Люди с постоянным присутствием

Как я любил тебя? Мне было больно, Но эту боль я признавал За справедливую расплату. Как я любил тебя, Пожалуй, бог не знал. Пожалуй, бог не знал, Что мои кости Растрескивались по частям, Дробились от Безмолвной злости. Как я любил тебя, Пожалуй, бог не знал. Помни имя своё — Жестокость

      Всю свою долгую жизнь Магнус, словно наивный маленький мальчик, блуждающий на этой земле, верил, что любовь взрастает в душе каждого существа, в определённое, предназначенное судьбой время. Кому-то везёт чуть раньше и он уже в юности чувствует учащённое дыхание, разносящееся тихим эхом в помещении, бешеный пульс, отдающий прямо в виски, и разрывающуюся от сердцебиения грудную клетку. А кто-то ждёт своего часа чуть дольше, проводя повседневность за однообразной рутиной. До некоторых дар любви доходит почти под конец отведённого срока, запоминаясь самым ярким мгновением, греющим в последние часы. Однако, есть существа, что остаются в плену одиночества навсегда, лишённые возможности найти своё счастье.        Руки уже плохо слушались своего хозяина, но Магнус словно не замечал этого, продолжая водить кончиками слабых, трясущихся пальцев по бетонным стенам своей камеры, отдающим мертвецким холодом. Он верил, что однажды выберется из стен Института и вновь взглянет на свободное небо.       Чародей не мог вспомнить точную дату своего заточения. Казалось, что мужчина был заперт здесь целую вечность назад, обречённый до конца своих дней находится в клетке, давящей на него всеми возможными способами, забирающей само стремление жить.       Магнус не помнит дату, но он никогда не сможет вычеркнуть из памяти тот миг, когда его запястья заковали в отвратительные кандалы, сдерживающие магию, что пульсировала в венах с самого рождения.       И теперь он замерзал ночами, сворачиваясь в клубок на ледяном полу, чудом не заболевая. Но, даже сейчас, маг верил, что когда-нибудь любовь победит в сумеречных охотниках.       Магнус захлёбывался собственной кровью, что отдавала неприятной терпкостью на языке, когда очередной сынок главы Института приходил к нему, чтобы выпустить пар.       Он ещё верил — человечность когда-нибудь возьмёт верх над жестокостью и сумеречные охотники, дети людей и ангелов, вспомнят, от кого они произошли и что такое милосердие, сострадание. Возможно, он даже не доживёт до этого момента.       Поэтому каждый раз, когда чьи-то кулаки дробили ему рёбра, ломали кости и заставляли тело покрываться страшными синяками, когда кто-то пытался вывести его на конфликт, чтобы только сильнее избить, Магнус смотрел на своих обидчиков слезящимися глазами и слабо улыбался, веря, что даже у такого нефилима есть шанс обрести спасение.       И каждый раз, когда Бейн слышал звук лязгающего металла и поднимал голову, глядя на нового визитера, он думал, что это последний для него раз.       Последние побои и жестокие слова, что, казалось бы, должны были уже перестать ранить душу потомка демона, но оставались всё такими же острыми, каждый раз нанося новые раны.       Однако он, на радость своим мучителям, каким-то чудом выживал, хоть и восстанавливался порой месяцами, не имея возможности пошевелиться. Магнус лежал на старой, пропахшей потом и лекарствами, кровати и мечтал, чтобы в этот раз его глаза закрылись навсегда.       Иногда нефилимы выкачивали из него магию, совершенно варварски забирая то, что было даровано ему с рождения. За тот отрезок времени, что Магнус находился в качестве тела для битья и подопытной материи, сумеречные охотники научились преобразовывать его магию в нужную для них энергию, что помогала нефилимам держать главенство над всей нежитью без исключения.       