Роза, цветущая на Краю Света

Где и когда он был? Он не знал – и не хотел знать. Так же, как для его рыжеволосой спутницы, это не имело для него никакого значения. «Здесь падают звезды, и гигантская фиолетово-багровая тень заслоняет солнце – затмение; полная луна смотрит на смертных сверху вниз и хранит свои тайны, а искусно вырезанная драконья голова в навершии посоха держит в пасти хрустальный шарик, холодный, будто лепестки роз, растущих на Краю Света. Самый обычный Мир. Самое обычное время. Не хуже – и не лучше – остальных», — подумал он, глядя на свою спутницу. То, чего хотел добиться он, не совпадало с тем, к чему стремилась она – но у их целей был общий корень. — Любовь, — сказал он. Рыжеволосая мечница удивленно на него посмотрела. — Ей мешает ее любовь, — объяснил он. – Это чувство убило ее раньше... и убьет сейчас, если мы не помешаем этому. — Любовь... убьет? – девушка невольно поежилась. — Так часто происходит, — он больше не смотрел на нее. Его взгляд был устремлен в хмурые небеса этого Мира. Он вспоминал – себя, такого, каким был. Человека, живущего в своих снах, одинокого кукловода, полагающего, будто дергает за ниточки Мира. — Ее любовь сплелась с иллюзией так тесно, что не разъединить – и сейчас убивает ее, подобно петле, медленно стягивающейся на высокой шее. Бесчисленное количество лет она оставалась в одиночестве – те, кого она не замечала, не в счет... как и тот, кто был ее ожившим воспоминанием. Она лежала в своем гробу и видела сон. Миры – всего лишь сны богов, длящиеся вечность... они могут существовать сами по себе, даже если боги покидают их. Горячечные видения, похожие на бред, в которых все, тем не менее, подчиняется несомненной логике. Сны, способные в любой момент превратиться в кошмары. Она вздрогнула. Он положил ей руку на плечо – не то поддерживая, не то ища поддержки. — Почему ты помогаешь мне, Содзи? – спросила мечница. – Ты ничего мне не должен... И Химемия тебя не интересует – я знаю. Тогда почему? — Одна ты не справишься. Ты так и не научилась отличать иллюзии от реальности, — он смотрел в пространство перед собой и чувствовал энергию, исходящую от этого места – то ли с помощью посоха, то ли благодаря собственным нераскрытым до конца способностям. В этом Мире он обладал силой, условно названной «магией»; проявившись в первый раз, странная сила едва не стала причиной его окончательной смерти. Он был заклеймен как колдун и приговорен к сожжению на костре; сопротивляться ему и в голову не пришло. Он не хотел жить... Но пришла она – и все изменилось. — Ты уверен, что этот «естественный портал» приведет нас к Химемии? – в отличие от него, рыжеволосая мечница никакой энергии не чувствовала. Перед ней простирался обыкновенный горный ландшафт; было трудно поверить, будто где-то здесь находится разрыв в ткани Мироздания, но девушка безоговорочно верила своему спутнику и спрашивала скорее для того, чтобы сменить тему. — Нет. Но мы должны попробовать, — кончиками пальцев свободной от ее плеча руки он коснулся одного из кошелей на своем поясе. В кошеле лежали глиняные цветы, которые должны были дать начало розовому саду. – Без нашей помощи ей не справиться. — Любовь убила нас, — мечница не стала уточнять, кого имеет в виду. – И любовь дала нам новую жизнь. Мы войдем в этот... портал. Не убирая руки с ее плеча, он сделал шаг вперед; рыжеволосая девушка шагнула в портал одновременно с ним. — Утена... сама... – она облизнула запекшиеся, потресканные губы. Боль вернулась, и, не в силах сдерживаться, она застонала. – Ради тебя... я вытерплю все, Утена... Прошлое преследовало ее. — Я должна защитить... своего принца, — она сама не слышала своих лихорадочных слов. Ей казалось, что она горит заживо, Инквизиция любезно сопроводила ее к quemadero, месту сожжения... Вот-вот ее измученная душа оставит далеко внизу истерзанное тело, несущее на себе следы пыток, пожираемое