Плен твоих фантазий

Автор выражает благодарность за помощь с этой главой Ichbinda и taai за наводку.

Память о тебе, как жвачка в волосах, И видимо, слишком глубоко в башке застряли корни. Холодно в аду, нечем дышать на небесах, Вселенной больше нет, но я о ней зачем-то помню. Мне бы этот прибор с яркой вспышкой из фильма «Люди в черном». Я бы выкрутил реле на максимум и вообще все подчистую стер бы. Очутился бы в незнакомом месте, ничего не понимая, не зная, кто я, Лишившись потребности глушить препаратами фантомные боли. Я бродил бы бесцельно по городу, ставшему вдруг спасительно чужим, Не чувствуя зажимов подреберья. Свободный, как выпущенный джин, Которому нет больше нужды рвать на себе волосы, пытаясь осуществить Невыполнимые желания собственного внутреннего голоса. Я написал бы себе записку с просьбой не пытаться узнать о прошлом, Во избежание возможных рисков наврал бы в ней сам себе безбожно. Если бы я кого-нибудь встретил, кто напомнил бы мне о забытом, Я нажал бы еще раз на кнопку. Это так просто: «Вкл.» — «Выкл.». Жвачка (с) Noize MC feat. Mewark

Если бы Карлот Дирс была мужчиной, то Билл бы приложил все свои силы, чтобы она стала его. Наверное, впервые в жизни он испытал тягу к женщине. К очень красивой и стильной женщине. Если честно, он бы, может быть, даже пересмотрел свои взгляды, лишь бы оказаться с ней в одной постели. Странно, что за несколько лет учебы он ни разу не обратил внимания на их университетсткого психолога — потрясающую женщину лет тридцати. А между тем Лота была чудо как хороша — миниатюрная и хрупкая, но харизматичная и с глубоким бархатным голосом, от которого Билл вот уже два часа «писал кипятком», выражаясь подростковым сленгом. Голос завораживал и заставлял его течь, как сыр в фондюшнице. Лота, в свою очередь, как тот самый сыр, обволакивала его сознание, и Биллу стоило огромных усилий удерживать нить разговора в заданном русле. «Гении и безумие» — так назывался его новый доклад к «Истории литературы», по которому, собственно, Билл и умолил фрау Дирс, «можно просто Лота», дать несколько комментариев. Билл сидел перед ней в виде образца идеальнейшего мальчика-ботаника, фактически эталонный вариант, — безукоризненные простенькие брючки с идеальными стрелочками, наичистейшие слипоны, белая футболочка и плюшевая бежевая толстовка Тома, зализанные назад волосы и очки с нулевыми диоптриями в тонкой оправе, ни грамма косметики или украшений, никакой манерности, только вопросы по существу и максимальная заинтересованность и открытость. Лоте благочестивый юноша тоже пришелся по душе. Она, судя по всему, вспомнила всё, чему ее учили в меде, и теперь вываливала на Билла тонны информации, обильно приправляя их всевозможными умными словами — терминами. Ему ж оставалось только фильтровать услышанное и правильно направлять психолога в нужное русло. — То есть чаще всего мы имеем дело с шизофренией? — уточнил он. — Да, это может быть маниакально-депрессивный синдром или биполярное расстройство личности, различные фобии или даже аутизм в той или иной мере. — Мне еще мама-невропатолог говорила, что шизофрения и гениальность рядом ходят, — вздохнул Билл. — А как называется, когда видишь галлюцинации, которые тебе кажутся совершенно реальными, как будто ты живешь в их мире? Я слышал, что русский писатель Гоголь был подвержен такому. И вот еще один пример. — Билл заглянул в блокнотик и прочитал: — «Прототип главного героя оскороносного фильма «Игры разума» математик Джон Нэш всю жизнь страдал паранойей. У гения нередко случались галлюцинации, он слышал посторонние голоса и видел несуществующих людей»*. Я читал, что он научился жить с этим, и даже обманул врачей, когда его принудили к лечению. — Оооо, — расцвела Лота. — Здесь мы имеем дело или с парафренией*, или с онейроидом*. Билл старательно зафиксировал непонятные