Межсезонье

– Та-дам! – с этим восторженным возгласом Юта извлёк из недр своей сумки несколько маленьких шоколадок и предъявил их друзьям на раскрытых ладонях. – Примите в знак моей к вам любви! Застыв с протянутыми руками перед своими товарищами по команде, Юта буквально лучился довольством. Затяжное молчание, повисшее в зале для репетиций после завершения его пылкой декламации, было ему ответом. – Ну и дешёвая твоя любовь, а, – с притворным недовольством протянул Какеру. – Никогда в жизни не доводилось мне сталкиваться со столь наглым подкупом, – высказался Кайто, сложив руки на груди. – Кажется, я видел такие в магазинчике через дорогу. По акции они стоили... – медленно заговорил Шу, но Юта поспешно прервал его, в отчаянье плаксиво воскликнув: – Эй! Я же от всего сердца! Ну, ребята! Тору, добровольно отказавшийся от удовольствия участвовать в развернувшейся сцене, не сдержал смешка. Что послужило сигналом для троицы прекратить свои издевательства над почти доведённым до состояния паники лидером. – Расслабься, Хошитани, – сказал Кайто, улыбнувшись. – Мы покорно принимаем твою любовь. – Какой бы она ни была, – вторил ему Шу. – Ты это цени! Невиданное дело, чтобы я принимал от кого-то шоколад, – с широкой улыбкой добавил Какеру. – Спасибо, – тихо проговорил Тору, взяв шоколадку из рук Юты последним. – Хе-хе, а это мне! – улыбка вновь осветила лицо Юты, и он снял обёртку с пятой шоколадки. Чтобы спустя пару секунд едва ею не подавиться. С запозданием осознав услышанное, он вдруг воскликнул: – Тенгендзи! Ты не берёшь подаренный шоколад?! Какеру с недовольством скривился, но ответил спокойно: – Его обычно слишком много, – сказал он, не позаботившись о том, чтобы отяготить реплику необходимыми поясняющими подробностями. Юта пару мгновений выглядел озадаченным, – Какеру впору было оскорбиться из-за того, что его популярность для кого-то была неочевидной, – но потом догадка осветила его лицо и, выдав многозначное «А-а», он предпочёл свой допрос не продолжать. Даже Кайто, с флегматичным видом разворачивающий свою шоколадку, воздержался от ехидных комментариев по поводу популярности отдельно взятых субъектов. Цукигами и Куга хоть и не стали свидетелями того, как внушительная по своему численному описанию группа девушек пыталась выловить Тенгендзи на входе в школу, но были вынуждены выслушать пламенную, полную праведного негодования речь Тораиши, явившегося на большой перемене к ним в класс. («Ну вот что в нём такого, а?! Шу!») Задетый за живое, он, тем не менее, остыл сразу же, стоило Куге, сжалившись, пожертвовать ему кусочек жареной курицы из приготовленного Наюки бенто. Вкусив прекрасный плод, Тораиши мгновенно исцелился от зависти к Тенгендзи, переключившись на зависть ко всей команде Отори, буквально ни за что одаренной возможностью каждый день наслаждаться едой, приготовлённой с любовью. («Да вы его на руках носить должны! О, Наюки-чан!») Кугу немало позабавило то, что в ответ на высказанное другом пожелание поскорее оказаться в одном классе с Наюки на следующем году обучения, Цукигами с безучастным видом, но тоном, в котором явно звучала ревность, вдруг припомнил, как во времена средней школы на четырнадцатое февраля Тацуми, с самого рождения будучи прекрасным принцем, словно шагнувшим со страниц сёдзе-манги, получал от поклонниц со всей округи горы шоколада. И Тораиши, с присущей ему горячностью, вновь вознегодовал, теперь уже увидев врага в лидере своей команды. Но соперничать с Тацуми было бессмысленно, да и явно не так интересно, как с Тенгендзи. Так что Тораиши быстро нашёл утешение в собственных воспоминаниях о средней школе, о временах, когда и на его улице был праздник. Но с тех пор Тораиши изменился, и о многом говорило то, что домашнюю еду он предпочитал подаренным от незнакомок сладостям. С улыбкой думая о друге, Шу спрятал свою шоколадку в сумку. Боковым зрением он заметил приблизившегося Какеру