То, что могло быть

      Шест с тихим плеском входит в воду, пронзая ее, как арбалетный болт пронзает податливую человеческую плоть, упирается в дно, как острие наконечника упирается в кость.       Толчок. Плавный, не такой, каким человека от удара откидывает к стене.       Лодка медленно скользит по водной глади, держась центра канала, и подплывает к набережной, лишь когда кто-то из искателей окликнет управляющего ею старика. Да только не старик он, совсем не старик. Впрочем, мало кто в Каннареджо может точно назвать его возраст, да и помнит ли еще сам старьевщик, сколько лет прожил, если из воды на него смотрит будто чужое отражение, — те, кто не проклятая кровь, слишком быстро стареют в этом городке, построенном на янтарных залежах. У всего есть своя цена, не так ли?       Он здесь уже четырнадцать лет. Он видел многое, очень многое, еще больше — слышал. Слухами земля полнится — эта простая истина хорошо известна тому, кто продает и покупает. Или — кто хранит небольшой кусочек янтаря в тонкой оправе. Хранит долго, хотя и знает — человек, отдавший его, за своей вещью уже не придет. После того как три года назад в подземельях свистели арбалетные болты, снизу больше никто не приходит. Не только к нему.       Лодка скользит по каналу с восхода и до заката: пепелище, площадь с фонтаном, который давно служит спуском в янтарные пещеры и на который направлены глаза-витражи Храма, снова пепелище…       Каждый день — по кругу, по замкнутому кругу канала. И каждый день он пытается понять, изменилось ли что-то по сравнению с тем, что он видел раньше: этим утром или прошлым вечером.       Иногда и правда меняется: два дня назад Стейн до обеда красил стены Штаба, вчера, когда уже почти стемнело, Волк был особенно весел — налил кто-то пару кружек браги, наверное, а сегодня сплетницы слишком уж оживленно болтают с самого утра, да и на шее одной из них блестят янтарные бусы... Мелочи, которые он привык подмечать, чтобы не сойти с ума.       Лодка с тихим плеском движется по каналу до самой темноты, до того времени, пока почти все в городе не уснут или хотя бы не разойдутся по домам. Свет будет гореть только за витражами Храма, у прачек, что, как ему кажется, никогда не спят, и еще в таверне.       Лодка причалит, старьевщик привяжет ее к столбику и сойдет на каменную мостовую. Пара шагов — и тихо скрипнет дверь таверны. Пропустить вперед кота, который решил не пробираться внутрь через разбитое окно, зайти следом, усесться у стойки и молча положить на отполированное дерево сорок капель янтаря.       Жорж промолчит, лишь достанет большую кружку да плеснет в нее крепкой браги. А через пару минут из кухни выйдет девчушка, что работает здесь уже года три, как кажется старьевщику, поставит перед ним тарелку с дымящейся картошкой и парой сосисок. Кухарка всегда мягко улыбается и опускает глаза, а он думает, что вот так в зал она выходит только поздними вечерами, когда посетителей почти нет и никто из храмовых служащих уже не появится. И торопливо возвращается на кухню, когда из-за приоткрытой двери слышится детский смех. Судя по голосу—мальчишка, а по доносящимся топоту и лепету – годиков трех.       Сделать несколько глотков, не морщась от крепости и запаха браги, наколоть сосиску на вилку.       — Как торговля?       — Да понемногу, приносят разные мелочи снизу. Как у тебя?       — Сам видишь, почти никого и нет. Говорят, караван скоро, может, хоть тогда лучше пойдет.       — Может.       Они снова замолчат: старьевщик примется за еду, Жорж продолжит начищать до блеска стеклянные кружки. Лишь с кухни будет доноситься тихий разговор.       — Хорошая у тебя брага, Жорж. И кухарке своей спасибо передавай.       Попрощаться и, окинув быстрым взглядом таверну, выйти. Забраться в лодку, отвязать канат...       Утром все начнется по новой, утром он снова будет покупать и продавать, а пока...       Шест с тихим плеском входит в воду, пронзая ее, как арбалетный болт пронзает податливую человеческую плоть, упирается в дно, как острие наконечника упирается в кость.       Толчок. Плавный, не такой, каким человека от удара откидывает к стене.       Лодка медленно движется по каналу в сторону порта.