***
Я точно знал, что она изменяет мне. Такие, как Лейла всем изменяют. Может, не осознанно, может, потому что слишком легкомысленны и думают, что такое никого не ранит. Но меня ранило однажды и будет ранить и дальше, если я не оборву все связи с ней, но это слишком трудно сделать после целого года отношений. При взгляде в зеркало — на правом плече красуется её имя и это приносит только больше боли. Я просто надеюсь, что однажды она соберёт вещи и сама уйдет из моего дома, даже не попрощавшись. Потому что так будет лучше для обоих. Потому что сам я бросить её не смогу. Слишком привык, что она рядом, разбавляет тихую обстановку моих будней своим высоким голосом. Смеётся, поглощая таблетки и надеется, что в последний раз. Маленькая, наивная Лейла, из этого круговорота еще никто не выбирался живым. — Какие планы на вечер? — она ловко запрыгивает на стол, касаясь гладкого покрытия задницей, на которой красовались синяки от моих ладоней. Ей нравится грубость в отношении сексуального опыта, а я не сопротивляюсь. Почему нет? Девушкам должно нравится общество парней и если Лейле приятно — я должен сопутствовать этому и далее. — Элмо приглашает на какую-то вечеринку, кажется там будет куча наркоманов и девственниц. — Мне кажется, девственницы тебя не особо колышут… — она по-детски наклонила голову вбок, разглядывая татуировки на моём теле, пока я пытаюсь прикурить, но жуткий тремор рук с похмелья мешает. — А кто меня колышет? — я был почему-то уверен, что она просто шутит и заигрывает со мной, но всё оказалось куда хуже. — Сам Элмо, возможно. Раньше я, как в тех сопливых фильмах, не задумывался о том, что мне действительно нравится проводить с ним время больше, чем с девушками, но эти мысли пугали и я старался их не замечать. Вопрос Лейлы поставил меня в тупик, заставляя всё же подумать — так ли это на самом деле. Конечно, в слух я совру. Всегда вру, чтобы оттянуть момент расставания, который сделает мне слишком больно. — Да нет, не думаю. Она много чего понимает, много о чём догадывается. Сама через сомнения проходила, но так же молчит, чтобы не запутывать меня ещё больше. Поэтому девушка лишь загадочно улыбнулась, поправляя чёрные волосы, которые спутались после долгого сна.***
— Не бойся… — шёпот проникал под кожу вместе с героином и становилось действительно не страшно; я доверял ему, как никому раньше. Ремень туго стягивал плечо и ещё чистые вены выступали на поверхность, грозясь порвать тонкую кожу, исписанную разноцветными татуировками. Острая игла входила медленно и почти без боли. Всегда боялся уколов, но это тот, который поможет мне. Сделает лучше, приятнее. Сделает меня свободнее, словно птицу, которая парит над Тихим океаном, в поисках еды на забытых богом островах. И мне хочется расправить крылья, когда расслабляющее вещество наполняет всё тело, размягчает кости и мысли. Я ни о чём не думаю, кроме того, насколько мягкий в этом доме ковёр и как приятно второй рукой перебирать волосы Элмо. Они такие длинные, что хочется до боли в затылке намотать их на руку, притягивая ближе. Утягивая в какой-то танец. Да, танец, полный зависимости друг от друга. От кислоты. От свободы. Мы с ним оба этого хотим и не помешают никакие друзья, что сидели рядом, громко смеялись и пили коктейли с кодеином. Это совершенно не интересовало. Музыка пульсациями стучала в висках, под неё подстраивался сердечный ритм. Его ритм. Наш. Я чувствую, что он совсем рядом. Чувствую сквозь опущенные веки, сквозь призму расслабленности. Я ложусь на этот мягкий ковёр и куда-то падаю. Или только нахожусь в невесомости. В открытом космосе, холодном, но таком родном. Где куча далёких звёзд, которые не греют. Греет только он, сжимая мою ладонь, чтобы я окончательно не упал во тьму. Спасает. Удерживает над пропастью депрессии, которая поглощает меня с каждым годом. Без Элмо я бы умер, и он это знает. Я никогда не пробовал героин и это был мой первый раз, который оказался намного лучше того, что я пробовал раньше. Само название этого наркотика всегда пугало меня. А в перемешку с «тяжелым» я вообще был готов забиться в угол и просить о помощи. Но на деле нет ничего страшного и пугающего. Только спокойствие и чувство свободного падения, которое ещё долго не заканчивалось, унося меня в параллельные миры. В другие вселенные и временные промежутки. Войны, болезни, открытие Америки. Всё это так интересно наблюдать со стороны и теперь мы стали ближе. Потому что я понимаю, что он чувствует. Понимаю, что это такое я не против отдать жизнь, если провести её рядом с ним.***