равнодушным пламенем, и воспарит к небесам, наконец обретя долгожданную свободу. Incendium purgat – огонь очищает, и она хочет очиститься, но... Счастлив тот, кто может умереть. Невеста-Роза – не может. И страдания ее длятся вечно. Но где костер? Она не горит – ее руки прибиты к установленному вертикально деревянному кресту, а ноги ниже колен кажутся чулками, набитыми месивом из плоти и костей, налитыми невыносимой болью. Почему ее ноги сломаны? Зачем? Она не уйдет, что бы не пришлось вынести, она... — Я должна принять... твою боль, — неслышно прошептала она – лишь чуть шевельнулись пересохшие губы. — Здесь ты смертна, принцесса-цветок, — прозвучал чей-то неумолимый голос. – Тебе осталось недолго мучиться. Распятая на кресте, парализованная болью в перебитых ногах и пронзенных ладонях, она с трудом сфокусировала взгляд на том, кто стоял внизу, у основания креста – в черной с красным сутане и едва уловимой ухмылкой на тонких злых губах. — Ты обманывала меня, Невеста-Роза, — на его груди висел крест – символ возрождения, похожий на безжалостную насмешку, а талию охватывал отрез багряной ткани, на котором проступали будто сажей выведенные буквы. «El Domine» – гласили они, и на мгновение ей показалось, будто десятки обуглившихся рук с закоптелыми кольцами на безымянных пальцах поддерживают его, обвивают паутиной из белых с алыми надписями бинтов, опутывают сетями, из которых не вырваться; а за спиной его растут черные крылья без перьев, и забинтованная рука с обгоревшим ногтем протягивает нательный крест – единственное спасение... – Ты притворялась тем, кого я любил... чтобы получить власть надо мной. Настал мой черед распоряжаться твоей судьбой; ты больше никогда не увидишь ЕЕ! Теперь она узнала его. Микаге Содзи. Творец Черных Роз. — Incendium purgat, — ей вновь показалось, будто подножие креста охватило пламя; в следующее мгновение Микаге исчез. В последний раз прозвучал его отдаляющийся голос: — Гори, ведьма, гори! — Утена-сама... Я никогда больше... – она уронила голову на грудь. Неважно, было ли пламя; ее тонкое тело пылало в лихорадке. Жить ей оставалось считанные часы. Солнце иссушало и обжигало ее нежную смуглую кожу; ноги ниже колен казались ей сплошной кровавой раной. – Не увижу... — Гори, ведьма. – Она не желала узнавать этот голос. Не хотела смотреть на ту, что сейчас обращалась к ней. – Гори в аду, в геенне огненной! Да пожрет она тебя! Здесь твое quemadero, здесь – и в самом inferi! — У... тена... – прошептала она, силясь разлепить опухшие веки. – Утена... сама! — Да, Химемия. Ведьмы все равно кончают на костре... даже если я не стану подкладывать хворост. А боги – на кресте. Прощай. — Утена... так долго... искала тебя! Сотни жизней... я... не уходи! — Мне не нужна твоя жертва. Найди себе другого принца... в загробном мире. Звук удаляющихся шагов – ушла. Куда же? По лицу смуглокожей девушки в красном рубище, распятой на кресте, скатились две слезинки. Она снова осталась одна. — Где мы? – рыжеволосая девушка огляделась, не выпуская рукояти меча, до поры до времени остававшегося в ножнах. Повсюду, насколько хватало взгляда, был песок. Невыносимо палило солнце; судя по всему, они оказались в пустыне. — На краю света, — он невесело улыбнулся. Усилием воли установил невидимый щит, защищающий от солнца и песка. – Нам предстоит найти розу, цветущую здесь... и преодолеть прошлое, которое не отпускает ее. — Химемия... – мечница стиснула зубы. Решительно тряхнула волосами: – В какую сторону пойдем? — Здесь все дороги ведут в одном направлении, — сказал он. – Даже если их нет вообще, этих дорог. Не отходи от меня ни на шаг. Не позволяй иллюзиям увлечь тебя. Сосредоточься на цели. — Это – мир иллюзий, — сказала рыжеволосая мечница. — Ни один другой не смог бы задержать Невесту-Розу, — подтвердил он. Встретил взгляд мечницы – и исправился: – Химемию Анфи. Идем? — Да. И они пошли. При