слова в блокнотик. У него их был уже целый столбик, и все они идеально подходили для ношения в существующей реальности. На столе Лоты лежал его телефон и записывал их беседу. — Парафренный синдром — это когда у человека бред преследования, галлюцинации и аффективные расстройства. Одновременно с идеями о преследовании у больного есть четкое убеждение в собственном могуществе и власти над миром, вследствие чего он считает себя управителем всех богов, солнечной системы и так далее, — как на экзамене протараторила она заученный несколько лет назад материал. — Под влиянием собственных бредовых идей человек может говорить другим, что он создаст рай, изменит климат, перенесет человечество на другую планету. Сам человек ощущает себя в центре грандиозных, якобы происходящих с ним событий. — Хм… Кажется, добрая половина политиков страдает этим синдромом. Хотя я бы назвал это манией величия, — закусил кончик ручки. Охренеть… Если бы Билл пошел со своим воображаемым другом в «другой мир», дабы вершить «великие дела», то у него явно был бы парафренный синдром. Он заставил себя улыбнуться и обворожительно посмотреть на Лоту. Ноги были ватными, а руки от волнения чуть подрагивали. — Не, мания величия — это когда ты сам себя считаешь великим и исключительным. А тут миссия! Понимаешь, разницу? Билл кивнул. Слава всем богам, что она не замечала его напряжения. — А о-не-ро-йд? — прочитал по слогам. — Онеройд — это что? — Онейроидный синдром похож на парафренный. Это помрачение сознания, бред, по структуре близкий к мистическому или апокалиптическому бреду. Человек чувствует себя находящимся в центре борьбы сил добра и зла. Силы добра — бог, ангелы, «хорошие» инопланетяне — в галлюцинациях «посылают» человеку позитивные сообщения, а силы зла — черти или «злые» инопланетяне — негативные. И они же, эти голоса, человеком управляют. Кстати, именно так многие преступники косят под больных. — Лота сделала страшное лицо и замогильным голосом произнесла: — Мной управляли черти, поэтому я всех убил. — Билл рассмеялся. — В тяжелом случае пациент уходит в себя и не возвращается, живет в своих фантазиях, а в более легких вариантах — может выныривать в действительность. — Сложно-то как, — сокрушенно покачал Билл головой. Твою мать! Как же он так вляпался… Это же как-то лечится, да? — А это вообще лечится? — Медикаментозно, но снимается только острое состояние. Ремиссия может длиться достаточно длительное время, но никогда не знаешь, когда болезнь снова выстрелит. Если больной придерживается курса лечения, то, в целом, это все можно хоть как-то контролировать. Но… — женщина пожала плечами. — И в том, и в другом случае активность пациента в галлюцинациях существенно превышает его активность в реальном мире. — Словно добивала она его. Билл почувствовал, как холодок пробежал по загривку. В дурку он не хотел от слова совсем. Что же делать? — То есть, условно говоря, если бы у меня был воображаемый друг, который бы позвал меня в воображаемый мир, и я бы с ним пошел туда, то я бы был шизофреником с этим… Как его? Онейроидом? Лота рассмеялась. — Если бы ты при этом остался дома и выпал из реальности, ушел в себя и не вернулся, то да. А вот если бы ты ушел в воображаемый мир целиком, вместе с телом, а не только мозгом, то почему нет? — засмеялась Карлот собственной шутке. Между прочим, совершенно несмешной! — Но это, конечно, фантастика. Это больные люди… И они очень страшны. Когда я изучала в меде генетику, то наш преподаватель организовывала для студентов занятия по наследственным болезням в интернате для психических больных. Рассказывала один жуткий случай. Вроде нормальный парень. Женился, ребенок родился. Правда, родные замечали, что мог иногда подолгу сидеть и смотреть в одну точку, но в остальном все нормально было. Однажды пришел домой, обмотался проводами и