Аромантик

Я стал аромантиком. Даже когда я сам тянулся к Нику и согревался от тепла его мускулистого тела, я не испытывал к нему особой страсти. Да, по-прежнему нежный, по-прежнему по-товарищески добрый, но совершенно бесчувственный с ним как с человеком, я не любил его. Делая с Ниной домашнее задание по биологии, я внезапно задумался о человеческой сущности. Теории Дарвина было бы слишком мало для полного понимания, так же как и теории панспермии. Но в учебнике Нины друг за другом с правой ноги шагали обезьяны. – Дядя Воррик, а что заставило обезьян спуститься вниз и эволюционировать? – Не все произошло так сразу. Деревья были слишком притягательны, слезать не хотелось… Я вздохнул и стал диктовать ей фразы с учебника. Нине нельзя было говорить о тех теориях происхождения человека, которые я знал. В ее разуме и так должны были уживаться теории божественного и человеческого. Я бы только запутал ее своими бреднями. Люди вышли из моря. Люди попадали с неба. Люди произошли от обезьян. Чем жестче природа вокруг человека, тем сильнее он романтизировал свое появление. Кому же не хочется, будучи по шею в дерьме, думать, что он рожден из плоти бога. Я склонен верить теории Хомо Бахуса. Хотя ее так не любят в учебниках, хотя о ней умалчивают в новостях как об абсолютном бреде. Я в нее верю. Бахус – божество веселья и вина. Пьяный и легкомысленный, даже в мраморе Микеланджело он выглядел неустойчивым и держался только благодаря поддерживающему его сатиру. И сама теория происхождения человека по сути такая же простая, она звучит как насмешка для всего научного сообщества. Мы стали людьми благодаря вину и оргиям. Исследования проводились на примере общества бонобо. Это настолько утопичная жизнь, что я бы и сам не отказался стать карликовым шимпанзе. Бонобо строят свои отношения на любви. В отличие от собратьев шимпанзе, бонобо имеют сходный с человеком состав генов, совпадающий почти на девяносто восемь процентов. Кровь бонобо можно переливать человеку безо всякой обработки. Мы очень близки с этими обезьянами. Даже в сексуальном поведении… Общество бонобо – общество любви. Вся агрессия, свойственная шимпанзе у них утопает в бесконечных сексуальных связях. Секс у них заменяет драку, примирение, разрядку и даже приветствие. Бонобо практикуют это во всех позах, они способны даже на французские поцелуи. Выстраивание социальной и половой жизни у них затрачивает много умственных сил. Грубо говоря, за счет секса развивается их мозг. Им приходится выстраивать логические цепи для благоприятного существования вместе со своим племенем. Поощрительное спаривание у этих видов достигло совершенства. Во время эксперимента Хомо Бахуса бонобо изолировали в просторном заповеднике и начинали их спаивать. Они питались забродившим виноградом, причем свободно могли от него отказаться в пользу более привычных продуктов. Позже мозги окончательно спившихся бонобо, умеренно пьющих и трезвенников были исследованы как с помощью МРТ, так и ЭЭГ. У умеренно пьющих наблюдалось устойчивое изменение нервных тканей. Нейронные связи стали прочнее, а значит и «мысль» бонобо стала куда сложнее. Этиловый спирт сыграл не последнюю роль в становлении их гоминидного разума. Человек практикует то же самое, только чуть сложнее. Проституция у нас существует как особая форма поощрительного спаривания, и ни для кого это не секрет. Люди никуда не отходили от природы. Только придумали свою извращенную мораль, чтобы чувствовать обратное. А еще решили создать совесть и стыд. И религию… Запретный плод на древе познания оказался подгнившим виноградом. Над этим даже не хочется смеяться, ведь