каждом шаге ее сапоги увязали в песке едва ли не по щиколотку; эта обувь не была предназначена для путешествий по пустыне. Не слушая возражений, он взял ее под руку и повел за собой. Его магия облегчила ей путь. — Почему я снова… в своей форме? – спросила мечница через некоторое время. Впрочем, мечницей она уже не была; оружие исчезло вместе с привычной одеждой. — Не обращай внимания. Иди, — сказал он хрипло. Ему самому было все труднее идти с каждым шагом. Воспоминания атаковали; не давали покоя; раздражали самые чувствительные уголки успокоившегося, было, сознания, докапывались до темных глубин, которые, как он думал, давно потеряли значение. «Ничто не проходит бесследно. Все, что случилось с тобой, оставит свой след. Отпечаток. Главное – чтобы это не сломало тебя». — Почему у тебя на груди черная роза? – спросила рыжеволосая девушка по прошествии нескольких минут. Впрочем, рыжеволосой она уже не была; ее пряди приобрели ярко-розовый цвет. Он бросил взгляд на цветок, о котором говорила его спутница – и заметил еще один. Стилизованный. Неживой – кольцо на безымянном пальце левой руки. Увидев на своем пальце Печать Розы, он отстранился от спутницы. Развел руками – пустыми, потому что посох тоже исчез. Как и непонятная сила, которую он привык называть магией. — Пойдем, — сказал. Незримый щит испарился; больше нечему было защищать их от зноя и песка… которые исчезли тоже. Девушка с розовыми волосами и ее спутник шли по выжженной, бесплодной равнине, и тусклые лучи солнца сопровождали их в этом путешествии. Эти лучи не жгли и не согревали, да и освещения толкового не давали, только усиливали общее ощущение запустения. Заброшенности. Он мог только радоваться тому, что находится здесь не один. Будь он один, как раньше – точно бы сошел с ума. Затерялся бы во тьме – то раскаленной, то холодной настолько, что ничто не может существовать. Это уже случалось прежде. — Мы будто в кладовке, — заметила его спутница. – Или хлеву… не знаю. Подсобное помещение. Такое впечатление, будто здесь начинался мир. — Мир всегда создается, начиная с края света, — согласился он. – Это как рубеж, за который нельзя заходить. Что находится за гранью подсобных помещений? — Чужое пространство, — подумав, ответила она. — Верно, — подтвердил он. – То, куда некоторые пытаются заглянуть… при помощи заклинаний, заговоров, молитв, тайных ритуалов, магических зеркал, что отражают только полную луну… — Лучше бы заглянули в себя, — она фыркнула. — Ты права, — он смотрел вперед. – В этом и есть тайна. Каждый может войти в чужое пространство… для этого нужно только понять себя. Пусть не творец, разве что кукловод на сцене, которая кажется реальностью, а на самом деле является собственным отражением. Зато и не чья-то бессмысленная фантазия, рожденная только для того, чтобы умереть. — Понять себя невозможно, — в ее голосе прозвучала грусть. – Так же, как и понять других. Случайные слова, подобие знания, глупая вера… а потом – сомнение. И пустота. — Ты все равно не сдашься. – Он знал это. — Я никогда не сдаюсь, — с неожиданной твердостью сказала она. И он понял – в этой девушке больше от знакомой ему мечницы, чем от дуэлянтки, которую уже не помнил. А в нем? — Мы пришли, — он указал взглядом на крест, возвышавшийся неподалеку. – Где быть оставшимся богам, как не в подсобном помещении? «Ведь большинство богов ушло. Растворилось в том, чужом пространстве». — Химемия, — выдохнула его спутница. Та, кого она знала как Химемию Анфи, а он – как Невесту-Розу, была распята на кресте. Под крестом извивались языки жадного пламени; дым поднимался к выцветшему небу, и, как дым, летели по ветру распущенные темные волосы. Опущенную голову венчала диадема; подол шикарного платья был изорван, обнажал переломанные ноги. Богиня Химемия Анфи. Ведьма Невеста-Роза. — Роза, цветущая на Краю Света, — он чувствовал усталость. Невероятную. Смертельную. Он хотел