включил их в розетку, а в комнате в манежике сидел ребенок, который потом говорил, что от папы дым идет... И это было счастье, что он сотворил это только с собой, а не с кем-то из близких. А могло и такое быть… Волосы зашевелились у него на голове. Билл, конечно, не зависал так вот, но вдруг… Что мешает ему прийти домой и обмотаться проводами? По сути ничего. Они с Лотой поболтали еще с час о том, о сём, о шизофрении и ее проявлениях, о жизни, об учебе и чрезмерной нагрузке, и Билл откланялся. Едва за спиной закрылась дверь, маска любознательного благочестия сползла с лица, обнажив мрачный тяжелый взгляд, морщинки на лбу и опущенные уголки губ. Ситуация оказалась гораздо хреновее, чем он думал. У него как минимум тот самый онейроидный синдром. Лота рассказала, что у синдрома четыре формы и пять стадий. У него, судя по всему, фантастически-иллюзорная форма, когда реальность переплетается с иллюзией и в итоге переходит в парафренный бред. Хотелось спрыгнуть с моста. Воображаемый друг, в реальной толстовке которого Билл сейчас разгуливал, оказался обычной совершенно невоображаемой шизофренией. Когда его крыша потекла, кукушка сдохла, а мозги выпали в астрал? Из-за чего? Что стало катализатором? Неужели выходка чертова Бена так подействовала на его хрупкое сознание, что на помощь ему пришел воображаемый друг с воображаемыми друзьями. Билл вспомнил, как вчера занимался с Томом сексом там, в лесу. И это был реальный секс, а не воображаемый, потому что он несколько перестарался в своей активности и теперь задница болела совершенно натуральным образом. С кем тогда он трахался, если не с Томом, которого вроде как не существует? Мог ли он в лесу… оттрахать себя веткой? Да, ну! Бред! Тогда кто был снизу, и из-за кого у него болит задница? — Онейроидный синдром, — мрачно проговорил Билл, вслушиваясь в слова. — Надо понять, существовали ли Майк и Георг для начала. Если они существуют, то поговорить с ними. Если и они знают Тома, то… Он спустился в столовую. Взял салат, апельсиновый сок и сандвич с ветчиной. Есть вообще не хотелось, но Билл понимал, что голодный обморок ему совершенно точно не нужен. Еще утром, лежа в постели, он прислушивался к себе и своим мыслям после вчерашнего. Мыслей не было ни одной. Он ощущал себя пустым сосудом. Раздавленным и уничтоженным. Выпотрошенным. Но голова при этом оставалась ясной и чистой. Он быстро придумал, как получить консультацию по поводу своего состояния, не вызвать ненужных вопросов и не заплатить при этом ни цента. Собственно, консультацию он получил. И он не мог сказать, что услышанное ему понравилось. Да, вся ситуация напоминала абсурдный дурной сон или приступ шизофрении в паре с галлюцинациями, но… Он забил в поисковик на телефоне — онейроид. Гугл сообщил, что «онейроидный синдром, оно же шизофренический делирий, — это разновидность психического расстройства, при которой человек путает реальность с галлюцинациями, подобными грезам, при этой патологии возникают яркие картины в воображении, которые могут частично строиться на основании реальных предметов и людей (например, обычные двери кажутся «вратами в иной мир», а прохожий «посланником в доспехах»)». Нет, тут что-то не сходилось. Его подергивало от одного момента, который никак не ложился на легенду об онейроиде, — в домике Кота была кошачья шерсть, натуральная, черная, кошачья шерсть. И на холодильнике тоже была кошачья шерсть, а на подоконнике все также остались следы кошачьих лапок. И одежда Тома пахла Томом. Это был не запах Билла. Это была туалетка Тома. И этой туалетки в квартире Билла не было. И трусы Тома он утром достал из стиралки, когда распределял белье на темное и светлое перед стиркой. И это были именно его, Тома, трусы, потому что у Билла таких никогда не было. Он предпочитал все оттенки черного в боксерах, и никогда бы не надел