Крокодиловы слёзы

Бамберг идёт мимо светлых коридоров. Он взволнован, крепкие его руки предательски трясутся, но он тщательно старается это скрыть. В забытую Богом простецкую больницу Питера его привело присутствие в ней Оксимирона. В последнее время бывшего друга мучали различные болезни на нервной почве. Но Дима шёл не с жалостью верного пса, к счастью это, или к беде. Шокк не спеша толкает дверь. Вдох, выдох. Две койки одиноко пустуют. Здесь достаточно прохладно даже в медицинском халате, небрежно накинутым поверх свитера Рубчинского. Переломный момент. В палате никого нет, кроме самого жида, который уже проснувшись, ошарашено вылупился на Бамберга. У Мирона ком в горле, он не знает, что сказать, и чтобы нарушить тишину, немец выдавливает из себя : - Привет, жида. Заметно, как страх и непонимание полностью овладевают Мироном, и он не может произнести ни слова, лишь едва заметно кивает. Диме страшно смотреть на это костлявое тело, бледную кожу, впалые щеки. Сейчас бы обнять его и потрепать по голове, а не это вот. На какой - то момент Шокк думает, что давние разногласия давно забыты, но напряжение между ними и недоверчивый взгляд напротив развеивают мечты о "распитии чая в розовом фарфоре". - Я так скучал, императрица. Надеюсь, ты тоже, - усмехается Бамберг и не желая долго растягивать, закрывает входную дверь на щелчок и сокращает расстояние между ними. Непонятно, почему Мирон не пытался кричать о помощи - он лишь забивался в угол собственной койки. - Мирончик, любые попытки сопротивляться пойдут против тебя самого, - подчеркнул Дима, нависая над самым ухом еврея. На самом деле, он не помнит уже, когда в последнее время был так близко к залупоглазому. Он не помнит, когда в последний раз прикасался к чувствительно нежной коже. В последний такой раз его Миро не был бритым под корень, а руки его не были испачканы чернильной краской. Дима скидывает мешающееся одеяло на пол, а после туда же летит майка Мирона. Немец не спешит. Он внимательно осматривает каждую клеточку, каждую ссадину на теле жида. Целует татуировку на шее, задевая лишь "170". Мирон хмурится, вскидывает голову и глухо рычит, прикрывая заспанные глаза. Бамберг опускается ещё ниже, чуть задевая резинку боксеров, целует выпирающие ребра, живот. Мирону сносит крышу даже от малейших прикосновений Димы, и он уже без какого - либо стыда громко постанывает. Голос у рэпера осипший, и Диму это заводит ещё больше. Он не может терпеть, а поэтому второпях расстёгивает молнию чужой ширинки и безжалостно сдёргивает с Мирона его модные штаны. Заметив, что у жида давно упирается стояк, Дима нагло ухмыляется : - Что, Миро, тебе нравится?Соскучилась по Шокку, Оксана? Это не спрячешь от меня, в отличие от твоего Твиттера. Ведь ты в нем такой непокорный всем принц. Щеки Мирона наливаются краской, он стыдливо пытается заглушить свои стоны, но выходит все наоборот. Он двигается вплотную к Диме, хотя ближе уже некуда, елозит бёдрами, прося о большем. На самом деле, Миро ужасно скучал, только вот признаться сам себе не может. Рука Бамберга ложится на покрасневшую головку члена, оглаживает её, а затем по - хозяйски дрочит по всей длине. Одна рука Мирона хватается за простыни, а другая ложится на Димину, тем самым помогая ему. Бамберг кусается, опаляет горячим дыханием лоб, виски, шею жида. - Ну же, Мирончик, я так хочу запомнить тебя надолго. Дима с легкостью справляется со своими штанами и переворачивает Мирона на живот. У Мирона блядские глаза, и ему блядски стыдно за все происходящее. Громкое " сууукаа" разносится по всей палате. Хинтер прижимает жида сверху так, что его грудь упирается Мирону в спину. Дима улавливает едва слышный стон и ощущает, что у самого не хило стоит. Хватаясь за тощую задницу, одним движением, на сухую Бамберг входит внутрь, шлепая бёдрами о Мироновские ноги, не щадя. Усмехается, нагло смотрит на него сверху вниз. Мирон под ним жутко кричит, бьется в судорогах, по щекам льются соленые слезы. Странно, что никто их так и не услышал. Дима заботливо подложил ему две подушки, и ему есть куда опереться. Обессилев, голова Мирона падает на мягкое изделие, а сам он мычит, издавая непонятные звуки. Шокк втрахивает рэпера до посинения, а после изливается белой жидкостью. Он ещё не закончил. Он не до конца выплеснул всю свою слепую злость, накопившуюся за столь долгое время. Хинтер оборачивает вокруг до боли знакомой шеи свой тяжёлый ремень, затягивает до хруста жилок. Мирон непонимающе таращится на него, хватается руками за ремень, но ещё несколько секунд, и его и без того огромные глаза закатываются, вместо зрачков остаётся белый фон, налитый кровью и слезами. Дима вдруг вспоминает все, что когда - то их связывало. Его вдруг пробивают слезы, но уже ничего не обратимо. Вспоминает, как будучи ещё эмигрантами, они жили на съёмной квартире. Вот, девять часов вечера, Мирон с серьёзным видом читает томик Гёте в своих нелепых круглых очках. Он выглядит ебать как смешно, Диму это забавляет. Он обнимает его сзади, ловит ответную улыбку. - Не сутулься, - ласково просит Бамберг, а позже идёт ставить обоим чай. Утром он достаёт мольберт, краски и кисти различных размеров и формы. Он изображает на листе спящего Мирона, который, вероятно, отрубился с книжкой только под пять часов. Ему нравилось рисовать его. Жаль, это был последний рисунок Мирона.