Мученик. Мучитель. Спаситель.

Внутри Святилища все жили в своем часовом поясе: в ангаре, где проводились собрания, на стене висели огромные вокзальные часы. Они уведомляли о времени подъема и отбоя, неминуемого начала и долгожданного конца рабочего дня, с ними сверяли свои стрелки Спасители, перед тем как уехать на задание, а кому-то они отсчитывали последние мгновения до неминуемого наказания. К сожалению, часы в комнате Карла не спешили, а это значило, что он сильно опаздывал. Ноги быстро несли по привычному пути, опущенный взгляд ловил мелькавшие трещины на бетонном полу, а голову занимали мысли о том, как поскорее добраться до двери с чертовой табличкой, встретив как можно меньше Спасителей. Не вышло. Все произошло слишком быстро — чьи-то грязные ботинки, столкновение, чужой, неприятный запах и резкое «Блядь! Смотри куда прешь!». — Извини, — едва вздрогнув от неожиданности, на ходу промычал Карл, пытаясь незаметно раствориться в этом звуке. Он даже не поднял взгляда — надеялся, что хоть кто-то из Спасителей еще не знал его в лицо, и в полумраке коридора можно сойти за…что угодно. Глупые разборки были сейчас совсем некстати. Они заняли бы время, которого катастрофически не было, и страх тут ни при чем. Хотя, все же был один: опоздать. «Не вышло», — мелькнуло в голове Карла, когда, не успев сделать и шага, он почувствовал, как некто схватил его за запястье и, развернув, потянул к себе. — Ох, нихера себе! Так это правда значит. Слышал, что тут шастает какой-то пацан из Александрии, но никак не ожидал, что это будешь ты, одноглазый щенок. Стоящий перед ним мужик, чья толстая шея и ворот серой футболки оказались на уровне глаза Карла, определенно его знал. Этот голос тоже показался Карлу знакомым, не смотря на то, что слышал его всего однажды. Вот только когда? Подняв голову и прищурившись, Карл пытался разглядеть это лицо тусклом свете, перебирая все возможные варианты, где он мог его видеть. Через минуту паззл сложился в голове: шизофренические рыбьи глаза, мелкие акульи зубы — Карл приходит в бешенство и направляет пистолет на этого типа, когда тот забирает все медикаменты из его дома. И этот голос: «Скажи «пожалуйста», девочка…еще раз», — одной рукой он гладит щеку Энид, а в другой сминает связку резиновых шаров, что только что отобрал у нее. Ниган вроде называл его Дэйви. Может быть Дэвид, но для Карла он просто «урод». Теперь урод удерживал его за руку и смотрел точь-в-точь как на Энид, в то время как в голове Карла тикал счетчик минут. Все это безумно раздражало. — Помнишь меня, мальчик? — Карл даже в темноте мог видеть, как больной взгляд напротив мечется по его лицу. Казалось, от этого кожу жгло, и, поморщившись, он отвернулся в сторону. — А я тебя помню. Помню, как ты, храбрый малыш, тыкал в меня своим пистолетиком. Вернее нашим, из-за тебя ведь Ниган забрал у вас оружие. — Он приблизился к Карлу и прошептал, почти касаясь его щеки. — Скажи мне, мальчик, твой папочка строго наказал тебя за это? Вопрос, если и мог, то не смутил Карла, потому что прозвучал в его голове невнятным гулом. Он будто находился в двух местах одновременно. С одной стороны — темный коридор, чье-то зловонное дыхание на щеке, и слова, смысл которых улавливается лишь наполовину. И в то же время — главный ангар и огромные часы перед глазами. Стрелки неумолимо бегут по кругу, а Карл оглядывается по сторонам, пытаясь просчитать кратчайший путь. Он знает, что пробежав через спортзал, тут же попадет на лестничную клетку, с которой, спустившись на пару пролетов вниз, окажется в коридоре, ведущем в нужный ему блок. Конечно, так он может встретить на пути еще больше Спасителей, но с учетом внезапно возникшего препятствия в виде приставучего Дэвида, это лучшее решение. К тому же, вероятность, что в это время кто-то тренируется, ничтожно мала. На секунду он даже забыл, что чужая рука сжимает его запястье и дернулся с места. Но тут же оказался резко притянутым обратно с еще большей силой. — Эй, куда ты? Детям опасно ходить здесь в