожали, было невыносимо стыдно за эту вопиющую потерю самообладания. От Джима пахло мылом, пара капель с влажных светлых прядей упали на пальцы. Освальд шевельнул ими, касаясь шеи Джима. И, не удержавшись, прижался к горячей коже. Сладкая тяжесть внизу живота была удивительным чувством. Захотелось сжать Джима в объятия и рассказать все-все о том, что вспыхнуло сейчас, что натягивает нервы, как струны, и заставляет дрожать так явно. Джим замер. Окаменел. Он смотрел в пустоту, и выражение его лица… злое? Злое! Сердце екнуло. Горькое удовлетворение кольнуло под ребра, будто Освальд участвовал в игре без веры в победу и проиграл. Разве ты рассчитывал на иное? Ты мой хороший мальчик, говорила мама в одно ухо. Я разорву тебя, угрожал Джим в другое. Тоска накрыла Освальда тяжелым покрывалом. С опозданием атаковали страх и истощение, глаза защипало. Чтобы быстрее покончить со всем, Освальд быстро открыл остальные склянки и по очереди обозначил их свойства: – Заживляющее, обезболивающее и стягивающее. Джим моргнул. Злость в его глазах уступила место напускному безразличию. Удостоившись короткого кивка, Освальд вылетел в коридор. В буфете стоял пузырек с восстанавливающим и успокаивающим отваром из трав, Освальд опустошил его на половину и глубоко задышал, прогоняя слезы. Нужно собраться. Джим спас ему жизнь, он его гость, пусть и с плохими манерами, но Освальд не такой. Его воспитание позволит ему удержать лицо и проглотить собственное унижение. Нужно только… Что? Признать, что он так и не продвинулся в завоевании доверия? Вдруг Джим злился не на него? Он ранен, он уязвим. Ему нужно время, или пространство, или… кто-то кроме Освальда. Хорошо. Не стоило к нему приближаться. Но кто обвинит, что он не удержался? Будет другая возможность, в иной ситуации без дисбаланса сил. Будет время. Правда? – спросил насмешливый голосок. Поставив чайник, Освальд выбрал две парные чашки из сервиза и стал ждать. Когда все было готово, и комнату наполнил аромат ромашки, Джим Гордон вошел внутрь. Он осмотрелся и медленно опустился на свободный стул. Свет розового абажура над столом, расписанного цветочным орнаментом, добавлял его усталому лицу живой цвет. Он кое-как подлечил свои раны, не затянувшиеся после амулета-регенерата, но все еще был истощен. Одежда Освальда смотрелась на нем немного диковато. Освальд заметил, как дрожат его руки, когда Джим поднял чашку и сделал большой глоток. Освальд грустно улыбнулся. Он никогда не стал бы пить то, что предложил Светлый. Любой другой Светлый. Или Темный. Он подтолкнул к Джиму вазочку с конфетами. Шоколад был необходим для истощенного Иного. – Итак, – откашлявшись, начал он, посмотрев Джиму в глаза. Пожалуйста, давай все забудем? – Ты просто проходил мимо, или? Не пойми не правильно, я благодарен. Ты мой спаситель, но все же… Джим прочистил горло. – Нет, я пришел не случайно, – заговорил он, взвешивая каждое слово. – Так как живого свидетеля Гончей у нас нет,.. – Джим интонацией выделил эту фразу и исподлобья посмотрел на Темного. – Я начал свои поиски. У меня есть способ отслеживать волнения Сумрака, плюс я повесил Маяк Владения на твой подарок. Сработали оба: закрутился Сумрак, и ты попал в беду. Так я понял, где искать. Шансов было мало, но все же я хотел убедиться. – Оу, ну, спасибо в любом случае. Почему ты называешь ее Гончей? – Это пес-охотник, как еще мне его называть? Гончая. – Джим уставился на свои сложенные руки. – Я смог ее ранить, была кровь. Так что она связана с Сумраком и реальным миром. Она не была Темной, просто очень-очень злой. – Уверен, в древних книгах можно найти нечто подобное. – Надеюсь. Джим бросил на Освальда внимательный взгляд и вдруг