never coming home

Длинный черный свитер Джерарда обтягивал его тело и был безумно неудобным; доходя почти до колен, он скорее напоминал платье. Облегающие штаны были настолько тонкими, будто вовсе не были штанами, а лишь колготками, такими, которые так любят носить девушки с юбкой холодной зимой, чтобы выебнуться или для чего-то еще. Обычно они говорят, что им не холодно, но это нихуя не так. Натянув рукава до самых пальцев, он пытался согреться, обняв свое тело руками, но этого было недостаточно. Ранняя весна выдалась довольно холодной, впрочем, было лишь самое начало марта. Свитер был безумно тонким, — куда тоньше, чем чертовы джинсы — в таком даже летом вряд ли станет жарко, но прямо сейчас гребанное начало весны, а Джерард сильно замерз. Он топтался на месте, дрожа от холода и ненавидя звук хлюпающих ботинок, когда наступал в лужу, проклиная Майки и все, что только можно было проклинать. Он ненавидел по меньшей мере абсолютно каждую чертову вещь и всех гребанных людей лишь из-за того, что его тупой братец отправился в магазин, заперев машину и прихватив ключи, ибо он прекрасно знал говнюка-Джерарда, который, когда пьян хоть самую малость, мог психануть и уехать без него, задержись тот в магазине на пару лишних секунд, и оставить его на морозе совсем одного. В любом случае, Майки был не меньшим придурком, чем сам Джерард. Кажется, месяц назад старший из Уэев спиздил пару пачек Честерфилда, и они смогли удрать только благодаря какой-то девушке, что была с ними тогда. Майки сидел в машине, а Джерард с гребанной Сарой пошли за пивом и сигаретами, и когда продавец увидел, как парень пытается стащить заветную пачку, побежал за ним из другого конца минимаркета, а Сара толкнула его на стеллажи с чипсами или вроде того. Уэй успел свалить, а девушке, наверное, сильно досталось. Джерард буквально запрыгнул в машину, и они уехали. В общем-то, как всегда. Уэи были всегда вдвоем. Они были близки, будучи мелкими сорванцами, когда их мать еще не спилась и не сдохла от СПИДа, заразившись от грязной иглы. Они были вместе, когда жили у бабушки, от которой им и достался их грязный потрепанный Форд Мустанг. Они до сих пор иногда заезжают к ней в гости просто чтобы выпить чаю и поговорить. А потом снова исчезают на месяцы или годы, и Елена никогда не обижалась на них, не была раздраженной или злой. Она любила их и пыталась понять, что у нее отлично получалось. У Уэев заканчивались последние деньги. Иногда Джерард продавал свои картины, но это происходило пиздецки редко, потому что он до ужаса ненавидел писать их. Делать наброски в маленьком потрепанном жизнью скетчбуке — одно, писать картины маслом — другое. А еще все это дерьмо вроде мольбертов было до жути дорогим, и он скорее выберет сдохнуть от истощения в какой-то подворотне, чем снова возьмется за кисть. Иногда же они приторговывали травкой или находили временную подработку на отвратительных заправках, но тогда приходилось задерживаться в городе. Раньше у Майки была группа, где он был басистом, но даже чертов Сид Вишес играл лучше, чем он. Джерард же мог петь в паршивых пабах, где местные грязные шлюхи пытались клеиться к нему, такому же грязному и омерзительному, со спутанными и сальными волосами, вечно в своем свитере-платье и огромных ботинках, от которого за километр несло дерьмовым пивом и дешевым коньяком. И Джерард просто посылал их нахуй, забрав небольшую выручку и запрыгнув в машину, а потом заводил мотор, когда Майки садился на заднее сидение и снова уезжал в новый дерьмовый город с такими же дерьмовыми людьми и хуевым виски. Он курил Честерфилд и всегда хотел спать, вечно с огромными синяками под глазами и на костяшках, что были разбиты о морду очередного мудака; с очередной ссадиной на лице и с печенью где-то внутри его тела, — он нихуя не понимал анатомию и не знал в какой жопе мира находится этот самый орган — которая давно должна подать на него в суд за домашнее