Развороши наше былое

      Этот закат был символом чего-то вечного, важного, но тёрпкого, с налётом, как от забытого и совсем остывшего крепкого чёрного чая со вкусом яблока. Да, это был знак того, чего боялась каждая из нас обеих. По крайней мере, я была слишком уверена в собственной исключительности и надеялась на схожесть наших чувств и мыслей на этот счёт.       Так уж вышло, что я никогда не придавала значения громким замечаниям недовольных прохожих, когда мы целовались в парке, сидя на лавочке или лёжа на пледе под высокими раскидистыми деревьями. Не обращала внимания на косые взгляды женщин с детьми, смешки и комментарии подвыпивших мужчин, когда мы прогуливались по выходным вдоль набережной около тех клумб с анютиными глазками и бородатыми ирисами, что так нравились тебе, крепко держась за руки. А ты боялась, смущалась, не давала себя лишний раз потрогать и всё время отшучивалась. Моя отметка на руке болела. В те дни, когда я провожала тебя к родителям или к сестре, не получив поцелуй на перроне и затем получала порцию игнора на последующую ночь, она даже кровоточила.       Мне нравилось проводить с тобой время в моей-нашей квартире. Я любила то, как ты смело смотрела на меня, видя во мне желанную женщину и верную подругу, как мягко касалась моих губ подушечками пальцев, предварительно поцеловав их. Знаю, что выглядела как идиотка, но не могла отвести от тебя взгляд, с упоением слушая родной голос и незнакомые мне песни. Выпекая мой любимый вишнёвый пирог, выглядела очень сосредоточенной, серьёзной и такой… немного чужой. Вся в муке и сахаре, но с моей заколкой в рыжих волосах, в очках и зелёном фартуке, который я подарила тебе в прошлом году на четырнадцатое февраля. Ооо, а как ты демонстративно сердишься, когда я тихонько подсаживаюсь около тебя на твой любимый стул и начинаю поедать сладкое варенье или вытаскивать вишню из теста. Обычно получаю по рукам, но тут же ищу твои губы, оставляя липкие следы на твоей щеке.       А ещё замечала за собой, что любила целовать твои руки. К примеру, когда мы, объятые дремотой и приторной до горечи нежностью, лежали на диване и пытались что-то смотреть по старому телевизору. Монотонный шум старого сериала убаюкивал. Тепло твоего тела и ощущаемое полное спокойствие от близости друг друга… мне хотелось плюнуть на всё и отправиться в царство Морфея. Вот так я лежу на твоей груди, а ты лениво гладишь мои волосы, толком не смотря в экран, ласково называешь меня Полей и затихаешь, временами тихо отвечая под нос что-то на мои рассказы. В такие минуты я чувствовала себя опустошённой, равнодушной и только перед сном вспоминала, когда накрывала тебя нашим стареньким пледом поверх одеяла. Всё это жутко напоминало мне какой-то роман, где обязательно всё кончится хорошо, где не удастся избежать падения, но летать мы будем и до, и после очень высоко.       А ещё я помню как ты, свернувшись в клубочек и примостив голову на моих коленях, тихо плакала глубокой ночью, наплевав на маски и воздушные замки. От злости на своё окружение, от негодования, обиды или от перепадов настроения ты кричишь, комкаешь простыни, кусаешь подушку, бьёшь кулаками стену. Я ничем не могу помочь поэтому молчу и глажу твои волосы. Когда ты особенно раздражена и даже не ложишься со мной спать, я не подхожу к тебе в течение всего последующего дня. Просто закрываюсь после работы в кабинете и злюсь на тебя, не подпуская к себе в ответ. В такие моменты хочется дать себе пощёчину, потому что я и понимаю, и чувствую, что тебе тяжелей и больней от этого, но ничего не могу с собой поделать.       А иногда я хотела сбежать от тебя в объятия какого-нибудь человека, не важно, какого, чтобы ты меня нашла. Жутко не люблю я такие моменты, потому что обычно после погружения в себя, я жалуюсь на однообразие, скуку и сержусь по мелочам. После таких дней мы часто ссоримся и ты очень сильно обижаешь меня, наговорив всякого, пусть и правдивого. Не люблю такие моменты, но хотела бы вернуть хотя бы их.       Странно теперь возвращаться в нашу, когда-то общую, квартиру, кормить теперь уже моего кота. А ранним утром просыпаться в этой, ставшей совсем холодной и большой, кровати, убирать её и мои раскиданные вещи, что сейчас в полном порядке уже около месяца.       