одиночку. — Он назидательно покачал головой, будто Карл и правда был непослушным ребенком, удравшим куда не следует. — Да не бойся, я не злопамятный, не трону. Вообще-то, тебе даже повезло, что это я. Будь на моем месте кто-то другой,… знаешь, что тут могут с тобой сделать? — Он оглянулся по сторонам и, вжав голову в плечи, снова приблизился к Карлу, — Слушай, а ведь я могу помочь, взять под свою защиту. Если ты меня понимаешь… — Его речь замедлилась, пока взгляд, медленно проходившийся по всему телу Карла, снова возвращался к его лицу. — Мы могли бы забыть о том недоразумении, тебе ведь нужны друзья, слышал, нелегко тут приходится. Карл прекрасно знал, кто и что мог с ним сделать. А точнее, чего с ним сделать не могли — изнасиловать, ведь именно на это намекал Дэвид. Здесь в Святилище изнасилование находилось, чуть ли не на вершине списка смертных грехов, и каралось соответственно. Надо быть самоубийцей, чтобы ради нескольких минут удовольствия, рискнуть закончить свою жизнь с пробитой головой. Или вообще без нее. Тем более, Спасителей в этом плане Карл вообще не интересовал, потому как «нумерованные» девки раздвигали перед ними ноги только так. Он сам видел и не раз. Очевидно, Дэвид озвучивал лишь свои собственные желания. Карл уже привык к этому, и, хотя не ожидал такого от кого-то из Спасителей, вспомнил, что этот тип еще при первой встрече показался конченным отморозком. Сейчас главной задачей было поскорее свалить от него, и желательно без драки, потому что силы явно были не равны. — Спасибо, — Карл выдохнул, нехотя повернул голову, и посмотрел Дэвиду в глаза, продолжив фразу предупреждающим холодным тоном, — я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Пребывание в Святилище как нельзя положительно сказывалось на его умении, трезво оценивая ситуацию, принимать взвешенные решения. Ранее в этих вопросах он полагался на отца. Но тогда Карл не задумывался над логикой его действий, а мог лишь выказывать свое согласие или несогласие в зависимости от настроения, в котором пребывал. Теперь же он понимал, что каждое его слово или действие могло повлечь за собой определенную цепочку событий. А сколько в ней будет звеньев, и на чем она закончится, зависело только от него. Реакция на все должна быть быстрой, точной и уверенной, как с ходячими за воротами. Подпустил к себе гнилую клешню – и ты покойник. Так и здесь: второго шанса поставить себя уже не будет, но впервые придется делать это, не тыча всем подряд пистолетом в лицо. «Первое впечатление очень важно». — Слова Нигана с той роковой ночи прочно засели в голове. Когда-то, услышав за спиной оскорбления или недвусмысленный свист, он бы, не раздумывая, кинулся на рожон. Но не теперь, когда вместо ножа и пистолета — терпение, выдержка и грамотный отпор. Насилие же было крайней мерой. На случай если кто-то посмеет дотронуться до него своей «гнилой клешней», и будет пойман за этим открыто. Как тот доходяга пару недель назад. Карл давно заметил, что странный тип ходит за ним по пятам, будто что-то вынюхивает. Но в тот день, будучи изрядно пьяным, он неожиданно осмелел, за что поплатился сломанными ребрами в комплекте с носом. Жаль, не было ножа, иначе можно было располосовать его лицо, чтобы жуткие шрамы служили предупреждением для всех остальных. Но то, что Карл расправился с ним голыми руками, было, пожалуй, главным, учитывая, как быстро расходились слухи. Ни юный возраст, ни хрупкое на вид телосложение не внушали никаких опасений — тем, кто не знал о нем ничего, Карл казался слабым ребенком. Однако теперь, этот некогда раздражающий факт, вдруг превратился в неоспоримое преимущество. И хотя то, что в драку не вмешался кто-то еще, было настоящим везением, на репутации это сказалось как надо: до сих пор подобного не случалось. Скользкий взгляд продолжал сверлить Карла, который пытался не показывать своего волнения, пока вымышленная стрелка в голове продолжала тикать, отсчитывая секунды. Заметь Дэвид тревогу на его лице, принял бы на свой счет, что