насилие. — Ублюдок, — прорычал Майкл, пиная железный столб, выместив на бедняге всю злость. — Ты — да, — ответил Джерард, стараясь не дрожать от холода. Это не получалось особо хорошо, но он хотя бы пытался. — Брайан, придурок. Он там, — Майки раздраженно махнул рукой в сторону и, поправив очки, направился к машине. — О, отлично. Возьмем его с собой? — съязвил Джерард, рискуя получить за это в нос. Он тоже ненавидел Брайана, но, пожалуй, знать об этом Майки не обязательно. — Пошел к черту, — рявкнул Майкл и хлопнул дверью, усевшись на водительское сидение. Пакет приземлился рядом с ним на пассажирское кресло. Бутылки пива громко звякнули. Джерард чуть не задохнулся от такой наглости, забыв как нужно дышать, чтобы не сдохнуть к чертям. Он забрался в машину, усевшись позади Майки и попросил его включить печь. Майкл завел машину, и они снова уехали. — Придурок, не оставляй меня мерзнуть на улице в следующий раз, — Джерард удобно улегся, обняв плюшевую собаку, которая абсолютно всегда была здесь. Грязные волосы лезли ему в глаза, и он ни черта не видел. Плюс ко всему, на улице и в машине было пиздецки темно, и старший Уэй вдруг почувствовал себя на месте Майки: без очков этот идиот не видит почти нихуя, как и Джерард сейчас. Он думал о том, что ему нужно в душ, о вишневой жвачке и о том, почему у плюшевой собаки нет половых органов. Какого черта, она что, гермафродит? Или он… — О, как будто это я виноват в том, что ты, Джерард Артур Уэй, полнейший безмозглый долбоеб, полез в драку с тем бугаем и порвал свое чертово пальто. Ах да, это я утопил его в унитазе и залил ебучей водкой. — Нет, милейший, виноват здесь я. Но хуйня, дорогуша, в том, что ты мог просто оставить меня в машине! — Джерард резко сел, злобно смотря на брата. Он долбанулся головой о какую-то выпирающую хероту на двери, когда садился, и его голова начала болеть. — Ох, иди к черту, — выдохнул Майки и остановил машину около мотеля. Они ехали слишком долго и совершенно точно нуждались в отдыхе. — Разве у нас есть деньги? — поинтересовался Джерард, чуть ухмыльнувшись. — Да, идиот. Я забочусь о наших финансах, чего не делаешь ты. Поднимай свою драгоценную пятую точку и пиздуй уже из машины, — Майки вылез из автомобиля, дождался, пока Джерард проделает то же самое и уперся к светлому зданию, краска в некоторых местах которого полностью облупилась. Мотель вообще не выглядел так, будто в нем можно находиться, но парням было правда абсолютно точно насрать. Парни сняли номер с двумя одноместными кроватями. Майки отправился в душ, а Джерард улегся на кровать не сняв даже ботинки и заснул еще раньше, чем его голова коснулась подушки. Ему снился лес в его темно-зеленом и коричневом цветах, почти полная темнота и что-то еще, кажется, фиолетово-красная комната, но он не помнил этого. Не помнил вообще ничего из того, что ему снилось, но помнил цвета. Яркие и отчетливо видимые. Джерард вдруг подумал о бабушке. Последний раз они виделись около года назад, если не больше. Он, наверное, даже соскучился по ней. Елена была замечательной. Она любила Джерарда, всего такого темного, с его кровавыми рисунками и вечным запахом сигарет от одежды, вещей в его комнате, от него самого; она любила Майки, нелюдимого и совсем неулыбчивого. Елена всегда была рядом, когда это было нужно, и Уэи были тихо ей благодарны. Наверное, им стоит заехать к ней как-нибудь. А может, прямо сейчас. Джерард подумал об этом и снова заснул. Он правда всегда хотел спать от вечных недосыпов и литров алкоголя. Он либо набухивался, либо блевал, либо вел машину, и правда не помнил, когда последний раз высыпался. Может, полгода назад? Вряд ли он сможет ответить. Майки вошел в комнату, заметив, что Джерард еще спит, взял бутылку пива и уселся на кровать, открыв ее. Он не спал этой ночью, но, в общем-то, как всегда. Его мучила бессонница уже некоторое время, но он не мог с ней справиться. Майкл сомневался, что сможет вести машину в таком