Ревность

Хроническое невезение не иначе как дар свыше – в этом Авдеева убеждается каждый день. Это порочный круг, выбраться из которого не представляется ей возможным. А потому остаётся только смиренно плыть по течению или же безуспешно барахтаться, поднимая волны, как оголтелая. Она же, кажется, уже давно застряла где-то между, и теперь Сцилла и Харибда её верные друзья. На самом деле, вариантов у Авдеевой действительно мало. Но возмущаться-то никто не запрещал? Она уверена: хуже уже не будет. Впрочем, Авдеева благополучно забывает о том, как сильно ненавидит её судьба. Когда на пороге появляется эта женщина, в горле пересыхает и все мысли мгновенно вылетают из её головы. Авдеева держится достойно, не подаёт виду, что встреча с женой психотерапевта её хоть сколько-то беспокоит, но на самом деле сейчас в её голове – большой взрыв. Кажется, химический. Будь Авдеева глухой, то, наверное, была бы предельно рада. Но, увы, этот недуг пока её не настиг, поэтому от заявления жены доктора на её лице выступает красноречивое описание всего мелового периода в одном цвете. От обиды она не верит своим ушам и не смеет сказать ни слова, безмолвно пялясь на женщину, с подозрением говорящую об их отношениях с Доком. Чтобы развеять сомнения: с Доком у них «отношений» нет. Один раз после сеанса, на котором она расплакалась, доктор отвёл её к какому-то ларьку и купил пирожок, словно маленькому ребёнку. Будь он хотя бы немножечко пунктуален, она могла бы сравнить его со своим отцом, бесцельно читающим газеты по вечерам и дымящим трубкой как паровоз. Жена доктора вздыхает, хватаясь за лоб, и отворачивается, чтобы перевести дыхание. А Авдеева по-прежнему озадаченно стоит посреди кабинета, теребя пуговицу, стягивающую воротник петлёй. Есть в этой ревности что-то совсем комичное. Хотя бы потому, что ревновать из этих двоих должна уж точно не жена Дока. Не то чтобы Авдеевой нравилось рушить чужое счастье и бурить ячейки общества, среди которых она выглядит изгоем. Возраст располагает к навязчивым вопросам о том, почему бы ей уже не завести семью, не только со стороны родителей и одногруппниц, но и к подобным сценам с чужими жёнами. И Авдеева уж точно не намерена ничего делать и говорить – всё равно ей никто не поверит. Поэтому остаётся лишь с завистью смотреть в спины удаляющейся пары и со скукой ожидать, когда к ней привалит счастье. Кто ж виноват, что жена у Дока такая красивая, а пациентка – глупая? Головой Авдеева понимает, что всё это временное, дурость – ну как обычно. Наверное, ей просто хочется быть, как эта женщина. Самодостаточной и уверенной в словах и поступках, уметь контролировать эмоции и добиваться желаемого правдами вместо неправд. И всё же, даже если засыпать, пялясь на чужое фото, стоящее на заставке, не слишком-то хорошо, глаза слипаются и её накрывает нега. Может быть, всё дело в шампуне – Авдеевой нравятся яблоки. Или в короткой стрижке – если бы не приевшаяся длина, наверное, она бы носила так же. А может, дело в самой Авдеевой, у которой шарики катятся за ролики быстрее, чем она успевает за ними бежать. Впрочем, Авдеева уверена: всё в порядке. И целовать чужих в жён в щёку вместо того, чтобы просто принять извинения, – нормально. Док же не запрещал?