светло-салатовые труселя в белый горошек. Он даже вспомнил свою реакцию на них — удивление и хихиканье идиотскому виду. И Том еще утром закинул их в стиралку — Билл это лично видел, собственными глазами. Да-да, вот этими глазами, которыми он сейчас пялится на салат не первой свежести. И задница опять-таки болит по-настоящему, реально… Что делать? Какая-то слишком реальная шизофрения получается. — Билл, привет, — напротив сел… — Майк? — поперхнулся Билл и вытаращился на него во все глаза. Парень оглянулся по сторонам, пытаясь понять, чем вызвана такая бурная реакция. — Ну. — Ты здесь? — А где я должен быть? — Ну, то есть ты существуешь? Майк удивленно глянул на него и криво улыбнулся. — Ты сегодня странный, Билли. У тебя все хорошо? Билл моментально сориентировался. — Забей, я что-то плохо спал сегодня. — Океюшки, — резануло слух любимое слово Тома. — Я хотел спросить. Помнишь, ты говорил, что вы с Томом, — удар поддых, — сделали доклад по языковым нормам? — Ну? — Билл не очень помнил, что кому-то говорил об этом, но доклад Том реально сделал. Насколько шизофрения вообще может быть реальной и что-то делать. — Можешь мне его показать? Я сделал на эту же тему и не хочу, чтобы мы пересеклись. А так как вы, — и опять ножом по сознанию, — его уже закончили и сдали, то я бы хотел посмотреть и свой скорректировать. Вдруг у нас одни и те же источники. Ты же знаешь, как она придирается… Ты не бойся, я списывать не буду. Я бы у Тома попросил, но его нет сегодня. Не знаешь, где он? Я его вчера убил, — скользнуло в голове. Вспыхнуло яркой картинкой — растерзанный и истекающий кровью дракон на поле боя в окружении множества убитых драконов. Забыть! Не думать! Запретить! — Нет, не видел. Мы вчера поругались. Думаю, что он в общаге. Майк замялся. — Я хотел к нему зайти, но… Ладно, хорошо, зайду после занятий. — Майк, а дождись меня, пойдем вместе. Хочешь? Пожалуйста. — Да, хорошо. Как скажешь. Я зайду за тобой. Спасибо! — Майк встал и быстро покинул столовую, словно боясь, что Билл передумает делиться с ним докладом. Билл остался наедине со своими мыслями. Вопросов стало еще больше. Том действительно делал тот доклад. Но… Он остался на разбитом ноутбуке. И, судя по всему, погиб вместе с ноутбуком… Холодок пробежал по спине, когда он вспомнил, как писал те злополучные абзацы. Пальцы были словно чужими, ими как будто управляли. Черт возьми, а может это парафрения? Телефон. Поисковик. Парафренный синдром. «Парафренический синдром считается самой тяжелой степенью бредового расстройства, в которой находят свое отражение и параноидальные идеи, и преувеличение своей значимости на фоне мании преследования. Первыми признаками, по которым можно определить, что у пациента имеет место парафренный синдром, считается наличие трех составляющих: разнообразных бредовых идей, которые зачастую систематизированы и включают в себя мании величия и преследования, а также бред воздействия, когда человек ощущает мнимое участие со стороны; галлюцинаций и псевдогаллюцинаций (видения, оторванные от реальности, несуществующие персонажи и места), психического автоматизма, когда собственные мысли и поступки осознаются пациентом как внушенные или навеянные извне, который идет параллельно с бредом воздействия». Час от часу не легче. В любом случае, рукопись уничтожена и больше нет необходимости ничего писать, а для госов он придумает что-нибудь другое. Стоп! Телефон! Билл открыл сохраненные файлы на телефоне и решительно все удалил. Вот теперь точно всё. Бороться с шизой он будет так — не думать, не писать, не фантазировать. Отгонять любую мимолетную мысль о том мире и Томе. Кот? Возможно, кот у него был. Просто он на психе на него наорал, тот испугался и убежал. Не страшно. Вернется — хорошо. Нет — Билл плакать не будет. Том? Нет. И Билл плакать не будет. За два дня в его голову