состоянии, а им надо бы сваливать уже. Давно пора, на самом-то деле. Обычно они задерживались в городе более чем на сутки только в том случае, если им правда нужны были деньги. Они торчали тут слишком долго. Майки снял ботинок и кинул в Джерарда, и последний резко сел, тупо вылупившись на Майкла. Майки пожал плечами, сделал три больших глотка пива, поставил бутылку и схватил свою куртку со спинки стула. — Поднимайся и вали к машине, — сказал он, забрал ботинок и исчез за дверью. Майки стоял около автомобиля, когда на парковке показался Джерард. Его волосы буквально торчали в разные стороны, он вообще выглядел так, словно не понимал ни черта из того, что происходит, хотя ничего и не происходило. Майки кинул ключи Джерарду, и они прилетели прямо ему в лоб. Джерард подумал, что сегодня явно не его день, раз уже второй предмет за последние полчаса прилетает ему в лицо. — Неплохо было бы съездить к Елене, ну знаешь, — старший Уэй небрежно поправлял спадающую на глаза челку и пытался закурить. Сигарета переломилась пополам и упала прямо в лужу. Небо затягивали тучи; было так темно, будто уже наступил вечер. Джерард любил такую погоду. Она казалась ему несколько поэтичной, наверное. Он достал последнюю сигарету из пачки и, чертыхнувшись, закурил. Джерард сел в машину, Майкл ебнулся головой, когда закрывал дверь, а потом не совсем удобно лег на заднее сидение. Он хотел отрезать свои чересчур длинные ноги. Майки любил путешествовать. Они побывали в огромном количестве маленьких и почти никому неизвестных городов, и ему безумно нравилась мысль об этом. Ехать в чертов Ньюарк было неебически долго, и Майки правда пытался уснуть, но мог лишь смотреть в окно и абсолютно ни о чем не думать. Он видел поля, длинную серую линию асфальта и каждую трещинку на блядской дороге. Они останавливались несколько раз, но Майки вообще не помнил этого. Не помнил то, о чем они с Джерардом говорили; помнил тучи на небе и леса, поля, что-то еще. Вроде бы они сбили животное. В какой-то момент он даже отключился и уснул, а потом открыл глаза и увидел небольшой серый домик, абсолютно ничем не выделявшийся среди такой же кучи домов на окраине города, и понял, что скучал по нему очень сильно. Они вышли из машины и зашли внутрь. Из кухни пахло чем-то вкусным — оладьями или домашним печеньем, а еще молоком. У Елены дома всегда пахло земляникой и чем-то вкусным. Было ощущение, что они вернулись домой, но, в общем и целом, это не являлось правдой. — Ба? — крикнул Джерард, поднимаясь по лестнице наверх. Из кухни вышла Елена в своем зеленом платье, доходящем до щиколоток и в фартуке, с туго завязанными в хвост седыми волосами, ее руки были испачканными в муке. Она смотрела на парней, удивленно приподняв брови. — Будьте добры, молодые люди, потрудиться объяснить, почему вы не приезжали больше года и какого черта вы стоите сейчас здесь? — женщина нахмурилась и направилась на кухню дабы продолжить делать домашнее печенье. Соседские детишки очень любили ее стряпню. Парни прошли за ней. Джерард уселся на стул за столом, а Майкл остался стоять, подперев спиной косяк. — Ты разве не рада? — поинтересовался Майки, ковыряя ногтем дырку на своей футболке и делая ее больше. — Я хочу надавать вам по ушам, а после этого крепко обнять. В целом и полностью, я рада, что вы приехали, маленькие засранцы. — Ба! — прохныкал Джерард. У него появилось ощущение, будто ему снова девять лет, и он резко захотел разбить свое лицо об стену. Елена отряхнула руки от муки, сняла фартук и подошла к Джерарду, дала ему подзатыльник, а затем заставила подняться и обнять ее. Майки подошел добровольно, но тоже получил по голове, а потом и объятия. *** Поднявшись в свою старую комнату наверху, Джерард не мог понять, что чувствует. Это была смесь ностальгии и ненависти к этому помещению, где он когда-то проводил большую часть времени. Где он рисовал, разговаривал с Майки ночами, когда не мог уснуть, где он слушал