снять с руки кольцо, напоминающее оковы. Хотел сорвать с мундира черную розу, и так ронявшую лепестки. Но – не мог. – Для ТЕБЯ… — Содзи, сделай что-нибудь! – его спутница не могла приблизиться к пламени – слишком горячо, и до Химемии не добраться; огонь охватит раньше. Не пощадит. Химемия Анфи, распятая на кресте, медленно подняла веки. Сквозь неверное, плывущее пламя разглядела ту, что пришла к ней. Чуть шевельнулись сухие губы; его спутница заметила. И поняла. Как и он. «Утена… Ты пришла ко мне». — Содзи! – его спутница не находила себе места. Ее взгляд метался от него к Химемии Анфи; еще секунда – и она бросилась бы в пламя. Настоящий принц… безрассудная идиотка. Он не дал ей совершить эту глупость. Вынув из поясного кошеля глиняные розы, он кинул их в огонь. Без сожалений. — На протяжении всей жизни, — сказал он, глядя, как гаснет пламя, и стебли роз обвивают крест, на котором пробиваются молодые листья, — я искал время. И ходил, и не знал отдыха, меряя землю шагами. А время давно нашло меня. И сейчас, — он глянул на Невесту, чьи раны исцелились в мгновение ока; расцветающие розы не позволили ей упасть с креста, который больше не удерживал ее и вообще, кажется, превратился в дерево, — я должен вернуться. Розы выстлали алую дорожку, и Химемия Анфи, ступая смуглыми ступнями, спустилась по ней вниз. Прямо в объятия ждавшей ее Утены Тендзё. — Вернуться? – спросила Невеста-Роза, пристально на него глядя. – Куда? Назад, в иллюзию, откуда мы все родом? Так, Микаге-сэмпай? — Нет, — он покачал головой. – Домой. Стебли роз потянулись к той, кого он знал как Утену. Они не могли задержать в своих сетях Химемию Анфи, потому что та сама была цветком. — Зачем цветам нужны шипы? – спросил он, заслоняя Утену собой. — Шипы ни за чем не нужны, цветы выпускают их просто от злости, — обронила Химемия Анфи. Она понимала лучше других. Прекрасный цветок, на который никто не обращал внимания… потому что все хотели владеть одним из его шипов. Они верили, будто в этом шипе заключена невероятная сила. Сила, способная изменить мир. Утена увидела силу настоящую. — Не верю я тебе… — улыбнулся он. Улыбка далась легко, несмотря на то, что десятки шипов вонзились в его тело; розовые стебли оплетали все теснее, грозя удушить, кроша прошлое с той же легкостью, что и кольцо с мертвым цветком. – Они стараются придать себе храбрости. Они думают: если у них шипы, их все боятся… За алыми цветами не было видно крови. — Уходи, — сказал он, не сводя взгляда с Утены. – Очередной естественный портал совсем близко; уходи. И уводи свою розу. — Содзи, я… – она хотела спасти и его, но он не дал. Она хотела сказать что-то еще, но он перебил: — Здесь будет сад. И розы. Не черные. Наконец-то. А тебе здесь не место. Иди; есть и другие миры, кроме этого. — Но, Содзи!.. — Идем, Утена, — Химемия решительно взяла ее под руку – совсем как он недавно. – Он решил. Так будет лучше для всех. Утена шла неохотно. Часто оглядывалась. И Содзи, чья плоть становилась цветами, сквозь которого пробивались, прорастая, жесткие колючие стебли, смотрел на нее в ответ. Только на нее. До самого конца, желая навсегда запечатлеть ее образ в своем сознании, выжечь на внутренней стороне век. Когда Тендзё Утена и Анфи Химемия растворились в естественном портале, Содзи Микаге позволил себе закрыть глаза и безвольно обвиснуть на шипах-мечах, которые пронзили его. «Я все еще существую, — подумал он с некоторым удивлением. – Прозрачный, неосязаемый, легкий, будто вздох… Я все еще есть. Я – здесь». Он знал, что здесь и останется – пока скорлупа чьего-то мира не треснет в очередной раз. Почти гроб; почти крылья из цветов. Радужные, эфемерные, неуловимые… Содзи Микаге стал новым бутоном на краю света. Счастлив тот, кто может умереть – ведь ему дано вкусить радость жизни. Счастлив тот, кто умереть не может – ведь однажды он почувствует, что значит быть живым. The End.