covered in the colors

Солнце желтое, так говорили. Небо голубое, так тоже говорили. Вокруг не темно, ты и сам не темнота, на этом настаивали. Верилось с трудом, ведь ты не знаешь, что такое краски. Но как-то ощущаешь. В учебниках рассказывалось про звезды. Их сотни, тысячи, миллиарды. Они огромные, но их много и они так же как люди совсем не отличаются друг от друга. Им приходится жить, они все вместе и одновременно ничего. Бывает, лежишь ночью, везде тихо. Мечтаешь и надеешься, что со здания сорвет крышу и тебя затянет туда. В космос. К звездам, просто чтобы полетать. А смысл? Ты ведь их не увидишь. Быть слепым с рождения не нормально для других, но ты уже такой, поэтому с этим ничего не сделать. Становится смешно, когда тебе говорят что-то представить, а ты и понятия не имеешь как это сделать. В пансионате для людей с подобными отклонениями находиться невозможно. Все пытаются тебя пожалеть, посочувствовать. А надо ли оно тебе? Врачи относятся как к ребенку, считают тебя ненормальным, думают, что ты не сможешь самостоятельно выполнить самые обычные действия вроде чистки зубов или самостоятельной прогулки по территории. Общаться здесь можно только с детьми. Им все рано на то, какой ты, что с тобой не так: они искренне верят тебе. Правда, в двадцать слегка непривычно, когда тебя называют дядей Тэ. Потом появляется стажер из какого-то очень престижного университета. Он вошел в комнату со словами:« Вау, ты очень красивый», — и по голосу стало понятно, что он едва ли моложе Тэхена. Его звали Чонгук, как парень выяснил потом. Он должен был помогать Тэхену, следить, чтобы тот не навредил себе, но все считали его чем-то вроде няньки. Но нянькой Чон не был. Наоборот, спустя некоторое время, пройдя стеснительность и прочее, он стал другом. Другом, который не жалел, а жестоко бил подушкой в припадке истерического смеха. Другом, с которым было весело нарушать правила и идти ночью гулять по городу за территорию надоевшего здания, напоминавшего больницу. Чонгук рисовал, часто можно было услышать шелест бумаги и шуршание карандаша. Он часто пел, говорил, что у него плохо получается, но если честно, его голос был прекрасным. Он будто и не замечал, что Тэхен слеп и никогда не увидит его. А второму ну очень этого хотелось. Ему хотелось посмотреть другу в глаза, рассмотреть каждую родинку и взглянуть на шрам на щеке, о котором Чонгук рассказывал. Рассказывал он о своем детстве, о школе, о книгах с яркими рисунками, о первой «ложной» влюбленности в учительницу во втором классе, о скучных лекциях в университете. Эти рассказы сопровождались либо пением птиц на улице, либо посиделки под одеялом ночью, когда за окном трещали кузнечики. Все говорили, что они зеленые, Чонгук говорил, что они не как трава, они намного светлее, что солнце вовсе не желтое — оно белое и на него невозможно смотреть. Его хочется чувствовать. — Чонгук, — парень пошарил руками по покрывалу, пытаясь там что-то отыскать.- Пойдем на улицу, ты говорил, что что-то придумал, — за этим последовал звук падения какого-то предмета, скорее всего, телефона и тихое: «Сейчас». В лифте было легко найти руку парня, ведь он всегда был рядом или же появлялся молниеносно. Иногда его было жалко, ведь он слишком много времени проводит здесь, с человеком, который даже не знает, как он выглядит. — Значит так, помнишь, я говорил, что хочу показать тебе цвета? Так вот, начнем, — сказал Чонгук и взял Тэхена за руки, заставляя куда-то сесть. — Теперь можешь потрогать. Трава, самая обыкновенная, ничего особенного. — Это зеленый, — шепчет парень. — Трава зеленая. В листьях смешиваются вещества и она становится таковой. Это ботаника. Хлорофилл под действием солнечных лучей и все такое. А если нормально, то вспомни запах после дождя, прочувствуй каждую частичку, какой бы микроскопической она ни была. Это капли воды на твоих ресницах, когда ты находишься на улице в сильный ливень. Тэхен хлопает глазами, но понимает, впитывает в себя все, как губка. Наконец в его жизни появился кто-то, кто отойдет от стандартов, подберет слова правильно и все краски сложатся в единую палитру. Все цвета будут правильными, как бы их не смешали. Потом его куда-то повели, было слышно журчание воды и запах, присущий водоемам. Пруд. Чонгук рассказывал, что на территории есть небольшой пруд и что вода там совсем чистая, он такой нигде не видел. — Дай мне руку и присядь, — сказал Чон и Тэхен почувствовал как