не пришло ни одной мысли о другом мире и Томе. Билл старательно прислушивался к себе, но сосуд сознания все также оставался пуст. Мир, который жил в голове всю его жизнь, был реален, осязаем, имел запахи, вкус и массу цветов, словно стерся, навсегда залипнув на том черном поле в разрушенном мире. Стоп-кадр. Страшный. Черный. Холодный. Устав от собственной пустоты, Билл решил сменить прическу. Если уж у него началась новая жизнь, то пусть будет и новая внешность. Он нарастил черные волосы и накрутил белые тонкие дреды. Потом кардинально убрался дома, выкинув все принадлежности Кота и вещи Тома. Физическая работа отвлекала от пустоты. Он просто ни о чем не думал в тот момент, старательно выгребая следы чужого присутствия. Вместе с Томом и Котом из жизни ушло что-то важное и дорогое, что-то светлое и теплое, погрузив его в серый мир без радости и удовольствия. Майк, с которым они в тот день ходили в общагу, «зацепился» с кем-то языком в коридоре, и у него резко изменились планы. Билл же бесцельно побродил по этажам, с ужасом понимая, что не помнит номера комнаты Тома, потом вышел на улицу и пошел слоняться по многолюдным улицам, старательно избегая переулков. Ему нравилось это одиночество в толпе. Не нравилась только пустота в голове и душе. Абсолютная пустота. Может, обратиться к врачу? Пусть назначит лечение. Может быть, станет легче… В интернете написано, что десять процентов больных после лечения возвращаются к обычной жизни. Так может и ему попытаться? Может, повезет? Может, получится забыть? Хотелось собрать листья, разбежаться и прыгнуть… Под грузовик. Подходя к дому, он поймал себя на мысли, что глазами ищет своего Кота. Заметил, как соседские кошки играют на солнышке. Грустно улыбнулся. Отметил взглядом, что окно на кухню все также приоткрыто. Сердце болезненно сжалось — может быть вот сегодня, сейчас, он переступит порог своего дома и его встретит Томариэль… Нет! Стоп! К черту! Кота зовут Кот! Ничто ему не будет напоминать о Томе! Даже это дурацкое имя — Томариэль! Вычеркнуть его из памяти! Стереть! Уничтожить! Красивое имя у его Хранителя… Томариэль… — Онейроидный синдром! — жестко повторил Билл и категорически запретил себе думать о Томариэле. Кот не ждал его. В квартире никого не было. Она встретила его чистотой и темнотой. Это все надо просто пережить. Не отчаиваться. Не переживать… Просто взять себя в руки и пережить. И еще надо завести собаку. Собака будет его любить, в отличие от кота. Билл в одежде завалился на кровать и включил телевизор. Ничего не хотелось — ни есть, ни спать, ни думать. Он пустой сосуд. В нем не осталось ничего, кроме огромной зияющей дыры в душе и черноты в сознании. Он вынырнул из черного тревожного сна на рассвете с четким ощущением, что в квартире кто-то есть. Нос уловил запах кофе. До слуха донеслось звяканье ложки о чашку. — Том! — безумно обрадовался Билл и распахнул глаза. По комнате шарилось несколько кошек. Черные кошки. Штуки четыре или пять. Нет, не холеные мейн-куны, а обычные дворовые черные кошки или коты, мелкие и какие-то гладкие, потрепанные. Какие-то бандитские кошки. И глядя на них, Билл видел и их… истинный облик? Черные существа, похожие на варанов. Про этих мега-ящериц из Индонезии он знал не очень много — они медлительные, но их укус ядовит. Как в его рукописи… Только у комодских варанов нет крыльев, а у этих есть. Всё, у него крыша поехала. Обострение началось. Если не обращать внимания на глюки, то сколько он продержится? Есть ли смысл звонить врачам? Или, если осознать проблему, она сама рассосется? — Онейроидный синдром! — сказал Билл кошкам и тряхнул головой. Кошки-вараны не исчезли. Они отреагировали на звук — с интересом посмотрели на севшего человека, не проявив при этом никакой агрессии. Вот только вели они себя странно, не как нормальные кошки. И уж точно не