свою любимую музыку и набирался знаний из книг. Он помнил все это, но не мог понять. Он любил и ненавидел эту комнату, пол которой был до сих пор заляпан кровью в некоторых местах. Джерард напивался с кем-то, дрался и тащился домой, а потом пачкал кровью темные деревянные доски, валяясь в самом дальнем и темном углу, дожидаясь Майки, который прямо сейчас спал на своей кровати. Джерард не понимал и не стремился к этому. Он просто стоял там и думал о том, что ему необходимо прогуляться. Он взял свой рюкзак, огромные наушники и кассетный плеер, тихо спустился вниз, изо всех сил стараясь вспомнить, какие из досок скрипят и пытаясь не разбудить Елену своими шагами. Джерард обул свои грязные ботинки и вышел на улицу. Дверь тихо скрипнула. На улице было чуть теплее, чем пару дней назад, но вся еще слишком холодно, чтобы щеголять в одном свитере и старой джинсовке, разорванной в некоторых местах. Он не боялся заболеть пневмонией или замерзнуть, он боялся, что его не окажется дома. Джерард шатался по улицам, слушая что-то из The Smashing Pumpkins, около двух часов, и замерз довольно сильно. Решив-таки наведаться в гости к Фрэнку, он поплелся вниз по улице, размышляя о дерьмовости кофе Елены, который она совершенно не умела готовить, о его сломанном любимом карандаше и том, что Пикассо был просто ебанутым, а не гением. Дом Фрэнка стоял почти в самом конце улицы. Он мог быть на концерте этой своей хуевой группы, которую он создал еще лет пять назад, мог просто напиваться в каком-то баре, мог быть в гробу и вообще где угодно, но Джерард медленно продолжал идти. Их с Майки всегда было двое, но иногда появлялся Фрэнк, своей улыбкой ломая все планы Джерарда о том, как лучше продолжать свое саморазрушение, по какой методике заниматься самобичеванием и какого монстра из его кошмаров стоит нарисовать на бумаге мягким карандашом, который вечно размазывается и ужасно раздражает. Фрэнк умел играть на гитаре и на барабанах, славился своими бунтарскими, но обычно лишь ебанутыми поступками, не был красивым, умным, талантливым. Не был начитанным, за всю свою жизнь не посмотрел ни одного фильма, который не являлся бы ужастиком или триллером, ненавидел искусство и не умел красиво говорить. Он был прекрасным в своих зеленых глазах, в искренней улыбке и в грязных волосах; в своих обгрызенных под самый корень ногтях, в вечно разбитых костяшках на руках, в грязных кедах, чья подошва ужасно протерта. Был прекрасным в своей неидеальности, ненависти ко всему миру и в безграничной доброте к каждому, кто не посылал его нахуй, или хотя бы относился не как к гребанному куску дерьма. Был собой, был никем, был потрясающим. Джерарду нравилось то, что он, несмотря на свою буквально врожденную агрессию, довольно хорошо относился к нему и к Майки, да и Елена была понимающей и закрывала глаза на каждое матерное слово, случайно слетавшее с его уст в ее присутствии. Джерарду нравилась комната Фрэнка, в которой было тепло и уютно. Они никогда не были друзьями или чем-то большим, и, ого, Уэй даже не скучал по нему. Ему было просто необходимо побывать в атмосфере неебического срача, который царил комнате ярого фаната Misfits и всякого трэша. Войти в дом через дверь не представлялось возможным, так как Джерард мог разбудить кого-нибудь своими шагами. Убрав наушники в рюкзак и взяв с земли пару камешек, парень стал обходить дом и силился вспомнить с какой стороны находится комната Фрэнка. Он правда надеялся, что Фрэнк был дома. Он кинул самый тяжелый, хоть и не особо огромный камень, в окно, которое, по его расчетам, должно принадлежать Фрэнку. Удар был сильным. Зажегся свет в окне на втором этаже, тяжелые темные шторы непонятного цвета кто-то раздвинул. Окно открылось, и из него вылезло чье-то лицо. Джерард замер на месте. — Эй, кем бы ты ни был, гребанный ублюдок, съеби с моей лужайки! — Фрэнк был явно очень зол. Джерард предполагал, что тот опять спал часа по четыре или три в