Продажный

Захари, наконец, прибыл в новую зону, уставший и голодный. Теперь он будет помогать этой марионетке вместо Судьи, что дарует ему возможность нацепить вторую маску, которая казалась милее и лучше, чем старая. Вдоволь налюбовавшись новой масочкой, Захари уже готов был раскладывать свои товары по прилавку: скинул с плеч огромный рюкзак, достал пару каких-то флакончиков и случайно обернулся. Счастливые билеты, собранные в аккуратную стопочку, мигом рассыпались из дрожащих рук по всему помещению, когда Захари заметил в слабо освещенном уголке знакомую фигуру, облаченную в бейсбольный костюм. Он не выдал испуга, лишь сдержанно мяукнув:  — Мяу, амиго, тебе не кажется, что ты не совсем на своем месте? — по лицу скользнула нервная неуверенная улыбка, и Захари обрадовался, что ее не видно через маску. Баттер молчал, даже не сдвинувшись с места. Он усмехнулся, но лишь на миг, после чего придал своему лицу обыденно безразличный вид. Захари нахмурился, собрав билеты с пола и кинув их обратно в рюкзак: не хватало еще, чтобы этот пустоголовый истребитель призраков что-то украл!  — Ты должен уйти, — спокойно продолжил продавец. Марионетка сидела на месте, что не просто раздражало, а уже бесило. Вместе с тем к Захари закралась маленькая, но очень противная мысль: а что, если он не хочет, чтобы Баттер уходил? Оставив бейсбольную биту в уголке, чистильщик, наконец, встал с места и почти вплотную подошел к Захари. У последнего вспотели ладошки. Он одернул ворот свитера, продолжая наблюдать за собеседником.  — Амиго, прилавок — мой, а ты должен идти по своим делам, помнишь? ~ — продавец продолжал защищаться, но понимал, что с каждой минутой ослабевает под натиском тяжелого пронзительного взгляда. Захари бы назвал этот взгляд «взглядом монстра», который притягивал и искушал. Ему показалось, что Баттер не уйдет сегодня. Не этой ночью. Чистильщик продолжал молчать, кладя ладонь на широкое плечо торговца. Тот лишь смутился, переведя взгляд на бледную руку в черном рукаве. Черт возьми, интерес поглотил его настолько, что Захари уже не знает, чего хочет больше: чтобы Баттер продолжил или чтобы он ушел к чертовой бабушке?  — Прекрати, амиго… — гораздо тише и неувереннее продолжил Захари, глубоко в подсознании уже окончательно сдавшись. Последней точкой в их противостоянии стал собственнический укус в шею, который стер из сознания торговца остатки трезвости. Рассудок был опьянен, голова теперь лишена способности думать; остались только чувства и ощущения, которые отзывались в теле глухими теплыми волнами. Захари почувствовал жар где-то внизу живота, ближе к паху, и закусил губу. Черт бы побрал этого гребанного чистильщика! И что ему в голову взбрело? Ласки продолжались, изводя и без того изголодавшийся организм Захари: тонкие руки лапали его грудь и поясницу, проводя по животу, совсем легонько касаясь самого чувствительного места и куда-то исчезая. Продавец громко рыкнул, толкнув рукой Баттера в грудь, но взамен получил очень болезненный укус. Боль притупила способность думать: захотелось приложить чего-нибудь холодного и уйти подальше от этого зверя. Но чистильщик продолжал: медленные умелые поглаживания (И где он им научился? Ах да, жена…) искушали Захари, провоцировали, но не давали намека на что-то большее. «Еще чуть-чуть, и я взорвусь» — нервно думал он, укоряя себя за податливость. Черт возьми, ему была необходима разрядка! Захари нельзя было назвать трусливым. Он был чертовски смелым бесом, любившим провоцировать людей на неожиданные поступки. Сейчас был как раз такой момент: шлепнув по руке чистильщика и отогнав ее от себя, как назойливую муху, он широкой сильной ладонью притянул к себе желанную цель за ворот и вожделенно поцеловал её в губы. Вот так. Пусть знает, кто хозяин за этим прилавком. Что ж, Захари не знал, чем может поплатиться за свою провокацию: он не заметил на губах Баттера хитрую, мрачную и очень мстительную усмешку, а потому сильно удивился, когда его резко развернули на сто восемьдесят градусов и уложили грудью на прилавок. Торговец захотел подняться, но чужая рука очень больно вдавила его обратно в столешницу. Захари начал ясно осознавать, к чему стремится дело, когда прохладные руки залезли под свитер, дабы подхватить краешек штанов. Теперь они медленно сползали вниз вместе с нижним бельем. Он улыбнулся, понимая, что таки добился своего. Сильная рука продолжала давить на спину Захари, отчего тот почему-то лишь больше возбуждался. Он не смог сдержать стона, когда ощутил прохладную мазь (или это был крем? Торговец уж и позабыл, чем точно располагал в своем ассортименте) в районе анального отверстия. Черт возьми, он уже предвкушал это ощущение заполненности и тепло Баттера рядом. Захари боялся признаться себе, что этого-то он и хотел с самого начала, когда увидел своего постоянного покупателя в уголке магазина. Член, так же обильно смазанный той мазью (кремом?) из баночки, стоявшей на прилавке, проник в него практически