придало бы ему еще больше уверенности. Карл думал о том, сколько еще времени придется потерять, тупо стоя и переглядываясь с этим мужиком. Он заметил, что тот ослабил хватку, и можно было освободиться, прокрутив запястье, только это нужно было сделать до того, как он заговорил, а тогда такой возможности не было. И какого-то хрена Дэвид теперь молча таращился на него, издавая отвратительное сипение. Карл невольно дернул щекой, будто в надежде стряхнуть этот взгляд со своего лица, но безуспешно. Он бы вырезал эти глаза. Да, фактически, он уже это делал. В его воображении Дэвид сидел привязанным к стулу посреди комнаты, куда Карл приводил всех тех, с кем по тем или иным обстоятельствам не имел возможности расправиться физически. Он создал ее примерно через неделю от начала своей новой жизни — комнату, которая была так похожа на ту, в которой прежде находился он сам. В детстве этот секрет рассказал ему Шейн — лучший друг и напарник отца. Так случилось, что в день, когда все готовились отметить повышение Рика, в доме Граймсов раздался телефонный звонок, заставивший Лори вмиг побледнеть и выронить на пол сумку с продуктами. Встревоженный голос на другом конце провода сообщил о том, что ее сын, вступившись за какую-то девчонку, разбил голову однокласснику. Тот чудом остался жив, а Карлу тогда серьезно досталось. Это была не первая его драка, но до такого не доходило еще никогда. Карл был послушным ребенком. Разве что с обостренным чувством справедливости, из-за чего и дрался иногда. Иногда даже лез в драку первым. Как и все мальчишки: ни больше, ни меньше. Но не все мальчишки были сыновьями копов. «Это будет нашим секретом». — Шейн опустился на корточки перед Карлом так, чтобы их глаза были на одном уровне. Карлу нравился Шейн, его к нему тянуло. Даже ревновал к отцу, считая себя более близким другом. Наверное, из-за таких вот маленьких тайн. Карл рассказывал ему то, чего не рассказывал Рику, потому что, казалось, Шейн понимал его во всем. И тогда тоже понял. Ведь Шейну, как и Карлу, не хватало справедливости. Многие из тех отморозков, кого они с Риком выслеживали месяцами, выходили на волю уже через сутки, даже не дойдя до суда. А если и доходили, их ждал мягкий приговор. Слишком мягкий по мнению справедливого Шейна. И тогда он «мысленно» отводил их в особую комнату, и делал с ними то, чего они на самом деле заслуживали. Карл понимающе улыбнулся, несколько раз кивнул Шейну в ответ, и с того момента жалобы на него прекратились. Рик и Лори могли гордиться своим примерным сыном, что осознав свою ошибку, встал на путь исправления. А Карл, наконец, мог ни в чем себя не сдерживать, ведь это не по-настоящему. Это был его тайный «домик на дереве» — просторный, светлый, хотя и без окон. Даже лучше чем у его соседа Тони — маленького засранца, свалившего на Карла пропажу наличных из тайника своего старшего брата. Лори, кажется, верила Карлу, но Рик твердил, что это позор. Карл все время злился, глядя на то, как весело и беззаботно Тони с другими ребятами играют в этом чертовом домике, где раньше так нравилось бывать и ему. Было так больно. Хотелось, чтобы Тони упал с высоты и сломал себе что-нибудь. И Тони падал. Падал снова и снова, ломая себе то ногу, то руку, то позвоночник. Карл всегда толкал его с последней ступеньки, когда Тони уже ставил ногу на порог. Толкал, а потом смеялся, наблюдая сверху за тем, как кривится в слезах его лицо. Они все кривили лица от боли. Все, кого он водил туда: учительница, прикрикнувшая на него во время урока, нахальная тетка, толкнувшая Лори в очереди, двое подростков, забивших камнями щенка… А потом люди стали пожирать людей, и те, кого он водил туда, наверняка давно сожрали друг друга. Теперь кривые лица были повсюду: перекошенные от боли, а потом и от смерти. Люди стреляли в людей, люди резали людей, люди убивали людей. По-настоящему. Карл все хотел расспросить у Шейна, какой была его тайная комната, но не успел: Шейн хотел сожрать Рика, и Карлу пришлось выстрелить. Он так и не узнал, что