Тигр! Тигр!

the flesh covers the bone and they put a mind in there and sometimes a soul Charles Bukowski, Love Is a Dog from Hell

      Лесная чернота уплотнялась, но в отдалении уже проглядывала поляна, где бродил кругами тигриный запах. — Ближе, — прошептал Виктор. У него была интонация ребенка, дождавшегося Рождества. Означало: «Наконец-то стоящий противник». Ему тоже иногда осточертевали винтовки, автоматы, гранатометы, бомбы и подлое, как подставленная подножка, зловоние химикалий. Хотелось старой доброй драки, где главное оружие — ты сам, а не изобретенные людьми приспособления для взаимного уничтожения. Тигры были сильными хищниками. То, что надо. Так и должно быть для Джеймса Логана и Виктора Крида. Густая липкая темнота джунглей вдруг обернулась темнотой другого леса — зябкой, хрусткой и молчаливой, наведенной, словно заклинание, изумрудной хвоей елей и сединой сосен, заключенной меж огромных разлапистых ладоней, окутанных по утрам серым дыханием тумана. У Логана не было иного дома, кроме его брата, и ближайшим к этому понятию для него стало их первое пристанище, скрывшее двух мальчиков от людей. Иногда ему снилось, как они бегут в ночь, мчатся прочь от чужих запахов и голосов, крепко взявшись за руки. Логан слабее и медленнее, он спотыкается о спрятавшийся под ворохом листьев корень, но Виктор не дает ему упасть, подхватывает и уводит за собой, стиснув его тонкие пальцы, впервые узнавшие убийство. Стылый воздух разговаривает голосом его брата, и нет ни одного иного звука во всем мире, кроме их дыхания и сердцебиения, поющих в унисон. В синем мареве сумрака мелькает проблеск ободряющей улыбки, глаза сверкают черненым серебром, как душа самой ночи, ветер — это его слова: «Давай, Джимми! Беги и не оглядывайся…». Под босыми стопами горит земля, от усталости скручивает мышцы, но он бежит и бежит, стараясь не отставать. Над черными остриями елей — светящийся перламутровый шар, свет прокладывает им серебряную дорогу во тьме, запахи птиц и зверей нарастают, запахи людей оставлены позади в отвергнувшем их мире. Лес укрывает их от беды, Виктор крепче сжимает его потную руку, и ему кажется, что они будут бежать вечно… Свисающая с ветки лиана пошевелилась. Логан успел схватить кобру раньше, чем та бросилась на Виктора. Убить бы, конечно, не убила, но последствия отравления змеиным ядом неприятны даже для них и сопоставимы с серьезными, долго заживающими повреждениями. На некоторое время нейротоксический шок вгонял в паралич. Сдавив шипящий клубок за раздувшийся «капюшон», Логан продемонстрировал брату свой трофей. — Осторожнее с клыками, — сказал он. С них еще капал яд. — Не впервой, — Виктор взвесил змею на ладони. Раздвоенное жало болталось в безвольной пасти: — Большая. Можно зажарить и съесть. Как всегда, практичный. — Времени нет, и костер не разведешь, — заметил Логан. — А можно и не жарить, — согласился Виктор и оторвал мертвой твари голову. Надрезав чешуйчатую шкуру когтями, содрал ее одним рывком, вывернув наизнанку. Сброшенная кожа шлепнулась в траву с влажным плюханьем пустой, но тяжелой оболочки. Логан приподнял бровь: — Сырой съешь? Виктор пожал плечами, предложил ему жестом мясо. Логан отрицательно помотал головой и только отпил из своей фляги, смочив пересохшую глотку. Есть ему в последнее время хотелось редко, да и сырое змеиное мясо не нравилось. Виктор издал всасывающий звук и облизнулся. Вдруг недовольно рыкнул, видно, проколов язык о ребро. Он вытащил осколок кости и сплюнул кровь — свою и змеиную. Нижнюю половину лица скрыла красная маска. Когти он больше не втягивал внутрь, а в моменты молчания становился таким неслышным, что почти исчезал, сливаясь с джунглями, погружаясь все глубже в их цепкие зеленые объятия. Чем дальше уходили они от людей, тем сильнее проявлялись в нем звериные повадки. Логан видел, как он склоняется к земле, вытягивая позвоночник, сбиваясь с двуногой походки. Однажды, где-то между отменой рабства в Америке и изобретением мини-юбки в Англии, он сказал Логану: — Я вообще стоять не люблю. Как дрессированный медведь на ярмарке. Если не знать его близко, об этом и не