парень, управляя его рукой, колышет ею в воде. Вода холодная, но не ледяная. — Это белый. Все говорят, что вода голубая, а я говорю, что она белая. Хотя она прозрачная, но опустим это. Это что-то, что не запятнано. Вспомни ощущение, когда ты выходишь из душа. Вот это оно. Белый — это когда никаких других цветов не остается. Тэхен улыбался, потому что понимал. Так же он понимал, что никогда не сможет объяснить что такое темнота, что такое черный цвет, ведь он его не видит. Но он наверняка сможет четко описать белый и зеленый цвета. — А красный, что там насчет красного? — спросил Ким. — Чуть-чуть позже, — с улыбкой ответил Чон. — Сейчас просто дыши. Вздохни полной грудью, чувствуешь? Это воздух, скажешь ты. Голубой. Небо голубое. Оно чистое, даже когда на нем есть облака или грозовые тучи, оно остается голубым. Небо может быть синим, но это всего лишь из-за добавления более темного цвета. Если что-то меняется, это не значит, что оно никогда не имело начала. Ты такой милый, когда улыбаешься. Скоро я покажу тебе твой красный, не волнуйся. А Ким и не волновался, особенно когда его называли милым. Особенно когда так сказал Чонгук. Почему человек, который ничего не видит решил, что красный — его любимый цвет, неизвестно. Просто так совпало, сложились карты, планеты повернулись к Земле. — Держи цветочек. Хотя нет, отдай обратно и расслабься. — Тэхен почувствовал, как по его щеке провели чем-то совсем легким, почти невесомым. Это что-то имело горьковатый и свежий запах. Цветочек. — Это нарцисс, отдаю обратно. Теперь ты как моя невеста, отлично. Вернемся к цветам, сейчас он желтый. Невинный, совсем как ребеночек. Я вижу его и мне хочется улыбаться, он напоминает мне о детстве. У меня когда-то была желтая ящерица, все говорили, что она опасная. У нее были красивые глаза, она была моим другом. Я рассказывал ей, как получил хорошую оценку в школе и сколько раз смог отжаться. — Я не против побыть твоей невестой, — сказал Тэхен и широко улыбнулся, вдыхая запах цветов. — Спасибо, что делаешь это для меня. А Чонгуку и не нужно это спасибо, ему просто нужно ощущать рядом этот теплый комочек. Именно поэтому он без слов подходит поближе, обнимает Кима, который утыкается ему в шею и шепчет: «Вот почему ты такой?». Ответ не нужен. Всю дорогу они идут молча, их руки вместе, они вместе сейчас. Что будет потом — не важно. Важно то, что сейчас. Сейчас помещение заливает солнечный свет, от чего белая комната с белой мебелью становится еще светлее. Тэхен сидит на мягком ковре и улыбается, вцепившись в цветы. Ему обещали рассказать еще что-то, что ему понравится. Чон возится где-то в кладовой, пытаясь что-то найти. Звук. На пол ставят что-то стеклянное, скорее всего, стакан. Шуршит бумага. — Будем рисовать, я принес краски. Ты тоже будешь, держи кисточку. Я помогу. — Чонгук пристраивается сзади, берет руку Кима в свою и кладет ему на ноги какую-то доску с уже закрепленным на ней листом. Он тянется кисточкой к воде в стакане и простит ткнуть пальцем в палитру с красками. Куда попадет — таким цветом и будут рисовать сначала. Фиолетовый. Элегантный, изысканный, но при этом безумно теплый. При одном взгляде на фиолетовый закат хочется запомнить его навсегда. Не сфотографировать, а именно запомнить, быть там, находиться в этом месте всегда. Фиолетовые закаты случаются только в особо важные и самые счастливые дни. Линия за линией вырисовывается что-то. Непонятно всем, элементарно для двоих. С Чонгуком тепло, особенно, когда он держит за руку и шепчет на ухо какие-то рандомные вещи, которые только что пришли ему в голову. В его голосе хочется плавать, раствориться, но не умирать. — Я испачкался, — смеется Тэхен, чувствуя что-то прохладное у себя на пальцах, и поворачивается к Чону. Руками он нащупывает лицо и рисует на щеке пальцем в краске. — Какой же ты красивый. — Ким чувствует, что теперь грязные не только руки. На его носу что-то нарисовали. Парень нащупывает палитру и теперь уже намеренно окунает пальцы в вязкую жидкость. Его руки исследуют лицо сидящего напротив и доходят до подбородка, останавливаясь на губах легкими поглаживаниями. — Покажи мне красный, пожалуйста, — шепчет Тэхен и смотрит не куда-то, а прямо Чону в глаза и заодно в сердце. Его целуют. Не дают глотнуть воздуха, хотя он уже и не нужен и накрывают губы губами, медленно связывая все нити. Так должно было произойти, всем нужен кто-то, кто сможет перевернуть все, не нарушив ничего.