Перед нырком

      Маланья стояла у входа в пегасню, нерешительно дергая конец своей длинной косы. После её нервные руки переходили терзать поясок, обмотанный вокруг талии, а потом — опять на конец ленты, державший толстенную косу. Маланья переминалась с ноги на ногу, вздыхала и ворчала, все не решаясь войти в пегасню. Её обычный страх перед пегами вновь брал свое.       Было ранее утро, солнце еще не показалось из-за горизонта. Небо было серовато-розовое. Крупные капли росы серебрились в предрассветном свете. В отдаление плотный туман окружал многовековые деревья и низкие кустарники. Маланья поежилась от еще ночного холода, поплотнее закуталась в куртку, сшитую Митяем Желтоглазым. От куртки исходило приятно тепло. А от мысли, с какой любовью и аккуратностью Митяй сшил эту куртку, по телу и вовсе разливалась волна жара.       В последний раз оглянувшись на тихий двор ШНыра, Маланья отметила, что небо стало светлее, а значит она задерживается. Пора в нырок. В очередной раз переборов себя, она переступила порог пегасни.       Пеги сонно фыркали и всхрапывали, шелестели крыльями. Маланья неторопливо шла мимо денников, выбирая себе скакуна. Булат, тихий и покорный жеребец, на котором она обычно ныряла, вчера неаккуратно потерся об стенку денника, сломав половину маховых перьев на левом крыле. Митяй сказал, что это ничего страшного — перья вырастут, но вот нырять на Булате нельзя. Данное известие очень огорчало Маланью — Булат был единственным пегом, которого она не боялась. А вернее — боялась не так сильно.       Остановившись посередине пегасни, Маланья Перцева вновь начала накручивать на палец конец косы. Она никак не могла выбрать себе пега на котором смогла бы полностью отдаться радости полета. В который раз шнырка начала корить себя за свои страхи и боязни. Как же ей хотелось быть хоть немного похожей на Митяя. Тот мог хоть без седла нырять, ничуть при этом не страшась разбиться о землю. Его вера в Ширяя, преданность ему и двушке были поистине безграничны.       Маланья настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу заметила, что в пегасне она не одна, если не считать лошадей. В одном из дальних денников, до которых Перцева так и не дошла, раздалось шебуршание и какая-то возня. Маланья сперва решила, что какой зверь — кошка или крыса — пробрались в конюшню. Мелькнула шальная мысль, что это, быть может, Матрена и Носко опять уединенное место нашли. Решив было все же выяснить источник шума, Маланья направилась к деннику. Но, так и не дойдя до него, удивленно замерла.       Ей на встречу вышел сонный и чуть прихрамывающий Митяй Желтоглазый. В руках он держал вилы с погнутыми зубцами. Подойдя к Маланье, он произнес:       — Вот, — указал он на вилы, словно на них был ответ. — Опять Кика работу абы как выполнил. Сено не убрал и вилы еще погнул. Скажет потом, что так оно и было.       Говорил Митяй беззлобно, словно бы Кика Златовласый был слегка нашкодившим ребенком, выходкам которого можно лишь умиляться.       — Почему ты не спишь? Еще и третьи петухи не пели, — спросила Маланья.       Митяй дернул плечом, словно это был ответ. Перцева чуть качнула головой — она-то знала наверняка, что Митяй почти всегда вскакивает чуть заря и ложиться спасть затемно. В нем всегда бурлило столько жизненной энергии, выливавшейся только во благо, что он просто помыслить не мог об отдыхе. Живя ШНыром, пегами, нырками и двушкой, Митяй Желтоглазый и отдыхал ими. Удивительный человек.       — Ты в нырок? — спросил Митяй, на что Маланья кивнула. — Выбрала пега? — На этот раз Перцева отрицательно качнула головой. Митяй вздохнул и прислонил погнутые вилы к стене. — Пойдем уж, вместе сподручнее будет.       И Митяй, не дожидаясь Маланьи, двинулся в глубь пегасни. Перцева, встрепенувшись, поспешила за ним. Желтоглазый привел её к деннику молодого, ласкового пега по кличке Весна. Гнедая кобылка с белым пятном на носу восторженно встретила вошедшего к ней Митяя. Весна всегда радовалась гостям, норовя посильнее ткнуть их носом, что означало у неё крайнюю степень радушия.       Оттолкнув от себя лошадиную морду, Митяй принялся поглаживать Весну по светлой гриве, что-то ласково шепча ей. Маланья подошла к пегу и провела ладонью по его сложенным крыльям. Маховые перья у Весны были длинным и темными, с редкими вкраплениями запутавшихся соломинок. Мысленно поругав того, кто не позаботился о чистоте кобылки должным образом, Перцева принялась аккуратно выбирать из перьев Весны солому. В присутствии Митяя ей было спокойнее и её боязнь перед пегасами отступила.       — Почему именно Весна? — спросила Маланья. Она еще никогда не ныряла на этой молодой кобылке.       Митяй вновь пожал плечами:       — Она послушная, спокойная. Немного рассеянная, правда. Но болота не боится. А если ты будешь постоянно напоминать ей о цели полета, то нырок пройдет хорошо.       — А ты нырял на ней?       — Да, однажды. Это был её первый нырок, крайне удачный. Тебе нечего бояться.       — А я и не боюсь! — чересчур поспешно возмутилась Маланья, но встретилась с желтыми глазами Митяя и смутилась. Шныр смотрел на неё по-доброму, ласково. Маланья в который раз отметила, что очи Митяя были похожи на текучий мед — такие же яркие и завораживающие. Чуть смутившись, она решилась сказать. — Если ты говоришь, что с Весной мне нечего страшиться, то так и будет. Я тебе верю.       Митяй серьезно кивнул и принялся помогать Перцевой седлать пега. Весна поочередно толкалась мордой в плечи и руки шныров, выискивая лакомства. Вдвоем работа ладилась быстрее, вскоре кобылка была уже готова к полету. Митяй и Маланья стояли рядышком у её левого крыла, гладя разнежившуюся Весну по шее и бокам.       Маланья смотрела на угловатую, мозолистую руку Митяя, которой он расчесывал гриву Весны. А после шнырка перевела взгляд на лицо обладателя этой руки, неожиданно встречаясь с ним взглядом. Митяй смотрел на Маланью своими удивительными желтыми глазами, сурово сведя брови к переносице. Шныр медленно склонился к Маланье, прикрывая веки. Перцева подалась ему на встречу, уже ощущая чужое дыхание на своей коже. Но все испортила Весна.       Кобыла вздумала расправить крылья, задев ими шныров. Маланья вскрикнула и отскочила в сторону, испуганно глядя на притихшую Весну. А после протянула руку, успокаивающее погладив пега по носу, что-то ласково нашептывая ему. При этом успокаивала шнырка больше себя.       Когда Маланья повернулась к Митию, то поняла, что момент был упущен. Желтоглазый стоял к ней боком, сосредоточившись на подтягивание подпруги седла. На Перцеву он больше не смотрел. Глубоко вздохнув, шнырка сказала:       — Пора. Уже светает.       Митяй кивнул и отошел в сторону. Маланья легко вскочила в седло, внутренне содрогнувшись. Однако присутствие Митяя поддерживало её, внушало уверенность в своих силах. Митяй проследил, как Перцева поудобнее устроилась в седле, подтянула поводья, а после откинула свою длинную, толстую косу за спину. Митяй был уверен, что по густоте волосы Маланьи не уступают лошадиной гриве.       Когда Перцева окончательно уселась, Митяй взял Весну за поводья и вывел из пегасни. Маланья чуть пригнулась, дабы не удариться лбом об дверной проход. Выведя пега во двор ШНыра, Митяй передал поводья Перцевой, соприкоснувшись при этом своей ладонью с её пальцами.       — Удачного нырка, — пожелал Митяй, отходя от пега. Маланья напряженно кивнула, уже полностью сосредоточенная на своих ощущениях. Тронув бока Весны, она послала её в шаг, отдаляясь от пегасни.       Митяй остался стоять у конюшни, прислонившись к стене. Он внимательно смотрел, как Маланья разогревает пега, посылая его в галоп по двору ШНыра. Услышав недалекие шаги, Желтоглазый повернулся на шум. К нему шел Мокша Гай — бледный, сонный, какой-то внутренне растерянный, но отрешенный. В последнее время Мокша почти всегда был таким.       — Что ты здесь делаешь так рано? — спросил он у Митяя.       — Вилы хотел починить. А тут вот, Маланья ныряет, — и Митяй кивнул на Перцеву. Мокша тоже перевел взгляд на шнырку. Она как раз позволила Весне расправить огромные темные крылья. Весна несколько раз сильно взмахнула ими, отрываясь от земли. Сделав несколько кругов над ШНыром, пег и его всадник начали подниматься все выше и выше. Митяй и Мокша еще успели разглядеть сосредоточенное, но вдохновленное лицо Маланьи, перед тем, как она отдалилась от них. — Красивая…       Это было произнесено едва слышно, Мокше даже показалось, что он ослышался. Взглянув на Митяя, он увидел лишь легкую задумчивость на его лице. Так и не поняв, кому было адресовано восхищение Желтоглазого — Весне или Маланье — Мокша махнул на это рукой. Он только что возвращался от колодца, в котором прятал эля, и его занимали сейчас совсем другие мысли. Распрощавшись с Митяем, сославшись на дурное самочувствие, Мокша Гай отправился в свою избу — отсыпаться.       Митяй еще некоторое время простоял в одиночестве, бездумно глядя в светлеющее небо. Когда первые робкие лучи солнца коснулись его лица, он встрепенулся, пробормотал нечто похожее на «вилы чинить надо» и «руки таким умельцам поотрывать» отправился обратно в пегасню. В ШНыре начинало обычное утро, полное ежедневных забот и хлопот.