догадаться. Но Логан наблюдал его невероятную скорость и проворство, когда он опускался на четвереньки. Летал он и прыгал, как все семейство кошачьих, вместе взятое, был способен взобраться на любую вертикальную поверхность, схватить жертву в прыжке, перегрызть ей горло или выдавить из нее жизнь. Когда они были детьми и жили в лесу, им повстречался медведь-гризли, которого они бы не смогли одолеть и вдвоем. От него пришлось прятаться на дереве. Виктор вскарабкался по стволу за несколько секунд, лишь после этого заметив, что его брат не может за ним последовать. Он спустился за ним вниз, схватил за шкирку, буквально вытащив у медведя из пасти, и втащил на себе вверх. Тогда им пришлось ночевать прямо на дереве, в ожидании, пока медведю не надоест их караулить. Логан чуть от страха не помирал на высоте метров в тридцать. А Виктор свернулся калачиком на ветвях и спокойно уснул, удерживая его в кольце своих рук, чтобы он не упал. Если бы Логан был способен так спать, они бы чаще проводили ночи на деревьях, а не в норах: в воздухе было безопасней, чем на земле. Обглодав треть змеи, Виктор отбросил остатки. Отхлебнул воды из фляги, но не пил из горлышка, а опрокинул в рот, высовывая язык. Попадись им источник, родник или ручей, он бы пил, не как человек. «Не лакать воду языком — это Закон. Разве мы не люди?» От него повеяло ощущением сытости. Он искоса глянул на Логана, и его глаза ярко блеснули. — Виктор, — предупреждающе сказал Логан. В улыбке его брата сверкнул выступ клыков. — Ты выглядишь лучше, — сказал он. — Лес тебе на пользу. Насытившийся хищник обычно не убивает добычу. Он начинает с нею играть. — Прекрати, — сказал Логан. Виктор не обратил внимания на его слова. Положил руку ему на плечо, задерживая его шаг. Ткнулся носом в его ключицу, пощекотав его кожу дыханием. — И ты намного лучше пахнешь, — с тревожащей задумчивостью промурчал он: — Иногда представляю, как я тебя ем… Логан застыл, ощущая невольный, выдавленный из самых глубин разума страх, и странную покорность, сковывающую его почти до оцепенения в такие минуты. Если бы ему пришлось сейчас чему-то сопротивляться, то он бы делал это с трудом. Виктор резко толкнул его к стволу ближайшего дерева. Жар его тела поглощал их обоих, как зыбучие пески. Сердце Логана тяжело ударилось о ребра. Виктор просунул руку, обхватывая его сзади за шею. — Боишься? — Он потерся носом об его потную щеку. — Нет, — солгал Логан из чистого упрямства. Виктор рассмеялся. Любой его обман он мог почувствовать в запахе, интонации, трепете пульса… — Ты боишься. Потому что я на самом деле могу это сделать. Он вдохнул его запах глубже. Тихое низкое урчание: — Что я сделаю сейчас? Когда ты так хорошо пахнешь… Когти вонзились в загривок, и Логан, вздрогнув от острой боли, проглотил немой вопль. Виктор слизал пот с его виска. Склонил голову на бок кошачьим движением. Злой веселый огонь метался в прорезях его глаз. — Нет, нет, нет, — сказал он таким тоном, будто ругал Логана за плохую оценку. — Не годится. Будь хорошим мальчиком. — Нет, — прохрипел Логан. — Нет? — Виктор просунул другую руку между ног Логана и прижался когтями к его промежности.— Ну, если ты такой упрямый, то сюда. Расставь ноги пошире. Логан тяжело сглотнул: — Тигры услышат. — Тигры все еще далеко, — сказал Виктор. — Ты закричишь. Логан вздрогнул, стараясь не думать о том, почему он даже не пытается вырваться. — Не сюда, — произнес он; голос такой загустевший, что он сам себя едва узнавал. Виктор прижал губы к его рту, жаркие и шершавые. — В следующий раз это будет твой член. Долго и очень болезненно. — Да, — прошипел Логан. — Давай… Когти вонзились ему в бок, пробив дырки в его рубашке. Виктор дернул своей рукой вниз, хлопок разорвался и пропитался кровью. Если нанести удар достаточно быстро и глубоко, даже они кровоточат. Кровь засочилась, прежде чем рассеченные ткани успели срастись. Крик Логана вспорол ночной воздух. — Я так по этому скучал, — почти мечтательно вздохнул Виктор. — Я даже не помню, когда мы играли в последний раз. Логан перевел дыхание; эхо крика все еще звенело в ушах. Он потряс головой, недовольно сказал: — В прошлый раз ты пытался ошкурить меня. Виктор задрал брови (зрачки постепенно сужались). — И в чем проблема? — Это было слишком. — Нет такого понятия. — Это же был не твой хуй. Я бы для разнообразия поменялся. — И в чем проблема? Слова отправили разряд электричества Логану в живот. Виктор это почувствовал, рассмеялся — низко и счастливо. — Как я люблю эту твою сторону. Давай сделаем. Но сначала я преподам тебе пару уроков. — Кажется, я умею причинять боль. — Причинять боль — не самое главное в этом. Виктор запустил руку в его влажные от пота волосы, запрокидывая его голову назад. Он потянулся к его горлу и замер. — Знаешь, что самое главное? — прошептал он. — Ты никогда не знаешь, что я сделаю. Голова кружится, в легких недостает воздуха, бреши между их телами кипят от тяжелого влажного жара — джунгли, и звери, и их общая бурлящая кровь. Дыхание застряло в горле, а Виктор все не двигался. Логан стиснул глаза, невольно подаваясь навстречу. Виктор рассмеялся и лишь после этого вонзил в него зубы. Укус такой силы, что Логан чувствует, как на кожу брызгает кровь. Он снова кричит. — Вот так, младший брат, — мурлычет Виктор. Эти слова всегда что-то с Логаном делали. Он кончал сильнее всего, когда это слышал. Темнота пахнет их вожделением, ночь облизывает черным языком кожу. Член Логана набух, он чувствовал, как увлажнилась головка. Виктор широко и влажно лизнул его шею, собирая пот и капельки крови своим жестким языком. — Зачем сейчас? — пробормотал Логан. — Прелюдия, — усмехнулся он в горло Логана. — Предположим, что это она. А не то, что ты заставляешь меня ждать. — Теперь ты заставляешь ждать меня. Логан обхватил его бедра и вжал в свой пах. — Ну давай, — сказал он. Виктор улыбнулся и покачал головой. — Тогда какого хрена ты меня завел? — прорычал Логан. — Только тебе можно меня дразнить? Виктор отвел его руки и подтолкнул в спину. — Иди, — сказал он. Скоро они мчались к звериному лежбищу. Ветка больно хлестнула по лицу, и сквозь переплетение ветвей Логан увидел на открывшейся поляне зверя — огромного, великолепного, расписанного ржавчиной огня и чернотой дыма. Материк мышц, кинжальных когтей и рассекающих плоть клыков. Обманчиво благодушное выражение сонной сытости, способное смениться за секунду оскалом и громовым ревом. Грациозность движений, плавные контуры тела, спокойное и ленивое присутствие в мире, если не дразнить, не тревожить, не нападать… И если он не хочет есть. Полная луна, обнажившаяся на небосклоне, будто специально для этого существа, как для любовника, высеребрила белые пятна на морде и усеяла капельками молочного света пушистые усы. Горячее дыхание рокотало в его гортани. Этот зверь недавно ел. От него пахло парной олениной. Он успел вылизать морду, но когти передних лап побурели от высохшей крови. Логан покосился на брата. Тот смотрелся в собственное отражение, и красная маска, размывавшая его черты, трескалась в зачарованной улыбке. В потемневшей до смоляной густоты радужке горело черное пламя. — Влюбился? — не удержался от насмешки Логан. — О да, — протянул Виктор, не отрывая взгляда от зверя. — Променяешь брата на большую кошку? — Ты готов был меня на чумных крыс променять. — Ты меня доставал. — А я нашел кое-кого лучше. — Виктор облизал клыки, отполировав влажным блеском. — Но не волнуйся, детка, у тебя тоже свидание. В бамбуковой рощице на той стороне поляны, пока скрытый от глаз, бродил второй тигр. Логан слышал, как с негромким звуком он раздвигает завесу высоких стеблей, как шуршит в траве длинный тяжелый хвост и упруго пружинят когтистые лапы. Тигр, лежавший в лунном озерце, почуял присутствие. Повел головой и плечами, прищурил огромные желтые глаза. Виктор сбросил вещи и оружие на землю. Даже речи не шло о том, чтобы стрелять. Он собирался драться лишь с помощью того, чем наделила его природа. Оружие предназначалось для людей. — Будет весело, — сказал он и направился навстречу зверю, поднимающемуся на передние лапы. Словно приветствуя его поклоном, склонился и опустился на четвереньки. Они прыгнули друг на друга одновременно, и Логан успел подумать, что никакой разницы между ними нет.