что угодно на эту тему оканчивается одинаково нелепо. Так символично у скульптуры Вакха отломились рука с кубком и пенис. Последнее даже не стали восстанавливать, так и не дав скульптуре Микеланджело во второй раз стать целой и завершенной. – Дядя Воррик, вы вообще меня слушаете? Я будто очнулся. Нежный детский голос Нины отвлек меня от рассуждений, уже совершенно бессмысленных. Пробормотав ей что-то невнятное из учебника, я захлопнул его. – Нина, а ты о чем думаешь? Тебе вообще пригодятся эти знания? – Конечно. Это же должен знать каждый человек. – Должен, но никто не знает наверняка… Нина хотела возразить и уже сердито нахмурилась, но нас прервал Николас. Он бесцеремонно вошел и сел на диван между мной и Ниной. – Я вообще-то разговариваю с дамой. Мог бы и стучать, когда входишь… – Я как ни приду сюда, ты всегда с дамами. Нина покраснела, расшифровав это замечание. Я недовольно посмотрел на Ника. Он должен был заткнуться хотя бы при ребенке. Пускай Нина и знала, что я беру себе клиенток, не стоило повторять это еще раз. Я придвинул ее к себе, слегка приобняв за плечи. – Знаешь, одну обезьяну… научили говорить на языке глухонемых. Так вот, наш Николас тебе наглядно иллюстрирует это. Сколько там у тебя знаков Ник? А Уошо выучила сто шестьдесят. – Я сейчас тебе покажу такие слова, которые Нина не должна знать. Ниночка тут же бросилась обнимать Ника. Она боялась, что мы рассоримся прямо перед ней. Невинная крошка Ни-чан, такая милая в своих попытках нас успокоить, походила на котенка или белого мотылька. Слабая, еще глупенькая, еще нетронутая никаким взрослым злом. И Ник тоже инстинктивно тянулся к ней. Только с Ниной раскрывалась его суровая неприметно блеклая нежность. – Злюка… И ты Воррик, злюка! – Да, Нина… Да. Дядя Воррик – бесчувственная мразь, – я сказал это, глядя в глаза Николасу. Он заметил, что я говорю совсем не с Ниной. Он понял мой осторожный намек. Я сказал, что отойду поставить чай. Николас пошел за мной. Бесшумно, как зверь, он подошел сзади и положил руки мне на плечи. – Зачем ты оставил Нину одну? Вместо ответа он страстно поцеловал меня. Сексуальное напряжение между нами росло с каждой минутой, и Нина была всему виной. Людей возбуждает мысль о грехе. Собственно, в раю не интересно жить, потому что там невозможно согрешить. Исламский рай – это обещание безнаказанной распущенности, ведь больше человека ничем не завлечь. Даже знание уступает удовольствию по ценности, даже моя гиперпамять проигрывает хорошей эрекции. Никому не интересно, что я ел на завтрак в январе прошлого года, но куда более клиенты заинтересованы в том, запомнил ли я их запись на следующую неделю. Нет никакого «внутреннего мира» у такого проститута, как я. Хотя я и не отношу себя к нигилистам, отрицание стало неотъемлемой чертой меня. Кроме холодного сознания и нелогичного тела у меня не было ничего. Я никогда не мог испытать по-настоящему приятный оргазм. И только Николас со временем стал давать то, в чем нуждалось мое тело. Мне захотелось выпить. Трезвым я никогда не хотел ласкаться к Нику, его неестественно нежный влюбленный взгляд отпугивал меня. Куда понятнее он был, когда становился зверем или убийцей. Когда кроме языка крови и предсмертных хрипов у него не оставалось ничего. Я боялся его. Я завидовал ему. Николас никогда не был для меня близким, мне инстинктивно хотелось оттолкнуть от себя сумеречного. Натянув рубашку пониже и слегка ссутулившись, чтобы не было видно мой стояк, я ушел с кухни. Нужно было закончить биологию с Ниной и напоить ее чаем. Но наша неудовлетворенность росла, пошло напоминая о себе в каждом случайном прикосновении…