После атаки.

Их жизнь не так проста. Голубое небо над головой не означает мир, а стены не гарантируют защиту. Им не страшно, когда ломаются кости, а кожа рвется. Страшно, когда ломаешься внутри, когда душа теряет человечность.

Ривай, на удивление многим, вновь вернулся с экспедиции без значимых ранений, почти чистый и все такой же равнодушный. Погибло много разведчиков, хороших ребят и верных солдат, друзей. Но не это мучает оставшихся в живых. Мучает то, что они погибли бессмысленно. Миссия была не выполнена. Все пошло крахом. Капрал заглядывает в лазарет, следя за своими желторотиками, сухо похвалив их за то, что те выдержали, и тут же выходя из общей палаты. Его лицо не меняет серьезной грубоватой маски, эмоции и чувства предельно сдержаны, а разум холоден и беспристрастен. Только так можно не сойти с ума в сумасшедшем мире. Ривай идет по плохо освещенному коридору, почти бесшумно, лишь стук солдатских сапог выдает его. Он хмурится, он напряжен до предела, и все, что ему нужно сейчас — забытие. Однако он никогда бы не упал до уровня алкоголиков или наркоманов, не марался о шлюх в дешевых городских борделях, которые стояли совсем неподалеку и так манили всех разведчиков, тех, что не видели необходимости создавать семью, но были не против расслабиться. Леви был выше этого. Он шел за успокоением только к одному человеку, а также имел способность не только насладиться им, но и подарить нужное спокойствие партнеру. Забытие — все, что нужно для несчастных, рано обреченных на смерть. Эрвин уже ждет его. Сидит во мраке кабинета, нахмуренно смотря на отчеты по прошедшей экспедиции. Многие считают его монстром, но гораздо хуже то, что он сам теперь считает так. Тихое поскрипывание двери. Ривай проходит к столу командира, склоняясь над ним безмолвно, прожигая холодным взглядом. Холодным для всех, кроме Смита. Только он может легко прочитать все, что скрывается за этим равнодушием. Только он способен насладиться этим жутким характером. И только Леви способен доказать ему, что монстра в Эрвине нет. Капрал проходит за стол командира, отделяя его от противных бумаг собственным телом. Медленным грациозным движением он опускается на колени, начиная расстегивать ширинку Смита. Даже в такие моменты Ривай никогда не терял гордости, элегантности, изящности и… чистоты. Да, несомненно, он всегда был чистым для Эрвина. Он был воплощением его крыльев, свободы, счастья. — Не помогай себе руками. Капитан расставил ноги в кресле пошире, чтобы обеспечить партнеру больше удобства. Большая ладонь правой руки нежно огладила щеку Леви, будто бы недавно не звучал пошлый приказ, и заниматься они сейчас будут не сексом, а чем-то абсолютно невинным. Так умел, казалось капралу, только Эрвин. Даже в темноте, даже в грязи, быть лучиком света, который любого поведет вперед. Ривай попался на крючок капитана и тоже следовал за ним. Следовал беспрекословно, подчиняясь и душой, и телом. Руки были убраны за спину, чтобы лишить себя соблазна. Леви склонился над пахом Смита, зацепившись за края ткани зубами, но все же не без помощи самого Эрвина стягивая с него штаны и боксеры. Ривай не краснел, не отводил взгляд, не давал заднюю и не строил из себя вечного девственника, при этом не являясь шлюхой. Он был идеальным партнером, умело ублажающим, умеющим заворожить и любящим самому получать удовольствие. Он умел обуздать Эрвина, когда тот, будучи в отвратном настроении, готов был растерзать весь отряд. В итоге, терзал он только Леви. Мучительно сладко. Горячий язык Ривая прошелся по оголенному члену, лаская его самым кончиком, играясь. Вот на головке уже чувствуется жаркое дыхание, губы соприкасаются с желанной плотью и начинают сладостно посасывать ее. Чистый Леви, занимающийся грязными вещами. Что может быть прекраснее, если Эрвин полностью осознает то, что таким его подчиненный может быть только с ним. Смит запрокидывает голову, утробно рыча от умелых действий любовника. Любовника ли? Что у них за отношения? Ривай не любит строить планы наперед, осознавая, что смерть поджидает кругом. Эрвин хочет чего-то более определенного, а вот чего — сам не определился. Нужна ли в таком мире семья? Семья, за которую постоянно будешь волноваться, каждый член которой может погибнуть, когда тебя не будет рядом. Кстати, о члене… Леви со своим стальным взглядом берет орган почти полностью, по опыту расслабляя глотку и позволяя трахать себя в рот глубже. Именно позволяя. С Риваем не получится как-либо по-другому. Он с легкостью скрутит, свяжет и оставит ночевать где-нибудь в дерьме лошадей, в конюшне, попробуй только сделать что-то по принуждению и не так, как того желает он сам. Эрвин уважает его за это. Сильнейший воин не падет никогда. Он — не герой слащавых историй, в которых после одного хмурого взгляда, любой падает в обморок. Нет, капрал, воспитанный в подземелье, навидавшийся многого, никогда не отступится, не сдастся живым, если на то пошло. Смит все равно его приручил. Теперь он послушно берет в рот, научившись получать от этого