сутки. Любой бы не обрадовался, приди к нему посреди ночи какой-то мудак, кинувший камень в окно. А невыспавшийся Фрэнк был еще более агрессивным, чем выспавшийся — Айеро? — спросил Джерард, отойдя на пару шагов назад. — Нет, блять, ебаный Глен Данциг! Уэй захихикал, смотря Фрэнку куда-то в область глаз, но не видя их. — Подожди, Джерард? Придурок, ты мог придти не ночью? — по тону Айеро было ясно, что тот все еще в ярости от того, что его разбудили, но это хотя бы были не чертовы скинхеды, которые жаждали убить его, а это уже хоть что-то. — Могу я подняться? — поинтересовался Джерард, приподняв бровь. — Нет, но можешь сходить нахуй, — ответил Фрэнк и исчез где-то в своей комнате, оставив окно открытым. Свет погас. Из окна что-то вывалилось. Джерард разглядел в этом что-то веревочную лестницу. Он быстро залез наверх и, затащив лестницу внутрь, спрыгнул с невысокого подоконника. В комнате было невероятно темно и Джерард сделал несколько шагов, споткнувшись два раза об свои ноги и три раза о всякого рода хуйню, которой, он уверен, на полу было много. Что-то справа от Джерарда растерянно вздохнуло и устало прошептало: «Бля». Джерард повернулся и разглядел очертания небольшой кровати в темноте, протер глаза и завалился на нее. Что-то хрустнуло в рюкзаке. Фрэнк чертыхнулся. — Долбоеб, на кой-черт ты вообще приперся? Я спать хочу, — Айеро, в общем-то, перехотел спать, но переставать ныть об этом и не выбешивать Уэя было выше его сил. — А давай съебемся? — Джерард сел и снял рюкзак, положил его рядом с кроватью и лег обратно. — Куда? — Уэй как был непредсказуемым придурком, так им и остался, но свалить с ним куда-то в солнечную Калифорнию Фрэнк был отнюдь не против. Это куда лучший вариант развития событий: он либо уедет куда-нибудь, либо до конца дней будет гнить в Джерси, который он не столько ненавидел, сколько просто испытывал неприязнь к знакомым улицам в этом городе, к подворотням, в которых он вполне мог сдохнуть от передоза, к стремным барам, в которых когда-то набухивался и трахал не особо-то нравственных девушек из католических школ, о похождениях которых родители и не подозревали. Его просто тянуло блевать. — А куда ты хочешь? — вопросом на вопрос ответил Джерард, прикрыв глаза. Он совершенно точно не хотел спать, но атмосфера была слишком уютной и умиротворяющей; здесь, в комнате, засраной всяким старым хламом вроде аж трех побитых и повидавших жизнь гитар, чертовы комиксы, книги с вырванными страницами, огромное количество тетрадей с текстами песен и небольшими, до жути кривыми и ужасными, зарисовками всяких чуваков-зомби из фильмов. Все это создавало свою, неповторимую и немного странную, атмосферу хаоса и это притягивало Джерарда. Ему правда нравилось там. — В Вегас или Нью-Йорк, но разве это имеет значение? — ответил Фрэнк, подвинувшись чуть ближе к Джерарду, но не нарушая его личного пространства. И Джерард сказал, что это и правда совершенно неважно. Фрэнк поднялся с кровати, взял три книги с полки, несколько самых любимых комиксов, пару толстовок и футболок, нижнее белье и любимые джинсы, кое-как запихнул все это в рюкзак, а затем бережно засунул гитару в чехол и, накинув куртку, посмотрел на Джерарда. Уэй был удивлен тому, как это гребанный карлик быстро собрался, потому что, ей богу, обычно он ждал его часами, а затем спустился по веревочной лестнице вниз. Фрэнк кинул в него рюкзак, который прилетел прям в лицо Джерарду, и он правда возненавидел Айеро. Фрэнк аккуратно спустился и, даже не позаботившись о веревочной лестнице, свисающей из открытого окна и о родителях, что спали на первом этаже, схватил Джерарда за руку и быстро пошел по улице в сторону дома Елены. Джерард довольно быстро забрал свои вещи, в темноте, не видя почти ничего, нацарапал карандашом на бумажке пару слов и вышел из дома. А потом они просто уехали, послав нахуй абсолютно все и всех. Но Джерард абсолютно точно знал, что еще вернется в этот дом.