усмехнулся. – Что? – тут же напрягся Освальд. Джим попытался справиться с собой и скрыть эмоцию, но получилось неудачно. Тишину нарушил его смешок. – Ты, – выдохнул Джим. – Просто без… – Он поднял руку и помахал возле своего лица. Освальд тут же пригладил челку. – Ты смеешься надо мной в моем же доме? Джим покачал головой. – Обычно ты ходишь с Паранджой. Освальд замер. Видимо, заклинание слетело, когда он собирал все силы для защиты. Щеки его вспыхнули, в груди поднялся жгучий комок жара и застрял где-то в горле. – Косметическое заклинание обычно не носят, чтобы просто скрыть веснушки, – пояснил свою реакцию Джим, но Освальд едва слышал его голос. – Ладно, – уступил Джим. – Это твое дело. Не хотел задеть. Ответишь мне на один вопрос? – А? Да, хорошо, – пробормотал Освальд, скрывая лицо за очередным глотком чая, который внезапно показался совершенно безвкусным. Удивительно, но Джим вернулся к нему поразительно словоохотливым. Может быть, это был хороший знак? – Почему ты хромаешь? Разве нельзя это вылечить? Освальд прикусил губу. – Расскажу, если ты ответишь на мой вопрос. Обещаю, он не будет касаться Дозоров. – Идет. Освальд вздохнул. – Это не слишком интересная история. После инициации мне был присвоен самый низкий уровень Силы. Фиш Муни не брала таких учеников, а она была единственной Старшей ведьмой-наставницей. Я хотел работать в Дозоре, мне нужен был способ повысить уровень и быстро. Покопавшись в книгах, я нашел подходящий способ. Учитывая его характер, прибегают к нему не многие. Это древняя европейская магия, Джим. Которая имеет свою цену. Магия Еольды, Вашшору, Пехтры или Бабы-яги. Костяное или рогатое колдовство. Называй, как хочешь, у него много имен. Это добровольная жертва, такое не излечить. Ты передаешь физическую часть себя на другую сторону и получаешь Силу. – И ты смог провернуть подобное на низшем уровне? – Неудивительно, что колдовство, призванное что-то забрать у тебя, не требует много умений, – снисходительно пояснил Освальд. – Только знания. – Болит? – Иногда. В плохую погоду, или когда на меня нападают сумеречные твари. – Ты не пожалел? – Ни на секунду, – уверенно ответил Освальд. Не выдержав его взгляд, Джим напомнил: – Твоя очередь. – В бумагах сказано, что ты редко используешь свою медвежью форму. Почему? Джим скривился. Вопрос ему не понравился. – Это опасно. Зверь воспринимает все иначе. Не чувствует человеческих эмоций. Для него все проще, легче. – И ты боишься, что однажды не захочешь вернуться обратно, – тихо проговорил Освальд. – Да, – согласился Джим. – Верно. И еще…Люди воспринимают меня по-другому, если я недавно оборачивался. На них действует некий… животный магнетизм. Я начинаю им нравиться. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Густо покраснев, Освальд опустил глаза. – Это не моя шикарная личность, а звериная аура влечет их. Не буду лгать, порой я этим пользуюсь. Но иногда это бесит. – Думаешь, я… – Думаю, мы оба измотаны. Они помолчали, каждый размышляя о своем. – И что теперь? – первым нарушил тишину Освальд. Джим нахмурился, шумно выдохнул, будто принимая важное решение, и полез рукой в карман. Над столом он разжал пальцы. Освальду пришлось наклониться вперед, чтобы рассмотреть предмет. Это была крошечная цилиндрическая капсула. – Учуял это в ее шкуре. – В голосе Джима чувствовалась гордость. – Что это? – нахмурился Освальд. – Чип. Вживляют служебным собакам. Почувствовав легкое головокружение, Освальд прикусил губу: – Собакам? Имеешь в виду обычных – четыре лапы, один хвост – собак? И мы можем отследить, кто его поставил? – Таков план. Они сидели друг напротив друга, усталые, измученные открытыми вопросами. Через пару часов начинался новый день.