Наше туманное прошлое

      Дверь открыла невысокая девушка. Светлые густые волосы волнами покрывали шею, а красные каблуки и чёрное облегающее платье хорошо подчёркивали все достоинства. Широкая улыбка ослепляла, что я аж зажмурился, рефлекторно отдёргивая прилизанного Рому, дабы избежать слепоты, но он, абсолютно не обращая на меня внимания, просиял так, будто эта яркость всё это время и была как секретная батарейка, заряжающая и награждающая вечной молодостью. - Мальчики! - ох, как высоко и непривычно.- А мы все уже только вас и ждём, неожиданно, что вы вообще пришли! - С днём рождения, - Ромка приобнял девушку и вручил ей букет из своих драгоценных тюльпанов. Пять штук, нихрена! - Привет, Ир, - я прошёл в дом без прелюдий, - а что-то у вас как-то мёртвенько... - Ой, Саш, не расстраивай, мы потому вас и ждали! У нас же залежи алкоголя, сейчас Женю в подвал отправим. Что предпочитаете? - Водка. - Ром, тебя накроет с запаха! - спохватился я. - Нет, ему и пива хватит. - Саша, не будь занудой, сегодня же праздник! - как-то он на меня посмотрел... вроде обычно, но внутри всё похолодело в одну секунду. Ром, что с тобой происходит, друг? Если я сумасшедший, то тебе не обязательно составлять мне компанию. - Ну ладно, решим по делу, - улыбнулась виновница торжества. - Миша, сегодня ты диджей, удивляй!       Дом тут же зашевелился в такт басам, люди выключили свет, замерцали неоновые подсветки, толпа смешалась как импортный алкоголь, создавая нахлынувшую волну опьянения. Было уже не разглядеть где мой друг, где его друг, а где унитаз. Толпа выделывала нечто невероятное, будто всё это время её просто держали на привязи, а теперь отпустили на волю .       Уже через час тюленя нельзя было отличить от самого пьяного участника праздника.       Люди перемешались: кого-то рвало в высокую пальму в углу большой комнаты, кто-то в платьях купался в бассейне, кто-то собирался показывать трюки на люстре. Трезвых людей в комнате становилось меньше с каждой минутой, и абсолютно точно никто бы уже не справился с управлением.       Рома затерялся в толпе почти с самого нашего прихода, и у меня оставался лишь банальный вопрос: "Не затоптали ли его, приняв за тюленя?"       И когда я, покачиваясь, уже направился его искать, из соседней комнаты прозвучал знакомый голос Золиной, с наихудшими словами, которые могут прийти пьяному человеку в голову, ведь на следующий день всем прекрасно известно, она об этом стократно пожалеет. - А давайте сыграем в бутылочку? - радостно взвизгнула Ира. Толпа оживилась, стала гудеть и медленно поплыла в направлении голоса Золиной. Я решил не отставать, ведь и вправду: лучше лишний раз крикнуть "ура" и развязать мозг, чем стать чем-то по кличке "тряпка для вытирания блевотины с пола", ведь в толпе пьяных школьников самое опасное - отличаться.       Ребята уже расселись по кругу, занимая почти всю комнату. Там обнаружился и Роман, в стельку бухой и посапывающий у Иры на коленях. Она то и дело тыкала в его плечо наточенным указательным пальцем. Внутри снова что-то стрельнуло и отдалось пульсирующей болью по всему телу. Разряды расходились с невыносимой силой, разболелась голова. Всё закружилось как на чёртовой карусели, делая смертельные круги, прокручивая наизнанку. - Эй, Саш, ты на миксер похож, так же болтаешься! - кто это? Кажется, его Женей зовут. Замечательно, теперь у него четыре глаза, ну уж вряд ли я в этом виноват.- Садись, сейчас халява отпадёт, смотри какие девчонки тут тусуются, и даже знакомиться не надо, по сигналу стекляшки сами набросятся!       