А ведь когда-то нам всего этого было мало. Но не сейчас, когда ты выходишь замуж за старого друга ещё со школьной скамейки и прощаешься со мной. А мне так и хочется сказать тебе: «Вернись!», но молча киваю, мол, понимаю и не злюсь.       Хотелось бы исправить это всё, накричать на тебя, не слушать твою шарманку, разъясняющую, что я ещё ребёнок и у меня всё впереди. Не хочу, не могу, но буду. Буду тебя ненавидеть. Смотреть на твои фотографии, на твоё приглашение на свадьбу, которое я порвала, случайно. Болит рука с этим цветком на запястье.       Время идёт и ни черта не лечит, только седина стала заметнее, а дом такой же пустой. Закуриваю и достаю наше совместное фото на дне рождения Максима. Ай, чёрт с ним, он спился; да и не помню, когда последний раз видела его. А вот тебя… Тебя я буду помнить всегда. Я ведь даже не забывала, моя первая, горькая, настоящая.       Твои волосы пропахли сигаретным дымом, ты уже мать взрослых детей, совсем, наверное, меня не помнишь. Сидишь и куришь за столом в кафе, что недалеко от твоего дома. Муж опять по командировкам разъезжает, дети уехали учиться. А ты сидишь здесь с потухшим взглядом и крепким кофе, который тебе противопоказан уже, наверное, лет 25.       Прохожу мимо, силюсь не побежать. Узнала ли? Моё сердце сделало кульбит и рухнуло куда-то вниз. Твоё появление напрочь спирает дыхание. Мутнеет в глазах.       Ты окликаешь меня, коснувшись руки. Думаю, что ты долго шла за мной и я потеряла счёт времени, находясь в прострации. А сразу ли пробилось то, что давно потеряно? Разворачиваюсь и вижу твои светлые карие глаза. Ты плачешь? Наверное, я бы и не заметила мокрых дорожек, если бы не этот поцелуй и крепкие объятия.       Отталкиваю и бью по лицу. Слишком много терпела, ждала. Одиночество пусть и не съело, но я была в полной тишине, когда-то нашей, квартиры слишком долго. Начинала разлагаться, убивать себя, но так и не убила.       А что теперь? Ты вот так вот признаёшь свою ошибку? Не верю, это не ты. Кто-то другой, а не дорогой мне и по сей день человек, нет. Но стоишь передо мной именно ты.       Будто нахожусь во сне. Эта ситуация кажется мне вопиющей ошибкой. Между тем я отчётливо вижу твои мягкие волосы, собранные в невысокий хвост тугой чёрной резинкой, завитки крашенных каштановых прядей над мочками ушей с золотыми гвоздиками-серьгами, пышные ресницы без туши, кое-где на открытом теле проклёвываются родинки. Пробегаюсь непонимающим взглядом по знакомым приметам, как будто всё на месте, но чего-то не хватает. Твой испепеляющий взгляд наконец нашёл ответ в моих глазах. Отчего же ты смотришь с таким нескрываемым отчаянием и, кажется, с примесью тихой радости. такого странного цвета. Будто . И губы, жестокие любимые губы, плотно сжатые в полоску.       «Терпеть не могу! Ненавижу!» — кричу в исступлении, отбиваясь от твоих родных рук. Прижимаешь к себе, захлёбываясь слезами, целуешь мою макушку, что-то шепчешь. А у меня ком к горлу подступает, сил совсем нет и я цепляюсь за твой пиджак. А отметка не горит, а только тлеет.       Утро должно быть только моим. Душная квартира пропахла сигаретами, дешёвым кофе и чем-то спиртным, а спальня — твоими духами, пылью и до жути чужим присутствием. Солнечные лучи из окна смело пробиваются через плохо задвинутые жалюзи прямо в глаза, и я начинаю свой день с ругани, прикрывая рукой опухшие глаза. Пульсирует в висках навязчивая мысль, что мне плевать на тебя. На какое-то время даже забываю, что ты где-то рядом. Кажется, этим утром я могу склониться над тобой и задушить подушкой, на которой ты лежишь, и даже бровью не повести. Показалось, что так и сделала. Вздрагиваю от судорожного вздоха слева. Ты всё так же лежишь на соседней подушке. Почти одетая, растрёпанная, родная.       Отворачиваюсь от твоего пытливого тёплого взгляда. Мне противно быть сейчас рядом с тобой после всех лет одиночества и поиска какой-то временной замены. Как будто фантом нашего, давно умершего, кота пробежался по спине — такая тяжесть вдруг навалилась, терзая грудную клетку. Не быть нам больше. Печать потеряна, ты её сломала.       Руку снова саднит. Прижимаю её к груди. Отметка давно стёрлась. На её месте красуется несколько едва заметных некрасивых шрамов, прикрытых кожаным ремешком часов. Твоя рука легла на моё плечо. В этот момент остыла уже я.