в той комнате было всего два стула и стол между ними, а серые стены не пропускали звук. В комнате, где сидел привязанный к стулу Дэвид, не было больше ничего. Карлу редко нужно было что-то кроме ножа, чтобы осуществить желаемое. Когда он, ухватив за волосы, запрокинул голову Дэвида назад, тот даже не дернулся. Наверное, был без сознания или под чем-то. Образ возник сам собой, без деталей. Резать по живому не доводилось, но Карл, с детства «изучавший» анатомию на мертвых, мог делать это с равнодушием хирурга. Большой палец оттягивал кожу верхнего века вниз, а лезвие двигалось точно под бровью. Карл буквально чувствовал пальцами, как вибрирует лезвие ножа, перерезая глазные мышцы, как острый кончик скребется о кость, выковыривая яблоко. Один глаз, второй — и мерзкого взгляда больше нет. Дэвид стоял перед ним, молча таращась из теперь уже пустых глазниц. В таком виде он казался настолько нелепым и смешным, что Карл даже не заметил, как уголок его рта стал ползти наверх. А дальше лишь вспышки. Он услышал: «Хороший мальчик», а потом ощутил прикосновение к своей скуле. Почувствовал, как собственный кулак хрустнул обо что-то колючее, и тут же — удар в живот, заставивший его согнуться и открыть рот в беззвучном крике. Взрыв боли, лишивший воздуха. Кто-то будто проткнул легкие иглой как воздушный шарик, и эхо полоснуло по внутренностям. Карл пытался устоять на ногах, одной рукой держась за стену, а другой — обнимая себя за живот. В глазу помутнело, а пол под ногами, ранее казавшийся бесцветным, вдруг растекся как бензин. Нормально вздохнуть не получалось, он все еще слышал свой хрип и, — где-то на заднем плане, — шипение Дэвида. Острая, режущая боль постепенно превратилась в тупую и пульсирующую. Такая боль, как предвестник ярости: нарастающий стук вдалеке, что добравшись до висков, дает сигнал к нападению. Все еще не в силах разогнуться, Карл приподнял голову и исподлобья взглянул на Дэвида. Тот топтался на месте, переминаясь с ноги на ногу, и прикрывая рот тыльной стороной ладони. Когда он убрал ладонь, Карл увидел под ней разбитую губу, и только тогда обратил внимание на свой саднящий кулак. Заметив взгляд Карла, Дэвид сжал зубы и, сплюнув на пол кровь, медленно направился к нему. — Что, мальчик? Не нравится а? Дома, небось, как с принцессой все обращались, пока ты прятался у папочки за спиной? Где же теперь твой папочка, малыш? Где он? — Его голос звучал раздражающе, так что Карла буквально передергивало от резких акцентов на словах. Карл опустил голову, и сквозь сжатые зубы начал втягивать воздух, будто с каждым вдохом старается накопить как можно больше ярости, перед тем как открыть шлюзы. Дэвид подошел ближе. В поле зрения появились носки пыльных ботинок, а голос над головой Карла зазвучал еще громче. — Ты уродец, еще не понял, как тут все устроено? Вы беспомощные, бесполезные куски дерьма, с нижних этажей, жрете еду, пьете воду, которую мы добываем. Да вы нам ноги должны облизывать в благодарность за то, что не сдохли до сих пор. Это твоя благодарность? Я научу тебя выказывать уважение, если твой папочка тебя не научил. Выдрессирую как псину так, что только при одном моем виде на колени будешь падать. Ты слышал меня? На колени, сученыш! Если Дэвид видел перед собой псину, то последнее слово он произнес на опасной для себя частоте. Резко вытянувшись во весь рост, Карл выдал ему оскал, дающий понять о готовности биться насмерть. Плевать, что нет оружия, плевать, что этот амбал может переломить его тонкий позвоночник как спичку. Плевать. Пульс ярости уже стучал в висках как военный марш, как призыв к бою. Сжав кулаки, он был полон решимости нанести первый удар. Он и собирался. Пока голос, залпом раздавшийся с неожиданной стороны, не заглушил в его голове этот оркестр: — Не велика ли честь, Дэвид? — Голос, от которого вмиг замирало все живое и мертвое в Святилище. Тон, уничтожающий звуки. Карл высунул голову из-за плеча остолбеневшего Дэвида, и увидел его. Тихая ярость обратила свой взор на «Спасителя».