Простуда

Вторник. Вечер. Восьмой час. Соседи только-только пришедшие с работы счастливо целуют в щеки жен и маленьких детишек, что с радостными визгами несутся к отцу. Они потягивают носом воздух и наслаждаются прекрасными запахами, что тянутся из кухни от стряпни, приготовленными их любимыми пухленькими женушками, что только смущенно вытирают маленькие ручки о голубой передничек в дурацкий цветочек, который им так всегда нравился. Раздевшись, они проходят на кухню, моют руки под долго настраиваемой водой, и проходят в гостиную, где уже расставлен стол на четверых. Самый младшенький тут же усаживается на колени и, задумчивая посасывая большой палец, смотрит на окружающий его мир огромными удивленными глазенками. Вот еда, едва вынутая из духовки или снятая со сковородки, разложена по тарелкам. Возможно они читают молитву, перед едой. Это истинная семейная идиллия которую может нарушить разве что… Разве что громкое чихание за стенкой, от столь сумбурной и необычной пары соседей-студентов. А точнее от всего одного, что лежал под толстыми одеялами с грелкой на груди и жалобными медовыми глазами смотрел на своего возлюбленного. Немец в который раз тяжело вздохнет, ласково целуя его в лоб и проверяя температуру по еще старому ртутному градуснику. — И где ты так умудриться?.. Полуудивленно, полуустало спросит Пин, вопросительно глядя на молодого ученого. Тот только вяло пожимает плечами, якобы, в неведении. Ну кто же знал, что всего одно опускание нагретого тела в разработанном им же термокостюме в прорубь закончится такой сильной простудой? Зато Лосяш теперь знал, где в его костюме может быть недоработка. - …Слишком маленькое удерживание тепла… — Was? — А, ничего Ученый только отмахнется, в который раз за вечер оглушительно чихая. Уснут они лишь под полночь. Один со счастливой улыбкой, второй — лежа рядом в обнимку с очередным чертежом. Они будут счастливы.