Они забирали практически всё: после таких процедур Бейн не чувствовал своего тела до тех пор, пока магическая сила внутри него не восстанавливалась. К сожалению, Магнус прекрасно замечал, что с каждым новым изъятием тенденция к восстановлению его магического резерва пропорционально уменьшается. И он понимал, что рано или поздно, сумеречные охотники заберут всё — случайно или специально.       В самом начале, когда только начиналась эта заварушка с восстанием и никто ещё не подозревал развязку этого действа, Верховный маг Бруклина честно пытался бороться, сражаться за свою свободу. Он буквально рвал своей магией пространство, но его пыл заметно убавился, когда во время очередного побега на его глазах убили Катарину, что пыталась помочь ему избежать клеймения.       Спустя некоторое время Магнус давился слезами не из-за того, что разгорячённый металл с меткой Института Лайтвудов буквально раздирал его кожу, а из-за того, что глаза Катарины были совершенно пустыми в его памяти. И самое страшное — они больше никогда не откроются.       Но Магнус продолжал наивно верить, что любовь сможет когда-нибудь вернуть то время, когда, хоть и натянуто, охотники воспринимали нежить как нечто большее, чем просто тела. Возможно, это было что-то сродни его собственной иллюзии, мира, что помогал Бейну не сойти с ума окончательно, если только он уже не свихнулся в этом Аду.       В один прекрасный день Магнус слышит тихое «Эй», сказанное высоким детским голосом. Уже по одному этому признаку Бейн может понять, что с другой стороны решётки стоит маленький мальчик.       Еле размыкая веки, маг переводит взгляд своих кошачьих глаз сначала на худое тельце, уже так по-охотничьи одетое в чёрный наряд, а после на бледное лицо с выделяющимися светлыми голубыми глазами и тёмной копной волос.       Мальчик смотрит на него непонимающе, словно вопрошая, что здесь делает маг и осторожно подходит ближе к решётке, осматривая синяки на смуглых руках и неодобрительно качая головой из стороны в сторону. — Как тебя зовут?       Его бледные пальцы обхватывают прутья камеры, и Магнус почему-то думает, что эти руки, такие детские и наивные, не должны прикасаться к подобной мерзости.       Бейн колеблется первое время, а после решает отпустить себя, потому что хуже уже вряд ли станет: даже если этот мальчик засланный кем-то из главы, чтобы проверить мага, никто не сможет сделать его положение ещё ужасней. — Меня зовут Магнус. — Магнус? Твоё имя очень красивое.       Бейн перемещается ближе к ребенку, чуть прихрамывая, потому что прошлые травмы ещё дают о себе знать, и присаживается около него, не разрывая зрительного контакта. В этом положении, вблизи, глаза ребёнка кажутся ещё красивее: они напоминают Бейну о небе, чей простор он успел позабыть, сидя в тюрьме. — С тобой всё хорошо?       Магу кажется абсурдным этот вопрос: мальчик видел его синяки и был явно неглупый — он мог сделать выводы, основываясь на внешних данных. Но, не успевает Бейн и слова сказать, как маленькая ладошка просовывается через решётку, легко касаясь его щеки. Мужчина сперва опешил, а после его тонкие покусанные губы растянулись в лёгкой улыбке. — Что ты здесь делаешь, маленький ангел? Как ты прошёл мимо охранников?       На детских, ещё пухлых губах расцветает улыбка от услышанного прозвища. Магнус прекрасно видит, что лицо мальчика преображается от задумчивого до счастливого: лёгкие ямочки на щеках выглядят маленькими впадинами на бледном лице, а в чуть прищуренных глазах зажигается огонёк веселья. — Я немного потерялся, а охранники меня не заметили. — Тогда нужно скорее уходить, чтобы они тебя не поймали. — Я могу ещё вернуться?       