Часть 1
22 апреля 2017 г. в 22:52
Создавать конфликты на пустом месте — это, кажется, любимое занятие Димы Ларина. Ему вообще не важно, какой будет результат, хайпанет он или его оппонент — ему в кайф сам процесс, он тащится от того, как люди бесятся и ненавидят его. Коле кажется, что Диму в детстве недолюбили, оттого он и вырос такой мразью. Правда, у Коли, судя по всему, тоже далеко не все хорошо с головой, а ведь его-то в детстве любили, да и вообще все было зашибись, но, тем не менее.
В жизни же всякое случается. Вот и Дима Ларин случается — неожиданно, нежданно и, в общем-то, совсем и не желанно, со своими сердитыми бровями и картавой «р». Диму не то, что любить — с ним, по большому счету, и общаться нормально невозможно.
Даже Попоша — солнышки, зайчики и безграничная любовь ко всему живому, — после едва ли десяти минут и черт-знает-какого-по-счету язвительного вопроса, кажется, чего-то вроде «Ну что, хорошо он тебя трахал?», взрывается.
— Успокой свою принцессу, — холодно говорит она Коле, прощаясь, и ему стыдно, потому что она очень хорошая, и он действительно ее любит, они Коля-Поля навсегда и в их идеальные ненастоящие отношения Дима, очевидно, совсем не вписывается.
Она, конечно, быстро смягчается, улыбается ему и коротко обнимает, но с Димой больше предпочитает не встречаться. Коля не может ее в этом винить.
Она однажды говорит ему, потягивая через трубочку что-то сладкое и молочное, что не понимает, что он вообще нашел в Ларине, чего не мог найти в ком-то «поприличней и помоложе, Коля, уж с твоей-то внешностью и характером».
«Да я вообще люблю винтаж», — отшучивается тогда Коля; Поля только закатывает глаза и больше не пристает.
А Коля думает, что черт его знает, он, наверное, просто такой же ебанутый, как Ларин, просто предпочитает это скрывать.
Дима потом сидит, вальяжно развалившись на полдивана, с победным видом закинув ноги на стол, и просто лучится довольством, как сытый вампир. Он и есть вампир — жрет негативные эмоции, как черная дыра галактики, и никак не насытится.
— Не говори так с ней, — просит Коля, — пока что, просит, потому что сегодня хороший день, потому что Поля — это островок спокойствия в его безумной жизни, и даже Диме Ларину его не разрушить. — Она, вообще-то, девушка.
Дима хмыкает, смотрит на него, криво улыбаясь, потому что Диме Ларину под силу одним взглядом и презрительно дернувшейся щекой вывести из себя кого угодно, и от всего его чересчур злобно-радостного вида, Коля медленно закипает.
Коля думает, что, будь он с Полей по-настоящему, у него было бы намного меньше проблем и куда больше живых нервных клеток. Ее можно было бы хоть каждый день водить к маме с папой, а не придумывать на редких семейных посиделках отговорки от женитьбы и не представлять ту же ситуацию, только с Лариным, потому что представляется она слишком ярко. Дима бы язвил, вел бы себя, как великовозрастный ребенок и довел бы всех. Коля тогда выволок бы его в коридор, припечатал к стене, стер с лица вечную злобную ухмылку и выебал, потому что именно так Диме и нравится. И это стыдно, стыдно думать такое, чинно сидя за столом с мамой, папой и Полей, но он ничего не может поделать и только невольно краснеет, потому что становится душно и жарко, и хочется подрочить или хотя бы под ледяной душ.
Коля не намного выше, но зато шире в плечах, и когда он впечатывает Ларина в стену (стол, дверь, любую поверхность, нужное подчеркнуть) — чем сильнее, тем лучше, — лицо у него, ясное дело, остается все таким же презрительно-снисходительным, но Коля-то видит, как в одно мгновение разлетаются точки зрачков и раздуваются ноздри. Дима Ларин — чертова девочка, которая ломается, хихикает, а сама уже давно вся мокрая и только и ждет, когда немного поднажмут и хорошенько натянут. Правда, вместо хихиканья у Димы злые подъебы, псевдоинтеллектуальные беседы с малолетними подписчиками и до жути бесячее «Колька». Подписчики в восторге и ломятся к Коле в комментарии, чтобы блеснуть и вставить (почти всегда не к месту) очередное умное слово, которому их научил Дима Ларин, «комик, критик и новатор».
