Сборник бессистемных общих хэдканоных зарисовок по кроссоверной вселенной

— Вы напоминаете мне одного бывшего коллегу, — говорит Алекс. — Курить у вас тут можно? — спрашивает Рой, шаря по карманам. — И он тоже курит. Курил, по крайней мере. Не знаю, что с ним стало. И — нет, курить нельзя. Покурите позже. Рой морщится, но искать пачку перестает. Сам Мартин почти завязал с наркотиками — так, пара таблеток или дорожка под настроение — но по-прежнему знал, где найти торчков, согласных на что угодно, если им дадут денег на ширево. Рой — героинщик, еще не сторчавшийся, но подступающий к пределу с каждым днем все ближе. В его лице есть что-то крысиное, волосы выглядят так, как будто он не мыл их ни разу, он довольно высокий, но такой худой, что Алекс, кажется, может сломать его одной рукой. Идеальная внешность для экспериментального кино, свободного от надоевших стандартов красоты, проникших повсюду, даже в порнографию. — Это пробы? Вроде, Рой говорил, что в прошлой жизни был актером. Во Фресно таких хватает: толпы людей, чьи задницы не понадобились Голливуду, расползаются по всей Калифорнии, и большая их часть кончает жизнь в разных дырах. Судьба Роя — еще не худший вариант. — Да. Кое-какой тестовый материал, — признается Алекс с улыбкой. — Не только для вас, но и для нас с Мартином. Мы должны понять, сможем ли работать вместе и не убить друг друга. — Но мне заплатят? — Вот деньги, — Алекс вытаскивает из кармана несколько купюр и кладет на стол. — Если после проб попросите еще — я дам. Это не проблема. Рой кивает и начинает расстегивать рубашку. — Это ведь не пидорская порнуха? — Нет, — качает головой Алекс. — Сейчас вообще никакого полового акта, только мастурбация. Рой снова кивает, кидает рубашку на стол рядом с деньгами и берется за джинсы. Алекс наблюдает за ним, как кошка за мышью, и Мартин думает, что только конченный наркоман, вроде Роя, согласился бы на такое. Любой другой давно бы плюнул и сбежал подальше — потому, что Алекс выглядит жутко. Ни дать ни взять — рыжий Норман Бейтс. — Против бондажа не возражаете? — Что? — Рой замирает, запустив большие пальцы за резинку своих застиранных трусов. — Вы сядете на постамент, — Алекс кивает на сваренную из тонких труб конструкцию, похожую на клетку, набитую старыми газетами, — и мы пристегнем ваши лодыжки к нему. Пока будем снимать. Рой подтягивает трусы выше. — Еще двести долларов? — спрашивает Алекс и вытаскивает деньги. — Пятьсот. — Хорошо. Рой стаскивает трусы и наклоняется, чтобы снять носки. У него некрасивое, слишком худое тело, кожа цвета пластикового стаканчика, несколько лет разлагавшегося на свалке, но Алекс смотрит на него с таким любопытством, что Мартину становится не по себе. Он смотрит на собственное отражение в зеркале позади «постамента» и понимает, что выглядит не лучше. Что он похож на маньяка из второсортного фильма ужасов. — Чем тут у вас воняет? — спрашивает Рой, когда Алекс плотно обматывает цепью его тощие лодыжки. — Растворителем. Декорации нужно было обработать. ― Я знаю одного парня, который может помочь с такими делами. Могу подсказать телефон. — Не стоит, спасибо, — Алекс оборачивает еще одну цепь вокруг его пояса, но Рой, кажется, этого даже не замечает. Замок щелкает и тот оказывается надежно пристегнут. — Можете начинать готовиться к съемке, мы скоро приступим. Старый заброшенный склад пропах вещами и похуже, Мартин чует гниль, мочу, плесень. Но здесь их хотя бы никто не побеспокоит; Алекс говорит, что умеет находить такие места — куда никто не заглядывает. «Постамент» прикреплен к торчащей из пола арматуре, кое-как прикрытой деревянным настилом, позади него — фанерная стенка с парой зеркал, и это — все декорации. В зеркалах отражается камера, Алекс и Мартин. — Нашим лицам, пожалуй, в кадр лучше не попадать, — с очередной улыбкой говорит Алекс и берет со стола пару черных противогазов. — Начинайте, Рой. Мы включим камеру через секунду. Алекс натягивает противогаз, Мартин — тоже, ведь на самом деле он уже знает, что случится дальше, но даже не пытается вмешаться в происходящее. Рой обхватывает пальцами свое вяло болтающееся хозяйство и начинает водить рукой вверх-вниз. У него встает, он мычит сквозь стиснутые зубы, продолжая все так же монотонно двигать рукой, когда Алекс включает камеру и кивает собственному отражению, разом ставшему похожим на насекомое-монстра. Несколько секунд ничего не меняется, только ерзает на месте Рой. Потом Алекс вытаскивает из кармана коробок спичек с рекламой какого-то бара, чиркает ими сразу, и бросает прямо в газеты под «постаментом». Пропитанные растворителем газеты. Они вспыхивают мгновенно. Рой кричит и сквернословит. Мартин пытается броситься ему на помощь — потому, что теперь раньше крутившаяся в голове мысль «Алекс его убьет» превратилась в желание спасти этого незнакомого неприятного человека, пахнущего грязными носками и отчаяньем. Алекс хватает его за руки, дергает на себя, пинает по голени и, сбив с ног, придавливает к земле, запустив пальцы в волосы, заставляет смотреть на то, как корчится Рой, задницу которого уже лижут языки пламени. Газеты уже почти прогорели, но дерево едва занялось. Огонь крадется за зеркалами, и они трескаются, отваливаясь с обгорающих досок. Рой пробует сорвать замок с цепей, но пламя только впивается в него сильнее, он уже не кричит, а воет, запах горящей кожи и спекающихся волос наполняет весь склад, но задохнуться от дыма у Роя не выйдет, воздуха достаточно — и для него, и для огня. Наконец, Рой затихает — может, упал в оборок, может — сердце не выдержало. Алекс поднимается и, вытащив из-за пояса маленький дамский револьвер, стреляет ему в голову. Мартин перекатывается на спину. — Блядь, — выдыхает он, — это же убийство. Алекс издает какие-то невнятные звуки, потом — резко стягивает с головы противогаз, и, похоже, повторяет ту же фразу: — Это — часть нашего общего фильма. Великолепного фильма. Разве вам не понравилось? У Мартина кружится голова от жара и от вони горящего трупа, но все равно он не может сказать «нет». — Это же, блядь, убийство. И это — часть их общего великолепного фильма. Если бы Мартин мог — то именно подобной сценой он и закончил бы «Дым страданий»: настоящей смертью и настоящими криками боли, а не сожжением макета дома. И почему-то Алекс об этом знает не хуже, чем он сам. Именно поэтому Мартин и оказался здесь. Алекс выключает камеру и, подойдя ближе, протягивает Мартину руку, помогая подняться.