Бывший Верховный маг Бруклина видел надежду в голубых глазах, но он совершенно не хотел врать ребёнку. И ещё больше не желал, чтобы мальчик случайно заскочил в тюрьму в тот момент, когда его тело будут покрывать новыми побоями и на всём этаже будет отдавать эхо жутких криков, а в глазах доброго колдуна не останется ничего кроме обречённости. — Да, — еле слышно выдыхает он момент, а после наблюдает, как мальчик тихо уходит, осознанно стараясь не шуметь.       Бейн уже в тот момент понимал, что что-то в этом ребёнке было не так: не могли охранники, чей злобный взгляд во время избиений до сих пор чудится Магнусу в кошмарах, просто так пропустить ребёнка. Чем больше сын Асмодея пытался погрузить своё сознание в эту ситуацию, тем больше убеждался, что это не приведёт к ничему хорошему: либо мальчик действительно заслан, либо, когда его всё же поймают у этой камеры, пострадает сам Магнус, на которого спустят всех собак. Но, несмотря на это, пожалеть о своём ответе не получалось.       Имя мальчика — Александр, и то, что он сын Маризы Лайтвуд, главы этого Института, что самолично ставила клеймо Магнусу чуть ниже плеча, колдун узнаёт в тот момент, когда женщина приводит своего ребенка, чуть подталкивая за аккуратные детские плечи, прямо к камере.       В руках у неё ошейник, чем-то напоминающий магу те самые кандалы, что находились на его руках. И отличается он от них только тем, что бьёт разрядом тока, произведенным из выкаченной из самого пленника магии. Каждый подобный разряд заставляет чародея скулить от боли и бессилия.       Женщина передаёт это приспособление сыну, чуть склоняясь к ребёнку и шепча: «Давай, Александр». Мальчик смотрит с недоумением, осторожно принимая ошейник и переводя взгляд с Магнуса на свои руки, которые держат странный ободок.       Мариза давит на ребёнка своим тяжёлым взглядом, от которого даже Бейну становится плохо, что уж говорить о ребёнке, который всегда хотел быть для матери лучшим.       И в тот момент, когда небесные, ещё наивные глаза встречаются с отчаянием кошачьих золотых, Александр Лайтвуд знакомится с настоящим Магнусом Бейном — сломленным существом, считающим дни до своей смерти.       Детская душа не выдерживает и Алек кидает ошейник к ногам мага, глядя грустными глазами в лицо мужчины.       За этим следует сперва крик женщины, что кажется противным даже самому магу, потом ответная реакция самого мальчика, который отчаянно пытается защитить Бейна, а дальше— темнота: женщина сама завершает то, что хотела получить от Александра.       На границе между забытьём и реальностью, Магнус понимает одну вещь: он влюблён в милосердие Александра Лайтвуда.       После этого случая маг больше не видит мальчика на протяжении многих лет. Если больной мозг чародея ещё не окончательно отказал ему, потерявшись где-то в гранях реальности, то этот отрезок времени равнялся примерно десяти годам, что Бейн провёл в этом заточении.       Когда же он вновь встречается с голубыми глазами, Александр Лайтвуд представляет собой уже взрослого мужчину, знающего себе цену. Его плечи широко расправлены, а в глазах уже не детского наивного милосердия, что обдаёт холодом осознания: этот мужчина, стоящий перед ним, совершенно отличается от того мальчика, что когда-то случайно забрёл в темницу.       Александр всё также носит чёрную одежду, что отлично показывает его физическую подготовку и саму фигуру, и Магнус сам для себя отмечает, что на бледной коже, что осталась неизменной с тех самых пор, появился ряд новых рун.       Сначала его визиты не отличаются от других истязателей, а потом всё это превращается в жестокие поцелуи. Охотник не проявляет нежности, просто сминает губы мага своими, придерживая сильными ладонями за тонкую шею, оставляя на ней новые синяки. Магнус не сопротивляется, и даже, если бы он хотел — не смог бы, потому что влюблён в этого нефилима с самого первого взгляда.       