***
Киллиан терпеливо и сосредоточенно расстилал постельное белье на диване. Он, вроде бы был даже рад, что Эмма сегодня осталась у него. За окном густой дымкой укутал улицы туман, а напевающий никому не известные мелодии ветер казался слишком холодным для середины октября. Скрип половиц оповестил о приближении Эммы – она никогда не отличалась грациозностью, а уже через мгновение дверь в комнату с силой распахнулась. – Чур, я сплю на кровати! – бесцеремонности Эмме было не занимать, и она, не оставляя Киллиану даже возможности возразить, нырнула под одеяло, устроившись как можно удобнее на подушке. – Доброй ночи, Киллиан! Киллиан обреченно вздохнул, но всё же умостился на небольшом диване. – Доброй ночи, Эм. Оконные рамы дребезжали, сдаваясь под силой осеннего урагана, безжалостно срывающего хрупкие листья с веток деревьев. Киллиан взглянул в окно. Туман словно сгущался с каждой минутой всё сильнее, вот уже и дом напротив невозможно различить. Его сотрясла мелкая дрожь, и он сильнее закутался в тонкое одеяло, прислушиваясь к каплям дождя, с силой забарабанившим по крыше. – Холодно, – прошептал он не то Эмме, не то себе. Она наверняка уже крепко спит, засыпать в любом месте и в любых обстоятельствах это вроде как её суперсила. Киллиан вновь укутался, стараясь сохранить крупицы тепла, но температура в комнате заметно понизилась из-за ненастной погоды. Он примостился удобнее, прислушиваясь к размеренному и спокойному дыханию Эммы на соседней кровати, и постарался уснуть, а через мгновение вздрогнул от её неуверенного голоса, разрезавшего тишину. – Иди сюда, я подвинусь.***
Матрац с едва слышным скрипом прогнулся под весом двух тел. Эмма ощутила, как её сердце зашлось в бешеном ритме, вырываясь из грудной клетки, а к лицу прилила кровь. Слишком мало места для них двоих, слишком мало. Лопатками она чувствовала тепло, исходящее от Киллиана, и такой же бешеный ритм его сердца. – Эмма, – прошептал он. – Всё в порядке? Эмма не ответила. Её мысли вдруг занял тот факт, что Киллиан наверняка заметил её мелкую дрожь. И не отстраниться ни на сантиметр… не только потому, что кровать непозволительно мала, но и потому, что Эмма отчаянно не хотела этого делать. Она затылком ощущала сбивчивое и горячее дыхание Киллиана и вдруг развернулась к нему лицом, не выдержав одного ей ведомого напряжения. Киллиан неотрывно смотрел на неё, и его синие глаза казались в темноте почти черными. – Мистер Джонс сегодня в хорошем расположении духа, выглядит отлично, – с неподдельной искренностью подметила Эмма. – Он любит, когда ты приходишь. С тех пор, как умерла мама, а Лиам уехал, он нечасто улыбается. Киллиан попытался улыбнуться, и хоть вышло очень натянуто, на щеках всё равно показались чуть приметные ямочки. – Ты… ты часто вспоминаешь о маме, Киллиан? – сбивчивый шепот слетел с губ Эммы прежде, чем она смогла себя остановить. Киллиан словно о чем-то задумался на секунду, на скулах заиграли желваки, и Эмма поняла, что вяжущее болезненное чувство утраты никуда не исчезло. – Да. Бывает, – голос заметно дрожал, хотя Киллиан наверняка пытался казаться более уверенным. Сердце на секунду больно защемило, а в памяти всплыла их детская шутка – «Пожалеть тебя?». Глупая традиция, но важнейший ритуал в глазах Киллиана, который со временем превратился в доброе подшучивание над ней, Эммой. Первое падение с велосипеда – «Пожалеть тебя?» Первая (а затем вторая, третья… к старшим классам Эмма потеряла счет) плохая отметка по алгебре. Ах, как же она ненавидела эти точные науки! – «Пожалеть тебя, Эм?» Вновь слова сорвались с губ прежде, чем Эмма успела подумать, прежде чем смогла себя остановить. – Пожалеть тебя, Киллиан? Неожиданно для Эммы он еле заметно кивнул, и она придвинулась плотнее, обнимая его нежно и крепко, запустив прохладные пальцы во взлохмаченные черные волосы. Дыхание Киллиана обжигало ей шею, а меж бровей залегла морщинка, как случалось всегда, когда Киллиан был чем-то расстроен. Какое-то время он словно собирался с силами, взвешивал все «за» и «против»… но, наконец, решился обнять Эмму в ответ. Надежно, жадно и нетерпеливо. – Ты же знаешь, – нашептывала ему на ухо Эмма, – я всегда буду рядом. Искра, крошечная, едва тлеющая, превратилась в настоящий пожар, разгоревшись с невиданной ранее силой. Неумолимо рушились стены, стирались границы… Оборона ослабевала, уступая место покою.***
Киллиан почувствовал, как Эмма, крепко зажатая в его объятиях, расслабилась. Она спала крепко и спокойно, лишь изредка удобнее устраиваясь на его груди, всё еще окруженная кольцом рук. Киллиан и не подозревал, что до утра не сможет уснуть, не подозревал, что всю ночь напролет будет прислушиваться к её тихому дыханию, ловить каждое её движение, вдох и выдох и наблюдать за трепещущими густыми ресницами. Он аккуратно, чтобы не разбудить, хоть и вряд ли это было возможно, сжал ладонь Эммы, а его губы впервые за долгое время растянулись в по-настоящему искренней и счастливой улыбке…