удовольствие, делать это превосходно и с усердием. Капитан толкается бедрами в горячий рот, хватая Леви за волосы, грубо, но не теряя чувства меры. Звучит, словно девиз всех их ночей, проведенных вместе: «Грубо, но не теряя чувства меры». Ривай не барышня, это осознает каждый из них, поэтому прелюдий, как таковых, нет. Для них насилие и есть отдых. От другого насилия. Резким рывком Смит поднимает капрала с колен, повалив на диван и тут же нависнув сверху. Его член уже сочится, но выдержкой он не обделен, а потому продолжает начатое. Одежда с Леви исчезает с неимоверной скоростью. Эрвин отбрасывает ее на стулья, стол, зная, как ему прилетит, если хоть край ткани коснется пола. Голое тело Ривая. Не хрупкое, нет. Миниатюрное, возможно, но не хрупкое. Мышцы проступают даже когда тело не напряжено, а сейчас они видны и подавно. Серый взгляд холодных глаз пронзает Смита, намекая на то, что тому пора действовать. Вне зависимости от ситуации, Леви умеет внести свой негласный приказ. Он считает это своей своеобразной свободой, по-видимому. Большие руки, покрытые мозолями, исследуют крепкое тело капрала. Пальцы задевают бусины сосков, чуть сжимая, оттягивая. Губы трепетно покусывают бледную кожу на ключицах — выше них Ривай не позволяет оставлять следов, слишком трудно скрыть при смене одежды. Эрвин медленно опускается к паху капрала, уделив ему совсем немного времени, на что Ривай тихо цыкает, изводясь от возбуждения и наконец начиная проявлять человеческие эмоции. Его тело подрагивает от подозрительно нежных ласк, извивается под капитаном, всячески выгибаясь и показывая свое необузданное плотское желание. Леви отводит взгляд в сторону, плотно стискивая челюсти и не позволяя румянцу появиться на щеках. Он не ломается и не сдается, но покорно разводит ноги пошире, заметив короткий знак Смита. Тот сейчас выглядит так возбуждающе. Спущенное белье, расстегнутая рубашка и его глаза, пылающие синим пламенем. Что он сейчас такое? Обезумевший человек, поглощенный любовью, или же животное, поддающееся своим инстинктам? Леви знает ответ, но оставляет его при себе, не желая, чтобы даже стены этого помещени могли узнать правду. Эрвина заставляет поторопиться открытый ему вид. Накачанные небольшие ноги, разведенные в сторону сдают капрала с потрохами, показывая его пульсирующую промежность, конечно же, неготовую к проникновению, но кого это волнует. Смит пристраивается между ног Леви поудобнее, сильно сжав его бедра и пододвигая к себе, чтобы лишить возможности отстраниться после толчка в узкое нутро. Да, именно так происходит. Огромный член Эрвина, к радости Ривая, им самим смазанный хотя бы слюной, быстро и глубоко проникает в анус капрала, заставляя того дернутся от болезненных ощущений. Конечно, от Леви не услышать ни вскрика ни всхлипа, но то, как он сжимается и подрагивает, вполне ясно говорит, что толчок был грубым. Смит уже не способен остановиться, да и капрал от него не этого ждет. Развратные шлепки тела о тело распространяются по комнате, заполняя ее всю, вместе с глухим порыкиванием Эрвина и тихим мычанием Леви, упорно сжимающим губы. Они это проходили, Смит лишь хмыкает, начиная врываться в узкое лоно с большим энтузиазмом, сжимая Ривая в своих руках и наконец вырывая из его уст неловкий полустон-полурык. Их секс похож на извечное противостояние, ведь они борются друг с другом, заставляя испытывать еще большее наслаждение. Насилие забывается благодаря насилию. Леви выгибается под Эрвином, наконец перестав сдерживаться и заполняя комнату своими хриплыми стонами, которые так любил его командир. Капрал приоткрывает сомкнутые от удовольствия глаза и смотрит на партнера, уже без масок и притворства, выражая во взгляде бурю всех эмоций, испытываемых им. Смит довольно улыбается, поглаживая бедра Ривая, переходя грубоватыми руками на его талию, плотно прижимая к себе и наконец замирая, чувствуя, как блаженное удовольствие растекается по телу. Вот здесь происходит одна из самых опасных вещей. Да, сейчас Леви точно не заметил, что Эрвин излился в него, благодаря тому, что капитан обеспечил своему подопечному невероятный оргазм, но вот как только Ривай отойдет от него. Единственное строжайшее табу Ривая со Смитом — не кончать в него. Чистоплотный капрал мог перенести любые извращения в постели, кроме подобного. Он ненавидел процесс очищения от этого после, поминая партнера всеми известными добрыми словами, и Эрвину это было прекрасно известно. Интересно, все же, кто они друг другу? В их жизни присутствуют ссоры и примирения, страсть и спокойствие, понимание и грубость… Что все это в итоге? Просто два воина человечества хотят найти себя, после очередной атаки. Насилие лечится насилием. Смит нехотя выходит из горячего Ривая, сваливаясь на диван рядом с ним и крепко прижимая к себе широкими руками миниатюрное крепкое тело, не способное сопротивляться нежностям сейчас. Точнее, не желающее. За закрытыми дверями комнаты, после очередной атаки, они спасут друг друга от насилия, не являясь друг другу никем.