Любишь?

Гокудера признавал, что Ямамото красивый. Он также признавал, что просто не может нормально спать без знания того, что с этим «придурковатым идиотом» всё нормально. В первые две недели он считал, что это из-за проснувшегося «материнского инстинкта Луссурии», потом — стадия медленного осознания, переосмыслевывания и попытки доказать обратное. К концу средней школы пришло окончательное и убийственное понимание — он влюбился в бейсболиста, как муха прилипает к специальной липучке, и выбраться, как известно всем, невозможно. Хаято, конечно, пытался делать вид, что ничего не происходит, но с каждым днём это было всё сложнее и сложнее. С каждым днём он хотел запереть, связать, избить и вообще сделать так, чтобы никто никогда не мог видеть его. С каждым днём желание трогать, целовать и быть «нужным» усиливалось. С каждым ебучим днём Ямамото становился красивее, мужественнее и охуительнее. По-другому сказать Гокудера не мог, ведь именно таким он был. Именно таким его видели все. Именно из-за этого в итоге получилось то, что получилось. Они переспали. В начале был, конечно, «первый поцелуй» в стиле «блядь, умею, прикинь!» и «руки не распу- ммм!», но потом они переспали. Случайно. Или нет. Кто этих оптимистов знает? В их головах одни черти. И только потом когда Гокудера ушёл на кухню под утро, оставив досыпать Ямамото одного, до него дошло, что это было, сука, если не специально, то точно не из «благих намерений». Ведь только Гокудера Хаято мог повестись на такую очевидную провокацию: — Гокудера, а ты целоваться умеешь? — полюбопытствовал Ямамото у подавившегося от такого вопроса Гокудеры. — Что за вопросы?! — раздраженно спросил Хаято, вытирая салфетками кофе, которым подавился. — Не умеешь, — хохотнул Такеши, улыбнувшись во все зубы. — Что?! — поперхнулся воздухом от возмущения блондин, — Умею! — Не умеешь! — радостно повторил Ямамото, еле сдерживаясь от того, чтобы не засмеяться в голос. — Да умею я! — Проверим? — карие глаза хитро блеснули слишком близко к злым зелёным глазам и в следующий момент оба парня, откинув плед с чашкой и салфетками на пол, яростно целовались, стараясь перехватить друг у друга инициативу. Как только он проснётся Гокудера выпнет его за дверь. Это точно.

***

Около недели Хаято избегал норовившего появиться рядом бейсболиста, игнорируя любые записки его подчерка и попытки Десятого узнать, что же творится между его Хранителями. Впрочем, всё хорошее рано или поздно кончается. Ямамото как-то узнал его номер телефона. «Ты где?» «Отъебись.» «Я скучаю.» «Не смей, идиот. Я нет.» И закончилось это бы на этом, но…

***

Дождь моросил за окном, по телевизору шла монотонная передача об НЛО, которую Гокудера знал уже, но на других каналах было хуже, поэтому выбирать не пришлось. — Я скучал, — неожиданно послышался из входа в комнату печальный, с нотками сожаления, голос Ямамото. — А я клёвый фильм смотрю, — напряженно, стараясь вести себя обыденно, ответил Гокудера. Его даже не особо удивило, как тот попал в его квартиру — если Ямамото хочет, то получает. Вне зависимости времени, места и обстоятельств. На этот раз это был вечер четверга, дом Гокудеры и ливень за окном. Ямамото был сух, стоял посреди его квартиры и смотрел на него своим виноватым взглядом. — Я скучал, — упрямо повторил Ямамото, прислонившись к косяку и с мольбой уставился на сидящего на диване друга. — Тут рассказывается о том, что НЛО… — Я скучал, — перебил его на половине предложения Ямамото, оторвавшись от проёма двери. — …существует и куча фактов, подтверждающих… — Я скучал. — Блядь, я делаю всё, чтобы всё осталось на прежнем месте, а ты! — взорвался от безысходности ситуации Гокудера, в порыве ненависти кинув в бейсболиста новый журнал. Брюнет с лёгкостью увернулся и спокойно подошел к пыхтящему и бурчащему проклятья подрывнику, обнимая и садясь рядом, кладя голову ему на голову. — А я скучал… — тяжело и с сожалением вздохнул японец, поцеловав макушку и, не отстраняясь, вдохнул запах цитрусового шампуня.