Постепенно поцелуи переходят на тело, а жёсткая хватка цепких пальцев — куда-то под поясницу. Бейн сгорает в своих же чувствах, потому что где-то на границе своего сознания понимает, что это ощущение, прожигающее ему сейчас грудную клетку, когда-нибудь заставит гнить внутри.       Для Александра это был определённо первый сексуальный опыт, а для Магнуса — первый, от которого всё его тело содрогалось в конвульсиях, душа металась где-то в пределах грудной клетки и разум сходил с ума от осознания сего действа.       Алек не был грубым или нежным — он сразу практически признался магу, что для него это не более, чем просто секс, а Бейн строил форты вокруг своего сознания, тешась образами общения, которые могли бы быть у них где-то в другой реальности.       Алек любил целовать, аккуратно проходя пухлыми губами, кровавые пятна, что покрывали кожу мага, и просить за что-то прощение, а Бейн смотрел на Лайтвуда так, как и на всех своих обидчиков, искренне отпуская ему все грехи.       Тогда Александр не понимал, что в этом взгляде скопилось прощение не столько за избиения, столько за всю ту душевную боль, что они приносили вместе с собою.       В одно из таких посещений Алек рассказывает Магнусу про Джейса, оговариваясь случайно или специально, что влюблён в другого, и Магнусу становится тошно от самой ситуации: Александр приходил к нему то ли для того, чтобы найти замену другому охотнику, то ли для того, чтобы набраться опыта в сексуальных делах. Любой из вариантов раздирал грудную клетку магу, вырывая его сердце прямо к ногам Александра Лайтвуда, что в тот момент прикрыл глаза из-за осознания, что эту информацию не нужно было доносить до нежити.       Алек сцеловывал слёзы бедного существа с разбитых смуглых щёк, вслушиваясь в тихий шёпот Магнуса хватающегося ослабленными пальцами за тёмную футболку где-то в области лопаток, словно пытаясь впитать нефилима в себя: — Я люблю тебя, я же люблю тебя…       Он испивал Магнуса, словно графин с дорогим вином, но так и не смог рассмотреть, что в кошачьих глазах таилось больше любви, чем Александр вообще видел в своей жизни от близких людей.       Он позволял Магнусу хвататься за свою одежду, шептать эти слова любви, а сам пытался понять, почему находился в камере почти что мёртвого мага, а не в каком-то другом месте, и он не мог найти ответа на этот вопрос.        И с каждым разом охотник приходил в эту камеру, находящуюся в самом далёком отсеке тюрьмы, всё чаще, пока о этих визитах не узнала Мариза, поглощённая гневом от осознания сложившейся ситуации.        Она поставила ультиматум перед Александром: либо он бросает хождения к Магнусу Бейну, либо навсегда становится клеймёным предателем. Александр выбрал первый вариант, практически не думая.       Магнус знал, что всё закончится именно так, но слёзы, обжигающие его щёки на фоне холода камеры, почему-то продолжали непрерывно катиться вниз. Бейну было больно, ему казалось, что что-то внутри него трескалось, дробилось от безмолвной злости и негодования, но эту боль он признавал за справедливую расплату за свою любовь к Александру Лайтвуду.       Теперь никто, ни Дьявол, ни Бог, не узнает, как он любил сумеречного охотника — Мариза заботится об этом, на следующий день приводя конвой из двадцати охотников. Чародей понимал, что эта женщина не допустит пятна на репутации своего рода.       Магнус Бейн умер по приказу Маризы Лайтвуд. Его магическую силу решили выкачать окончательно, а слабое тело просто не смогло справиться с таким исходом.       Александр Лайтвуд умер, когда впервые увидел уже серое тело, что ярко выделялось на белых простынях их больничного крыла.       Магнус Бейн впервые обрёл спасение, подарившее ему свободу от боли, от страданий и от любви.       Александр Лайтвуд был ввергнут в пучины Ада осознания собственной ничтожности.       Пожалуй, Бог никогда не узнает, как они любили друг друга.