как вараны. Животные осознанно следили за ним и как-то рассосредоточились по комнате. Если бы Биллу надо было кому-то перекрыть путь, он бы встал точно так же, как встали эти подозрительные кошки-вараны. А кошки ли? — Мания преследования, — вздохнул Билл и еще раз запретил себе обращать внимание на кошек. Вот только запах кофе и звяканье ложечки было самым что ни на есть настоящим. Он вышел на кухню и остолбенел. Фрау Смок готовила на его плите его кофе в его турке, помешивая напиток его ложкой. — Доброе утро, Билли, — доброжелательно улыбнулась женщина. Билл моргнул и… снова увидел ее драконом! Он с удивлением отметил, что перед ним стоял дракон совершенно другого уровня, что ли… Фрау Смок была похожа на дракона, которого он видел в лесу, только гораздо меньше размером (мини-лайт-версия Томариэля), более тонкая и изящная, но не менее опасная. Всего мгновение, а потом она опять превратилась в женщину в нежно-бежевом шелковом платье, идеально сидящем по фигуре. Золотистые волосы художественно заплетены, прядки-завитки выбиваются у висков. Эльвенэль-человек оказалась божественно прекрасной. Какого хрена тут происходит? — Исчезни, шмара страшная, — рявкнул он на гостью. — Онейроидный синдром! Я не поддамся тебе! Фрау Смок удивленно глянула на хозяина. — Какое странное заклинание ты используешь, Творец. Смешное очень, — дернула плечом и вернулась к кофе, который чуть не убежал. — Кстати, у тебя прекрасный кофе. — Она сняла турку с огня и налила напиток в чашку. — Хочешь? Тут еще осталось. Я поделюсь. — Проваливай, — буркнул Билл и щелкнул клавишкой чайника. — Ну-ну, не будь букой, — рассмеялась она. Достала вторую чашку. Вылила в нее остатки. — Он не отравлен. Добавить молоко? Мне не очень понравилось портить этот божественный напиток молоком, но вы, люди, так любите. Ах, я буду скучать дома по кофе. Знаешь, подсела, да. И шоколад! Мммм! Горький с орешками. — Рядом с чашками появилась плитка дорогущего бельгийского шоколада с орехами. Билл в магазинах на такой даже не смотрел. — Я сказал, исчезни, уродина. Тебя нет, ты не существуешь. И шоколад свой тухлый забери. — Хм… Не хочу тебя разочаровывать… — Пошла вон! — психанул Билл, схватил со стола чашку и плеснул содержимым в гостью. Фрау Смок тут же вскинула руку… И перед ней возникла невидимая преграда. Кофе благополучно ударился о нее и… Завис коричневой кляксой с черными крупинками. От удивления Билл протер глаза. Твою ж мать! Что это? Как это возможно? — Ты не существуешь… Ты — онейроидный синдром, шизофрения. Такого не бывает, — пробормотал он, глядя на то, как застывшая клякса пошла трещинами и осыпалась на пол двумя ложками кофе, не причинив женщине никакого вреда. — Ты испортил мне завтрак, — надула губы фрау Смок. Улыбнулась широко: — Ладно, выпью твой кофе. — Ты не существуешь, — прошептал Билл, глядя то на пол, на котором рассыпался кофе, то на женщину, то на пришедших на кухню пять черных кошек. — Это все шизофрения. Он медленно пошел в комнату. А за ним хвостом потащились кошки. — Я сошел с ума, — причитал Билл, перекладывая вещи с места на место и мерно раскачиваясь из стороны в сторону. — Я сошел с ума. Болезнь прогрессирует. Надо вызвать врачей и попросить их вылечить меня. Я не хочу становиться шизиком. Не хочу… Фрау Смок появилась в дверях. В одной руке у нее была чашка с кофе, в другой — плитка шоколада. Она наблюдала за ним. Наблюдали за ним и пять кошек, снова распределившиеся по комнате таким образом, что все пути отхода оказались отрезаны. Билл заметил всё это краем глаза и окончательно напрягся. Происходящее было слишком реальным, чтобы принимать его за галлюцинацию. И чувство опасности зажглось в голове красной лампочкой. И тело напряглось, как перед ответственным рывком, словно он стоит на старте на стадионе и ждет сигнала, чтобы рвануть с места. Доев шоколад и