Golden Rose

Пятьдесят лет. Пятьдесят лет проводит Доктор в этом университете в должности профессора. Так много – столько чужих лиц проходит через его аудиторию, лиц, в которых он уже перестал кого-то искать, и так мало – всего полвека, чтобы хоть как-то стереть эти ужасные, отвратительные, полные фальши двадцать четыре года, где если и было какое-то чувство, то лишь чувство вины. Доктор ставит на стол фото с маниакальной демонстративностью. Он хочет наказать себя. И отгородиться. Спрятать от мира настоящего себя, спрятать свое самое дорогое, лелеемое. Настоящей богине не нужны иконы. А у Доктора есть только одна богиня. Лишь одно, во что верит потерянный повелитель времени. «Я верю в Нее!» Ее фото никогда не будет стоять у него на столе, он будет прятаться от себя вечно. Но облик Ее навечно врезан в сердце, как на стволе податливого дерева, выжжен раскаленным металлом, как клеймо. Подкожное клеймо. Никакие регенерации это не сотрут. Никакие годы: ни двадцать четыре, ни даже четыре с половиной миллиарда. Они всегда хотят что-то от него. Подарить время с ним рядом, сделать им сказку, вернуть бойфренда, спасти их Луну... Он так устал, а они все время что-то хотят. Доктору сейчас забыться бы, уснуть... Да только одна не в меру активная особа – чье лицо он больше не помнит, какое облегчение! – когда-то успела выпросить для него целую пачку регенераций. Благословила на Рождество, ничего не скажешь. Но эта, следующая – другая. Доктор сам не верит уже. Она улыбается, когда чего-то не знает. Она ничего от него не хочет. Она даже не желает, чтобы он был ее мужем/бойфрендом/личным транспортом/черт знает кем еще. Она совсем другая. Доктор не верит в собственное счастье: неужели рядом живой, настоящий человек? Через столько лет, через две регенерации... Есть кое-что еще. Доктор смотрит на золотую розу в густо-шоколадных волосах Билл. И ему кажется, он слышит зов Вселенной, похожий на мягкое рычание Злого Волка. Даже кажется ему, что он снова видит этот золотистый свет, вливающийся в Ее глаза, обнимающий хрупкую фигурку. Тот золотистый свет, что обжег его, когда он впервые дотронулся до Ее губ своим поцелуем, чтобы отдать за Нее жизнь. О, он делал бы это снова и снова. До конца времени. Вот единственный достойный повод тратить ненужные регенерации. Сколько новых мыслей, сколько старых чувств всколыхнул этот цветок в волосах новой знакомой. Это ли не знак? Это ли не мягкое, золотистое прикосновение, дарующее зыбкий намек на будущее? Доктору теперь вдруг кажется, что если разогнать ТАРДИС и полететь к новым местам, новым мирам, новым планетам, то где-то там, в вихре дорог, мелькнут золотые локоны... и проявится Ее улыбка. Солнечная, живая, дарующая ему свое безбрежное прощение в крылах бессмертного феникса их любви. «Вселенная велика. Может, однажды, мы найдем ее». Доктор говорит это не только новой спутнице. Дверь закрывается, ТАРДИС взлетает.