без затруднений, Захари лишь шикнул с непривычки, закусив нижнюю губу и уже чуть ли не самостоятельно вжимаясь в поверхность прилавка. Ощущая медленные толчки, он сначала немного морщился: все-таки не каждый день его имеют в зад. Но чем дальше, тем меньше боли, тем больше наслаждения. Захари выпустил возбужденный вздох, когда желанные руки уверенно коснулись его члена и провели по всей длине. Уже от этого торговец готов был кончить, но он держался, чувствуя, как Баттер задает ритм, подгоняя движения руки под движения бедрами. И, черт возьми, Захари наслаждался этим сполна, не стесняясь стонать и цепляться за прилавок. Он не хотел думать (да и не думал) о том, что в любой момент сюда может ворваться блудливый эльсен и лицезреть их занятия. Баттер брал его безжалостно, и торговец любил в нем это. Никаких нежностей, никаких чертовых сантиментов — этот мир так не устроен. Тут все слишком жестко и гротескно — начиная от сахарной зависимости и заканчивая железом в коровьих тушах. Именно поэтому Захари даже представить не мог нежности в сексе. Ощутив, как рука сильнее сжимается вокруг его члена, он не смог больше сдерживаться, со вскриком кончив в чужую ладонь. Нет, Захари не испытывал стыда — лишь облегчение и расслабленность. Сильная рука буквально отодрала продавца от прилавка. Тот заметил, что на животе остался алеющий след — отпечаток столешницы. Ну что теперь поделать — пройдет. Баттер надавил на его плечи, сажая на колени. Захари подчинился, предполагая, что от него требуется.  — Амиго, — с улыбкой начал он, — только с одним условием: ты не смотришь под маску.  — Да, — тихо отозвался Баттер и надвинул кепку на лоб, прикрывая глаза и отворачивая голову. Захари с насмешкой подумал, что сумел смутить чистильщика. Это потешило его самолюбие. Сняв маску, он отложил ее и облизал губы. Приоткрыл рот, облизнул головку члена, отметая мысль, что тот только что побывал в его заднем проходе. Проведя кончиком языка по уздечке, он погрузил член глубже, с удовлетворением улавливая каждый стон или вздох Баттера. Нет, Захари не был профи в минете, поэтому порою цеплял чувствительную кожу зубами и обязательно ловил грязные ругательства в свою сторону. Это лишь забавляло, подстрекая вытворить еще что-нибудь этакое. Иногда украдкой он поглядывал на Баттера: тот послушно отводил глаза, даже не глядя в его сторону. Когда Захари начал ускорять темп, он почувствовал руку на своем затылке. Стоны стали менее глухими, более чувственными, и от этого торговец снова начал возбуждаться. Черт возьми, эта марионетка порою сводит его с ума! Ощутив, как горьковатая вязкая жидкость наполняет его ротовую полость, Захари поморщился, послушно сглатывая сперму. Теперь его очередь играть. Надев маску обратно, он не дает Баттеру возможности натянуть штаны и уйти с миром: валит на пол, хищно улыбаясь и задирая водолазку: «Нет-нет, голубчик, ты заплатишь свою цену за то, что сделал». Торговец игриво кусает соски чистильщика, ерзая на его бедрах. Он-то уже давно возбужден, осталось довести до такого состояния Баттера. На это не уходит много времени, уже через пару минут Захари ощущает твердый член, упирающийся в его живот. Обхватив его широкой ладошкой, он сделал пару рваных движений и соприкоснул с его органом. В глазах заплясали звезды, Захари не сразу осознал, что они с Баттером простонали одновременно. Потершись вот так друг о дружку еще недолго, он понял, что этого ему мало, и направил член Баттера внутрь себя. Сейчас это было гораздо больнее: смазки осталось крайне мало, и ее не хватало, чтобы организовать мягкое погружение. Но Захари не думал об этом, его внимание было зациклено на разгоряченном Баттере, который крайне соблазнительно лежал на полу с задранной водолазкой и смотрел на него с неприкрытым возбуждением. Шипя и постанывая от боли, Захари терпел болезненные толчки. Потребовалось некоторое время, чтобы он привык и снова смог ощущать эйфорию от чувства заполненности внутри себя. Торговец прикрыл глаза, заметив, как Баттер подтягивается и обнимает его, двигаясь чуть быстрее. Захари уже и не помнил, как сладко стонал и выкрикивал его имя, прося еще и еще. Он уткнулся в шею чистильщика и тяжело выдыхал, ощущая вновь его руку на своем члене и готовясь к новой, на этот раз последней, разрядке. Кончив снова, он буквально растекся в руках Баттера, неуверенно прикусив ароматную кожу на его шее.  — Какой же ты порою продажный, — беззлобно и довольно равнодушно проговорил Баттер, поглаживая Захари по спине. Тот лишь слабо улыбнулся:  — Какой есть, амиго. Торговец и сам не заметил, когда уснул. По пробуждению рядом никого не было, и Захари уже подумал, что все произошедшее было сном, а бардак он устроил как-то сам. Но, подойдя к прилавку, он убедился, что все произошло на самом деле: рядом с открытой баночкой живительного крема (все-таки это был крем!) лежало три тысячи кредитов. Захари ухмыльнулся, пряча кредиты в карман и закрывая баночку:  — Прибраться бы.