Неодева

      Сколько раз Эллен пыталась смутить его, столько раз смущалась сама. Ватиканский инспектор глядел на неё равнодушно, словно вместе с одеждой она незаметно для себя стаскивала кожу и представала в ало-влажном неаппетитном виде. Словно исконно в ней не было ничего, способного привлечь и смутить.       Нет, Линк замечал наготу. Привычно хмурил брови, делал замечание, напоминал про сквозняки, правила приличия и что-то ещё. Эллен босяком ходила по комнате, ощущая, как от холода немеют ступни, а соски твердеют и сжимаются в маленькие пуговицы цвета корицы. Притворялась, словно не может выбрать трусики, блузку - бог весть что из скудного, пополняемого исключительно рвением Джонни гардероба.       Инспектор делал вид, что верит её метаниям "в мире моды", сложив руки за спиной, в стойке "вольно" ожидал возле двери, отсчитывая секунды до начала завтрака. В школе воронов молитвами и строгим постом, подстрахованным действием кое-каких остаточных препаратов, заставляли обуздывать плоть и похоть. Не было деления на мужские и женские кельи, душевые, обеденные залы, так что Линк мог бы сказать, что видел куда более аппетитные бёдра и ягодицы чем те, что жеманно демонстрировала подопечная.       Но не говорил.       И даже не спрашивал, как давно появилась у неё привычка подолгу ходить обнажённой по комнате.       - Рисуешь?       Эллен остановилась перед инспектором, упёрлась ладошками ему в колени, привстала на цыпочки и заглянула в блокнот. Становиться на носочки необязательно, но так её соски не скрыты записной книжкой.       Линк добавил пару ненужных штрихов галке на полях страницы, поднял взгляд и механически отметил лёгкую асимметричность девичьих грудей. Обычное явление, незаметное с других... ракурсов.       - Да.       - А меня можешь нарисовать?       Её пальцы так различаются на правой и левой руке. Тонкие, обманчиво слабые с одной стороны, грубо-шершавые - с другой. Стискивают его колени с одинаковой силой, разводят в стороны - Линк поддаётся без борьбы, расслабив мышцы. Незачем знать подопечной, что за шерстяной тканью брюк под белой вискозовой кожей - годами тренированные мускулы. Пусть думает, что с ним можно играть так же, как c дурацким роботом, который после эпидемии Комувитана-Д повадился котом приносить Эллен под дверь разные вкусности.       - Могу. Хотите портрет или в полный рост?       В школе воронов академическое рисование годами оставалось одним из немаловажных предметов как способ развития мелкой моторики и амбидекстрии, так важных для умелого обращения с перьями.       - Целиком, - Эллен резко выпрямилась, растеряв смешные повадки соблазнительницы, и выскочила в центр комнаты. - Как-нибудь на фантастическую тему! Куда мне встать? Сюда?       Линк заставил её ходить по комнате до тех пор, пока не выбрал, на его взгляд, наиболее удачную светотень, повернул вбок, велел непринуждённо сплести руки под животом над пушком рыжеватых лобковых волос.       - Уолкер, постарайтесь не шевелиться, пока я рисую.       - Но дышать можно? - и опять в её голосе прежнее кокетство.       Она всерьёз думает, что способна соблазнить ватиканского инспектора и тем самым получить более щадящий режим наблюдения?       - Равномерно.       Бумага годилась, скорее, для длинных дотошных отчётов Центральному управлению, но карандашные линии держала сносно. Линк пытался не углубляться в детали и прорисовку, но работа тянулась, а стрелка его карманных часов неумолимо ползла к полуночи.       - Почитай мне что-нибудь.       Карандашный грифель вздрогнул над бумагой.       - По памяти, - добавляет Эллен, сдерживая зевок. - Что-нибудь о любви. Старое.       Приторно-сонный голосок вязнет в песках усталости, но девушка упряма, упряма до бараньей безмозглости.       - О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая, - медленно, стараясь попасть в ритм штриховке, проговаривает инспектор. - Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями...       Слово "пшеница" отзывается в девушке слабым вздрагиванием - гессонитовые очи Линка подмечают это и заносят в перечень фактов для дальнейшего анализа.       - Шея твоя — как столп из слоновой кости; глаза твои — озерки Есевонские, что у ворот Батраббима; нос твой — башня Ливанская, обращенная к Дамаску; голова твоя на тебе, как Кармил, и волосы на голове твоей, как пурпур; царь увлечен твоими кудрями.       - Почитай четвёртую главу, - негромкий шёпот Эллен ныряет под голос инспектора, но тот прекрасно слышит её и послушно прерывает речитатив.       - О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской, - чёрно-серебристый грифель очерчивает профиль, с нажимом подводит соски. - Как лента алая губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока — ланиты твои под кудрями твоими.       Стараясь не нарушать позу и композицию, девушка косится влево, на рисующего. Рассматривает длинные льняные волосы на белом хлопке строгой рубашки, закатанной в рукавах - сама же распустила после ужина, капризно спрятав тесёмку под матрацем - хрупкую линию аккуратных очков, двуточечную метку во лбу, движения белых рук, то отрывистые, то плавные.       - Шея твоя — как столп Давидов, сооруженный для оружий, - Линк последний раз провёл карандашом по бумаге и поднял взгляд - глаза в глаза с подопечной, - тысяча щитов висит на нем — все щиты сильных.       - Можно посмотреть?       - Да.       Ругая заплетающиеся ноги, Эллен бодро подскочила к нему и выхватила лист. Инспектор внимательно выискивал признаки разочарования на её лице, но видел кислотой проступающий сквозь привычное выражение кокетства страх.       Карандашные линии складывались в полупрофиль молодой женщины с обнажённой грудью и округлым животом, поддерживаемым обеими руками, которые также сжимали уголки шали. Ткань сползла, полуобнажив плоские ягодицы, и висела тяжёлыми складками с тщательно выхоленной светотенью в каждой линии. Окровавленные ступни упирались в лезвенно-острый серп колыбелью перевёрнутого полумесяца, а голову покрывал венец из аккуратно вычерченных звёзд.       - Это что-то означает? - голос девушки звучал с лживой обыденностью.       - Просто ассоциации, - инспектор стянул очки и устало потёр глаза.       - С чём?       - Апокалипсис, глава двенадцатая. И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве, и кричала от болей и мук рождения. И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадим. Хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю. Дракон сей стал перед женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца.       Эллен стояла неподвижно.       - Значит, это правда? - наконец до невозможности сухим голосом произнесла она. - Ватикан хочет, чтобы я родила ребёнка, который и станет 14-м ноем?       Старший инспектор Рувилье распорядился подготовить неоматерь к этой новости, и Линк считал, что выполнил его приказ в наилучшем виде.       - Да.       Она не без осторожности положила рисунок на свою постель и пошлёпала босыми ступнями к инспектору, уже не пытаясь изображать тихую грацию кошачьих шажков.       - Уолкер...       Шумный выдох легонько ударил его в лицо, когда Эллен без вступлений вскарабкалась ему на колени и сжала его бёдрами.       - Займись со мной любовью, пожалуйста, - жалобно прохныкала она, обвивая руками шею Линка и прижимаясь щекой к его виску. - Пожалуйста, один раз.       Искренняя просьба о половом акте. Без дальнейших планов и подтекста, но именно в этом крылся некий подвох. Инспектор расслабил и свесил руки к полу, чтобы не дать повода случайным касанием. Карандаш выпал из его пальцев и покатился с негромким дребезжанием.       - Всего разочек, - девушка крепко сжимала его в объятиях. Эхо тяжёлых, частых ударов её сердца отдавалось по всему телу, от грудины до паха и разведенных бёдер.       Линк знал, что назло и вопреки образу жизни Мариана Кросса сидящая на нём девушка девственная как Богома...       Вот оно что.       - Чтобы сымитировать непорочное зачатие, Ватикан планирует произвести оплодотворение искусственно, так что вам не придётся вступать в сношение с кем-либо, - спокойно произнёс он.       Эллен напряглась, а потом заглянула ему в глаза.       - Обещаешь?       - Я не могу ничего обещать, Уолкер. А теперь будьте добры слезть с меня.       Серые глаза продолжали внимательно рассматривать Линка.       Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе.       И он махнул на всё, подхватил бёдра девушки и с притворным усилием встал на ноги, приняв на себя девичий вес. До её кровати - два шага. Два шага лихорадочного блеска в чужих очах, возбуждённого дыхания, нетерпеливого сокращения мышц под стежками шрамов на бледной коже.       С трудом нашарив край одеяла, инспектор откинул его в изножье. Перед его взором Эллен нервно облизала губы цвета пионового пепла и вытянула шею поцеловать его. В этот момент он сбросил её спиной на постель, крепко ухватил за щиколотку и, потянувшись к комоду, вытянул из ящика с бельём первую попавшуюся вещь.       - Ась? - Эллен округлила глаза, а обе ступни уже были просунуты в миниатюрные панталончики с оборками. Закинув её ноги себе на плечи, Линк в пару быстрых рывков натянул предмет белья девушке до пупка и сунул руку под подушку, пытаясь нашарить то, в чём подопечная изволила спать в прошлый раз. Но девушка ловко извернулась под ним, свесилась с края постели и пальчиками подцепила манжету его собственной рубашки, лежащей на соседней кровати. На рукаве остались следы крема от маленьких лапок Тимканпи.       - Если не возражаешь, - Эллен с вызывающим удовольствием закуталась в хлопок и вдохнула источаемый им запах лосьона, корицы, чернил и чужого тела. Линк начал деловито застёгивать на ней пуговицы. Бессмысленно вступать в пререкания: именно этого она и добивается.       - Сигнал к отбою уже давно прозвучал, Уолкер.       Он погасил масляный светильник на тумбе между кроватями, снял со своей подушки сонного голема и бросил девушке раньше, чем она успела вновь зажечь свет. Инспектор всегда переодевался в темноте, но не из стыдливости, как полагала Эллен, а лишь для того, чтобы она не видела крепкие мышцы плоского живота вместо жировых складочек от тортиков, которыми так часто его дразнила. А сейчас она скажет...       - Я хочу в туалет.       Как обычно.       - Я столько часов тебе позировала.       - Пять, если быть точным. Надевайте шлафор и идёмте.       Линк натянул халат поверх пижамы и пожалел, что так и не заплёл волосы. _______________________________________ В работе процитирована "Книга Песни Песней Соломона". май 2016