Раз, два, три, четыре. Четыре дорожки. Мне и ей. Длинные и разноцветные ногти отлично заменяют кредитку; мне хочется улыбаться. И я улыбаюсь, как только белоснежный порошок попадает на слизистую носа. Мне хочется смеяться и танцевать. Но я лишь спокойно наблюдаю за тем, как Лейла расслабленно закатывает глаза, ярко подведённые чёрным карандашом, или тенями. Я протягиваю ей сигарету и не могу понять — я снова влюбился в её образ, или это ностальгия пытается убить во мне всё живое. После той вечеринки прошло два дня и завтра мы снова встречаемся с Элмо. Это какой-то круговорот, в котором я — игрушка, которую они не могут поделить. Тянут друг на друга, разрывая пополам. Разбивая моё сердце. Я не знаю куда деться и от каких наркотиков умирать. Но одно я знаю точно — я не остановлюсь, пока кто-то меня не бросит. Кто-то один, решая всю мою судьбу. Надеюсь, судьба сама всё решит за меня. — Куда пойдёте? — потерев указательным пальцем покрасневший нос, спросила девушка, разглядывая моё татуированное лицо. — Думали сначала на студию, а потом поиграть в баскетбол. Лейле обидно, что я провожу с ней так мало времени, я это знаю. Знаю, что вскоре нужно будет выбирать и снова рыдать у Трейси на плече, пытаясь выпросить у него совета. На что тот лишь предложит бросить всех и отдаться музыке. Я бы так и сделал — послал всё к чертям, но уже слишком поздно. Мне нужно чье-то внимание. Чье-то тепло. Чья-то поддержка и никак не дружеская. Возможно любить двоих? Возможно любить парня? Возможно ли испытывать отвращение к женской груди? Откуда мне знать, если мне даже не с кем это обсудить. Раз, два, три и она тянется к моим губам, в попытке найти защиту. Но я не могу её дать, потому что она мне самому нужна. Нужна, как воздух, пропитанный ЛСД. Как исколотые руки Элмо. Раз, два. Два коротких поцелуя и я отключаюсь, падая в бесконечный космос. Мой космос, в котором можно подумать. « — Бери вот эти. — его улыбка заставила засунуть смущение куда подальше и сделать правильный выбор. — Спасибо… — отвечаю я и это всё, что смог сгенерировать мой мозг» Я никогда не понимал, как люди выбирают обувь и делал это обычно по красивой «упаковке», но в тот день Элмо отлично мне с этим помог и в тех кроссовках я хожу до сих пор, вспоминая, как после он проводил меня до машины, а когда начался дождь я пригласил его к себе, переждать и пообщаться. Кто знал, что наше общение в тот день закончится принятием экстази и чувственных объятий в конце. Кто знал, что я подсяду на что-то тяжелее. Кто знал, что я буду плакать из-за этого депрессивного парня, который изменил мою жизнь? Кто знал, что все мы умрём в конце… Я от таблеток, Элмо от героина, а Лейла от кокаина. Вот и я не знал, оставляя ему свой номер.***
— Он сказал, что поднял цены в два раза… — парень стыдливо опустил взгляд, будто он в этом виноват, усаживаясь на край дивана рядом со мной, — Гас, у нас больше нет столько денег. Может, ты попросишь у Лейлы… — Нет. — коротко ответил я, понимая, что это равносильно работать проституткой. Новости с каждым днём становились всё хуже и хуже: бабушку увезли в больницу с каким-то отравлением, деньги стремительно кончаются, а на работу нас не берут. И мне действительно приходила мысль о том, что можно устроится в клуб, но всё, что мне там предложили — мальчик по вызову. Чёрт! — Тебе станет хуже. И мне. Нам. Это «нам» звучало настолько обнадёживающе, что я впервые почувствовал себя не одиноким. Впервые почувствовал поддержку. Такую сильную, что желание просто обнять его разрывало на части внутренние органы и топила меня в крови. — Станет хуже тогда, когда я подхвачу СПИД. Хотелось отшутиться, но выходило только больше грусти. Мне кажется, всё же стоит найти какую-то работу, чтобы не умереть от ужаснейшей ломки, потому что Элмо всё же подсадил меня на героин и мне страшно. Действительно страшно, что я перейду на дезоморфин. И когда-нибудь умру либо от ломки, либо от гниения внутренних органов.***