передав пустую чашку кошке, которая схватила ее передними лапками и на задних ловко побежала в сторону кухни, женщина подошла к креслу, в котором любили сидеть Том и Кот. — Оно пахнет Хранителем, — улыбнулась фрау Смок, проведя рукой по спинке. Билл покосился на нее, но бездумно перебирать вещи и раскачиваться не перестал. Драконы чувствуют запах за многие километры. И она подошла именно к тому креслу, в котором любили сидеть Том и Кот. Не к ближнему к себе, а именно к этому — в глубине комнаты. И он периодически видит ее драконом. А галлюцинация ли это? Стоп. Давай сначала. Как она попала сюда? Окно. Он оставил открытыми окна на случай, если Кот вернется. Если бы «вараны» превратились в собак, то не смогли бы запрыгнуть в окно. Они могли бы залететь птицами, но это неудобно с точки зрения нападения. А люди, которые лезут под утро в чью-то квартиру через окно, привлекли бы ненужное внимание. Кошка — самое оптимальное существо для этой операции: прыгучесть, агрессия и беспалевное передвижение по улицам города. Это что же получается — у него в квартире в самом деле Эльвенэль со своими драконами, и они пришли его убивать? Это не глюки? Том же предупреждал об опасности, просил не ходить в уни, говорил, что она найдет его убежище по запаху… Твою же мать… Ты не шизофреник, Билли, ты законченный дебил, собственными руками убивший своего единственного защитника. — Это был славный бой. Спасибо, что помог нам, Творец. — Она перешла на доверительный шепот: — Между нами, твой Хранитель был так себе. Мальчишка. Будь Великий Маг мудрее, он бы создал для тебя хранителя за несколько лет, чтобы к твоему рождению тот возмужал… А так… Ох, да что там говорить. Логичный конец никчемного дракона. — Ты не существуешь, — тихо произнес Билл, с ужасом осознавая, что влип по-черному. — Не существуешь. Не существуешь. Не существуешь. Не существуешь. Ты — шизофрения. И ты не существуешь, — монотонно бормотал он, раскачиваясь. Эльвенэль вздохнула и села в кресло. — Эк тебя повело, мальчик, — удручающе произнесла. — Вообще, я хотела тебя убить. Но сейчас даже не знаю. Думаю, что мой господин великий Эдгис и его мудрый брат Элхаон будут рады, если я доставлю Творца к нам во дворец. Ну и что, что безумный. Так даже веселей. Пусть они и решают, что с тобой делать. Наконец-то, мой долгий путь закончен. Хранитель мертв, Творец сошел с ума. Всё вышло даже лучше, чем мы предполагали. Можно возвращаться домой. Билл закрыл глаза и выдохнул, подняв лицо вверх. Он продолжал, как заклинание бормотать про то, что женщины не существует, и изображать из себя полного психа. Главное, не думать. Не позволять мыслям проникать в сознание и обретать форму. Если не думать, то враг, умеющий читать мысли и запахи, не раскроет его планов. Том что-то говорил про людные места. Том, пожалуйста, если ты существуешь, помоги! Спаси! Томариэль! Пожалуйста! Выручай! Хранитель, твой Творец, похоже, вляпался в историю по самые яйца, и сейчас его будут убивать самым что ни на есть настоящим образом! Помоги! Томариэль! Спаси! Сильный резкий запах перебьет его запах страха и паники. Кофе перебивает все остальные запахи. Значит, ему надо сварить чашечку кофе и ни о чем не думать. Билл решительно прошел мимо всех на кухню, отчаянно не смотря по сторонам. Кошки и Эльвенэль потащились за ним. Черт побери, если они и бред сумасшедшего, то какие-то слишком реальные для воображаемых существ. — Онейроидный синдром. Онейроидный синдром. Шизофрения. Вас всех не существует. Вы — глюки. Ты — глюк. Ты не существуешь. — Ну, перестань уже идиотничать, Билли. Пойдем. Нам надо до заката вернуться домой. Знаешь, как я соскучилась по дому? Я столько лет таскалась за твоим Хранителем по другим мирам, в надежде, что он когда-нибудь приведет меня к тебе. И он привел. — Ты не существуешь, — тихо шептал Билл, раскачиваясь