И я тону

      Ее слезы были так же прекрасны, как и улыбка, которую я иногда украдкой ловил, скрываясь за ветхим забором и делая вид, что читаю очередную газету. Она светилась так же ярко, как солнце в дневное время суток, и обжигала так же сильно, как огромный костер на летнем фестивале.       От нее всегда приятно пахло — я чувствовал легкий аромат духов, когда она проходила мимо моего дома. Этот запах… Боги, этот запах кружил мою голову, заставлял подрагивать кончики пальцев на руках, раздувать ноздри, чтобы вдохнуть этот аромат еще, пока он не исчез.       Я совершенно точно сходил с ума. Смотрел на то, как она лежит в легком платье на влажной траве и читает очередную книжку; смотрел и сходил с ума. Меня завораживали ее изящные пальцы, листавшие страницы с периодичностью в пол минуты, может, чуть больше. Меня завораживали ее короткие темные ресницы, отколотый клык на правой стороне. Меня завораживал ее голос. Она не умела петь. У нее был отвратительный слух, как и отвратительный вкус на музыку. Но я все равно каждый раз с упоением наслаждался этим чудным пением.       Сейчас же она стояла передо мной и плакала. На коже, покрытой легкими веснушками, блестели дорожки слез. Я чувствовал себя замерзшим ледником посреди жаркой пустыни — ни сдвинешься с места, но растаешь под ее взглядом, наполненным горечью и болью. Ее ноги были босы, на плечах висел тонкий кардиган, очередное платье слегка развевалось на ветру, как и ее прямые, черные как смоль волосы, а в дрожащих руках она держала смятое письмо.       То самое письмо, что я положил в ее почтовый ящик еще этим утром.       Я понимал, что это конец. Она знает, чего знать не должна была совершенно. Моя грязная тайна, которую я скрывал все эти годы, живя по соседству. Я понимал, что не должен был писать ей об этом. Да и продолжать, в общем-то, даже сейчас смотреть на нее восхищенным взглядом: на ее сжатые в тонкую линию губы, напряженные руки и стройные гладкие ноги.       Не должен был и не мог.       Какой бы она не была — веселой, грустной, злой — это не мешало быть все такой же очаровательно прекрасной.       Она кладет свою маленькую ручку мне на щеку, мягко трет жесткую, чуть поседевшую щетину и все еще плачет. И мое сердце, вот всего секунду назад бешено бьющееся в груди, замирает. Меня ловят в мягкие объятья, и запах тех самых духов окутывает меня, словно туман.       Моя душа горит адским пламенем.       Мои руки обнимают ее хрупкое тело.       В голове пусто.       И я тону.