Знали бы они, что пару недель назад Коля трахал их комика, критика и новатора в его горячо нелюбимой (на самом деле нет) Мазде, вжав вечно недовольной мордой в кожаную обивку сидения и неудобно согнувшись. Ларин шипел, громко матерился, выворачивался, потому что ему «пережало руку», «уперлось в бок», «давит в живот», так что Коле пришлось зажать ему рот, потому что, несмотря на сумерки и пустынный двор в каких-то ебенях, машина была заметная, а с громкими картавыми комментариями, доносящимися из салона, стала бы еще заметнее. Дальше сложить два и два уже и дурак бы смог.
Адреналин тогда подскочил, кажется, до критической отметки, Дима подливал масла в огонь своими претензиями, слюнявил ладонь, а сердце вообще стучало где-то в ушах. В конце концов Коля дернул его на себя, навалился, прижал всем телом к скрипящей черной коже, просунув в рот чуть ли не все пальцы и очень тихо попросил заткнуться нахуй. Дима под ним замер, поверхностно дыша: Коля чувствовал грудью, как двигается его спина, не в силах дать легким расправиться и наполниться воздухом и медленно отстранился. Ларин — отбитый на всю голову, в детстве ему точно перепало по ней поленом в его деревне, — тут же успокоился, уперся ладонями в запотевшее стекло и дал себя дотрахать, размашисто подмахивая. Коля потом только увидел, что в бок ему действительно уперлось — твердая папка с какими-то бумагами, завалявшаяся на заднем сидении, острым краем расцарапала кожу на ребрах в кровь, но Дима с таким удовольствием растер пальцами красные полоски, что он решил промолчать.
Дима вообще тот еще извращенец, впрочем, по нему это сразу видно, он двадцать четыре на семь выглядит, как заправский маньяк со своим злым взглядом исподлобья и сжатым в полоску ртом.
Он и трахается так же злобно — сначала доведя Колю до белого каления, чтобы каждый секс начинался, как драка, чтобы все было быстро и жестко, без нежностей, и почти всегда кусается, когда кончает. Коля нежности любит, а еще больше любит, как сначала бесится, а потом почти жалобно стонет и извивается Дима, если его глубоко целовать, медленно, очень медленно водя ладонью по истекающему члену и выкручивать соски. У него в такие моменты даже вечное недовольство с лица слетает, остается только расфокусированный взгляд и несогласованные движения, и несет он подчас такую хуйню, что хоть на диктофон записывай и шантажируй. Коле нравится.
Он и сам, оказывается, тоже извращенец, каких поискать (или это только Ларин на него так действует, но раньше он за собой таких наклонностей, вроде бы, не замечал). У Коли иногда возникает непреодолимое желание перекинуть его через колени, сдернуть штаны, засунуть в задницу на целый день какую-нибудь хрень вроде анальных шариков или пробки, и чтобы обязательно с вибрацией. А пульт управления положить в карман и включать в самые неожиданные моменты, наращивая мощность, чтобы Ларин дергался и путал слова на людях, а еще лучше — на видео, чтобы потом пересматривать и отмечать малейшую дрожь и сбившееся дыхание. Диме, он уверен, такое тоже зайдет. Сам Коля от одних этих мыслей уже готов кончить.
Обычно Дима не любит валяться с ним в кровати, но после долгого секса — Коля победил, выжал из него все, что только можно, — выматывается и всегда спит, растянувшись на животе и обняв руками подушку. Сейчас Коля задумчиво разглядывает расслабленные губы: во сне у Димы, естественно, злое (он родился с ним, наверное), но удивительно юное лицо. Коля убирает с него спутанную прядку волос и задерживает пальцы на теплой коже с пробивающейся щетиной.
Как только Ларин начнет просыпаться, Коля вдавит его в подушку, чтобы не дергался и скажет на ушко долго и протяжно коронное «И-и-и с вами был Ни-и-и-колай Соболев», потому что это Диму действительно бесит.
Как только Дима перестанет делать вид, что спит, то сразу пошлет Соболева нахуй.
А пока что их обоих все устраивает.