Мне нужно вспомнить всё. Мне нужно вспомнить своё имя и гендерную принадлежность. Новый день, новый минет. Сколько прошло времени с нашей последней встречи с Элмо? Месяц, два? Откуда я знаю. Во рту кислый привкус и я пытаюсь сплюнуть куда-нибудь, но вокруг одни пьяные тела. Обшарпанные стены, пустые бутылки, шприцы, кровь и таблетки. Страшно. До ужаса страшно и огромное тело мужика вызывает ещё большее отвращение чем то, что я не помню, как тут оказался. Он хватает за отросшие волосы, краска с которых давно смылась и заставляет глубже заглатывать член. Тошнит. Ещё немного и меня вырвет. Он небрежно кидает мне в лицо пару купюр и прозрачный пакетик с парой граммов кокаина. Зачем? Зеркало. На отражающей поверхности виднеются пятна крови и желудочного сока. Взгляд скользит по моему лицу и я не могу узнать в себе того самого Густава, что обещал себе никогда больше не принимать наркотики. Обещал Элмо, что жизнь наладится. Что мы заработаем деньги и уедем в Майами. Что вылечимся. Что брошу Лейлу и перестану врать. Но я продолжал врать. Продолжал врать самому себе, когда меня приняли на работу в какой-то притон и в первый же день накачали метадоном, говоря, что это простые скорости. Боль в животе. Опускаю взгляд на предплечья — сожжённые вены. Нужен врач и срочно, но кости ломит жуткой потребностью в дозе. Так, что хочется лезть на стену от страха и невыносимости абстиненции. Он предупреждал. Умывшись чем-то на подобие воды, память сама повела меня на выход и оказалось, что я находился в Сан-Франциско в одном из отелей. Как я мог добраться до другого конца страны без денег? В памяти — темнота. В мозгах — желание вновь ставить по вене, но руки болят, говоря о том, что я умираю. Разлагаюсь. Изнутри. Начиная с души. — Приезжай, прошу тебя. — я прижимал сотовый к уху с такой силой, что слёзы невольно накатывались на глаза, или скорее от знакомого голоса и желании вернуться домой. Я сидел на мокром асфальте, чувствуя, как всё тело ужасно горит. Наверное, у меня температура, потому что кости будто ломаются, а тошнота не прекращается ни на минуту. Только блевать нечем. Желудок пуст, в нём только кислота. Молил всех богов, чтобы выжить ещё немного. Ещё немного. Ещё немного. Элмо приехал так быстро, как смог и, отыскав меня умирающим в какой-то церкви, уложил на заднее сиденье машины, вспоминая хоть какой-то адрес местных больниц. Сквозь мутную пелену смерти и отчаяния, я видел в зеркале заднего вида его глаза. В них была боль. Боль за меня. За будущее. Даже спрашивать не стал — обо всём догадался. — Я искал тебя все эти месяцы. — Сколько меня не было?.. — на последних силах, решился спросить я, несмотря на онемевший язык и дрожь во всём теле. — Почти полгода. Я не решался звонить в полицию, потому что знал… Он не договорил, но я догадывался, что он имеет ввиду. Я бы тоже не хотел, чтобы меня закрыли на пару лет с кокаином в сумке. Спасибо ему. Просто спасибо. В слух я, конечно же, не смог этого сказать. Не успел — заснул. Я бы хотел, чтобы Элмо не мучил меня. Все мы знаем, чем это закончится — смертью. Я бы хотел золотой укол. Я бы хотел, чтобы он стал моей эвтаназией, перед этим коснувшись своими ледяными губами моих. Чтобы я ни о чём не жалел больше. Чтобы я не страдал. Просить я не буду. Не согласится, я точно знаю. Но и мне теперь только одна дорога — если не в реабилитационный центр, то кокаиновая. Маленький Элмо, любимый Элмо, никто не возвращается. Никто не останавливается. Я не остановлюсь.***
Такова реальность. Такова моя никчёмная жизнь. Врачи сказали, что если сорвусь вновь — конец. А мне бы приблизить этот момент. На всю квартиру играют его песни. И даже это не может заглушить мыслей, в которых он был жив. Месяц назад ещё был жив, улыбался, говорил, что мы справимся. Говорил, что я молодец, что наркотики в прошлом. Что Лейла в прошлом. Что мы со всем разобрались. Что у нас будет будущее. У этого «нас» никогда не было иного смысла — если умирать, то тоже вместе. Сажусь на диван перед окном с видом на спящий Чикаго и пытаюсь воссоединить в памяти самые лучшие моменты. Самое лучшее время. Тот парк под солнцем Калифорнии. Ночное купание в бассейне без одежды. Шумные вечеринки. Сон вдвоём. Игры в баскетбол. Мне казалось, что он обнимал меня, но это лишь фантомные боли. Прости мне мою боль, Элмо. Лейла говорит не винить себя. Никто не виноват, кроме него самого. Он держался ради меня. Ради нас. Знать бы причину, почему он так глупо оставил меня. Почему так глупо оставил меня после стольких моментов вместе. Почему я не смог спасти его. Почему… Меня больше никто не держит. Меня больше ничто не держит. Я знаю, что делаю. Уже не важно, в прочем. На столе тот самый Ксанакс, что успокаивал пару лет. Сейчас ему пора успокоить меня навечно. Один, два, три, четыре. — Я люблю тебя.***
Кокаиновые дорожки. Одна за одной. Её не останавливает ничего. Ни боль в носу, ни в мозгах. Её не останавливает даже ограничение по времени. Один, два, три, четыре. Одна, вторая, третья, четвёртая. Не давайте девушкам кокаин.