сильнее и впадая в какой-то транс. — Не существуешь. Не существуешь. — В квартире они не смогут принять истинного облика, потому что она слишком тесна для них. Тем более, сразу шесть драконов. Они просто тупо застрянут в межкомнатных проемах, а этажи рухнут на них карточным домиком и раздавят к черту. Убить или причинить какой-либо вред Эльвенэль Билл тоже не сможет. Во-первых, она человек, и у него рука не поднимется ее убить. Во-вторых, что потом делать с телом? а если учесть, что потеряв контроль над магией превращения, дракон обретает свой истинный вид, то погибшая Эльвенэль и пять ее кошек опять-таки снова разрушат их дом и раздавят самого Билла. Господи, о чем он думает? — Ты не существуешь. Не существуешь. Ты — онейроидный синдром. Ты шизофрения. — Какие еще варианты? Людное место? Там запахи. Много запахов. Сбежать от них в людном месте — хорошая тема, кстати. Уксус? Он тоже отбивает запахи… Эльвенэль подошла к нему вплотную и протянула руку, чтобы взять за кисть. «Не позволяй ей дотрагиваться до себя», — прозвучал в голове голос Тома. Очень четкий голос Тома. Как будто сам Том ему только что это сказал на ухо. И Билл перехватил ее руку первым. Сжал запястье с силой и, глядя в глаза, прошипел: — Тардор! — В этом слове было всё — сила, ненависть, боль, власть, могущество, в нем не было лишь страха. Он не боялся ее. Он как будто прожигал ее кислотой этого странного слова, обладающего непонятной властью над драконами Эдгиса. Билл уничтожал ее всем своим естеством, всей скрытой в нем силой его древнего Рода, своей спящей памятью, своей дремлющей мощью. Эльвенэль зарычала, оскалившись, как бешеная лисица, дернулась от него в сторону, но Билл вцепился в тонкое запястье мертвой хваткой. К хозяйке на помощь метнулись черные кошки. Билл вскинул руку и, не глядя на них, рявкнул: — Крекхейм! И кошки… Испарились. Исчезли. Словно их и не было никогда. Эльвенэль попыталась его ударить, но Билл успел перехватить вторую руку. — Тардор! — шипел он сквозь жуткую ухмылку, наслаждаясь зрелищем — ее ломало, крутило, мышцы под пальцами сводило судорогами. Глаза в глаза. Она вырывалась. Билась, как попавший в силки зверь. Сопротивлялась. А он все рычал абсолютно нечеловеческим голосом: — Таррр — доррр… Драконесса странно изогнулась, видимо, собираясь обернуться и победить слабого человека. Он с силой тряхнул ее, не позволяя принять истинный облик. — Убирайся к своему хозяину и скажи, что я, единственный оставшийся в живых арктурианец Арктур Баэлан Альракор, Великий Творец и хранитель Рода, скоро приду за ним и спрошу за всё, что он сделал. Я и мой Хранитель Томариэль. — Он вернул тебе память? — всего на мгновение замерла женщина. Билл ядовито улыбнулся и прошептал ей в лицо тихим интимным шепотом: — Крекхейм, дорогуша. Эльвенэль исчезла. — Скатертью дорога, — выдохнул Билл, встряхивая руки. Ладони жгло так, как будто он опустил их в расплавленное железо. От боли хотелось орать во всю глотку. Он стиснул зубы. Твою ж мать. Что это было? Осмотрелся по сторонам. На столе стояли две пустые чашки из-под кофе и лежала обертка шоколада. Билл облизал кончик пальца и собрал крошки с бумаги. Поднес палец ко рту — шоколад. Отличный горький шоколад. Настоящий. Блядь… Он подорвался с места и быстро закрыл окно на кухне, пробежался по квартире, закрыв и остальные окна. Адреналин бил по башке палкой. Мурашки бегали по спине. Волосы на руках и ногах стояли дыбом. Нихера это никакой не онейроид и уж точно не парафрения. Его реально только что чуть не убила баба-дракон со своими прихлебалами. Билл нервно и нехорошо захихикал, от страха с ногами забившись в кресло Тома. — Том, пожалуйста, вернись. Ты мне очень нужен! — взмолился он. — Вернись! Иначе я сойду с ума со всем этим дерьмом. Услышь меня! Катастрофически тебя не хватает мне! Вернись. Ну, пожалуйста, Том.