Меня уже раздражает его смех. Ему точно нужно об этом знать, как же так, здесь все такие отвратительные. Травятся, а потом вырыгивают внутренности, считая, что организм им дан лишь для этого. И думают, что разделены они на мужчин и женщин лишь для разной одежды, разных взглядов на жизнь и секса. Была бы это правда - я бы сбежал в Гренландию, подальше от цивилизации, но поближе к белым медведям, но стоит детям закончить школу, как все повернутся спиной, плюнут в душу и сломают последний дряхлый мост в успешное будущее. Работа, дети, семья. Сейчас лучшие годы нашей жизни? Тогда почему мы все так отчаянно себя убиваем именно сейчас?       Чья-то тоненькая ручка с разноцветными, но немного погрызенными ногтями крутанула бутылку. И началось. Каждый, из особой любви друг другу, решили высосать из партнёра весь алкоголь, выпитый за последний час. Какая романтика, какое веселье!       Народ стал набрасываться друг на друга, когда бутылочка не успевала даже останавливаться. Целовались все: женщины, мужчины, тюлени. На пол партнёра закрывали глаза.       Я не отрывал взгляда от Ромы. Он уже проснулся, и пытался не закрывать глаз, делая вид, что внимательно смотрит за игрой. Как же. Я вижу его насквозь. И мне кажется, что сейчас, когда он уже несколько минут прожигает меня взглядом, он видит то, чего не знаю я. Это ужасно жутко, но и настолько же ужасно затягивает. Не можешь думать, не можешь слушать, говорить. Зрительный контакт и не прерывает девушка, горлышко бутылки которой показывает на моего друга. Она живенько подползает и со всей силы впивается в его губы. Он на несколько секунд прикрывает глаза. То ли от неожиданности, то ли чтобы углубить поцелуй и получить удовольствие.       Его взгляд возвращается ко мне. Он настолько серьёзен, что я не узнаю друга. Лёгкое движение его руки, длинные пальцы отпускают бутылочку в непредсказуемый пляс на полу. Третий, четвёртый. Круги бегут быстро, кровь приливает к сердцу, мне кажется, аппарат скоро сломается. Мне трудно дышать. Звон стекла по паркету. Напряжение можно потрогать и пригласить на танец. Звон замедляется, звук приближается. Глаза невольно опускаются посмотреть на исход...       Роме хватило одного быстрого взгляда вниз, на пол, после чего он со скоростью света бросился ко мне, лишь перед самым лицом притормаживая и ртом вдыхая что-то у моей щеки. Зажмуривает глаза, трясётся в конвульсивном вдохе, снова смотрит в глаза. Спрашивает разрешения, дыша прямо в губы.       Мой мозг отказывается думать. Мне кажется, что так люди становятся паралитиками, мозг просто устаёт отдавать сигналы. Сейчас думает сердце. Правда, думает оно не долго.       Ладонями притягиваю Черкасова за шею и впиваюсь губами в его лицо, не думая даже, попал ли я в губы. Он очень сладкий, невесомый, как сахарная вата. Когда хочешь почувствовать её во рту, откусывая кусок, но она тут же растворяется, оставляя лишь сладкий привкус. И этого слишком...чертовски мало. Я в бешенстве, в прострации вновь и вновь пробую его губы, он не успевает отвечать. Я с бешенством понимаю, что время теряет смысл, я готов оставаться здесь и сейчас, пока он не протрезвеет, пока не отстранится, пока не ударит, накричит, обматерит, скажет, что не хочет меня знать. Не захочет меня видеть.       Почему-то сейчас, когда мне так хорошо, в голове стали всплывать моменты, когда мы, после очередной безрассудной пьянки, просыпаемся. Он приподнимается. Обводит помещение взглядом. Находит меня, который пытается справиться с краснотой от смущения на лице, спрятать свои постыдные следы мокрых снов. Его первые слова, которые я уже выучил наизусть. Которые повторяются в каждом моём кошмаре сотни раз, а иногда и преследуют наяву: "Я вчера что-то натворил? Прости, ничего не помню."