раньше, чем тот заговорил, обратившись к нему: – Поможешь с разминкой? – просто спросил он. Шу обернулся. По внешнему виду судить наверняка было сложно, но Шу показалось, что у Какеру хорошее настроение. По крайней мере, исчезла буквально осязаемая нервозность, с которой он вошёл в их репетиционный зал. Он явно не относился к тем, кто любил сегодняшний праздник, и Шу легко было вообразить, как Какеру из года в год если и получал шоколад, то лишь подаренный матерью, различными родственницами или любящей прислугой. А Юта вновь совершил чудо, нарушив очередную негласную традицию. Хотя с него станется решиться на подобное случайно. Шу готов был поспорить, что Юта выбежал в магазин на перемене, окрылённый новой гениальной идеей, нацеленный на обеспечение всеобщего счастья. И вот – все счастливы, и даже у Какеру возбуждённо горят глаза в один из не любимейших дней года. Чудо свершилось. – Да, конечно, – ответил Шу, поднимаясь навстречу товарищу. Какеру было сложно угодить. Помогая с растяжкой, Юта обычно давил ему на спину слишком слабо, не в силу незнания, но по своему обыкновению проявляя заботу без основания (тем более, без него), а Кайто – слишком сильно, не иначе как из вредности. Впрочем, любое его усилие расценивалось Какеру как чрезмерное или недостаточное, и в пару оба становились лишь будучи до предела чем-то взвинченными. Тогда их взаимное противодействие приводило к равновесию и всеобщему облегчению. Поэтому обычно, пребывая в спокойном здравом состоянии (что в последнее время случалось с ним всё реже), Какеру оказывал честь – «Кхе-кхе» – Тору или Шу, обращаясь за помощью к ним. Шу опасался, что Какеру из-за повышенной нервозности («Приближающаяся весна на него так действует, что ли?»), по одному ему понятным причинам («Понятным ли?») вдруг может начать его избегать. Но нет: первым подошёл и даже взгляд не прятал. С другой стороны, Тору уже был оккупирован Ютой, а Кайто с таким всепоглощающим вниманием отрабатывал растяжку у станка, что другого выбора у Какеру, собственно, и не оставалось. Они занимались молча, не включая музыку, в частности для того, чтобы не мешать Хошитани изображать из себя радио. Не замолкая, даже когда этого требовала техника безопасности или здравый смысл (не свой, так Наюки), он рассказывал о всяком разном из своего прошлого. Про уроки домоводства в младшей школе («И тогда оно взорвалось, вы представляете? Я только через три года рискнул вновь попытать счастья в варке яиц».); про культурный фестиваль на первом году средней школы («Мы помогали старшим, бегали по школе в белых и чёрных простынях. Так весело было!»); про несостоявшуюся карьеру («Я две недели был членом кружка журналистики, скрываясь от легкоатлетического клуба. Я тогда мечтал стать радиоведущим. Но потом я увидел выступление школы Аянаги на фестивале, и всё завер…») Темы его разрозненных высказываний были неисчерпаемы, и, мало-помалу, в беседу оказались втянуты и Наюки, долгое время выражавший своё внимание лишь нечёткими звукоизвлечениями, но сдавшийся, когда Хошитани вновь принялся во всей красе расписывать свои бедовые кулинарные таланты, и Цукигами, не способный смириться с отсутствующим во многих историях здравым смыслом. Шу, краем уха прислушиваясь к ребятам, лишь посмеивался. Какеру, нетипично тихий, в разговор тоже не вступал, возможно потому, что волшебное слово «кот» или его производные Ютой произнесены не были. Но находясь рядом, Шу наблюдал все эмоции, отражающиеся на лице напарника, слышал его тихое фырканье или ощущал, как дрожат под ладонями плечи от сдерживаемого им смеха. Всё было в пределах нормы, относительно их обычных будней. Но всё же Шу не сдержался и, надавив на спину чуть ниже лопаток, помогая Какеру с наклоном, наклонился следом за ним, приблизив своё лицо к его, прошептал на ухо не дающий покоя вопрос: – Всё в порядке? И если допустить, что до сих пор у Какеру всё было в порядке, после этих слов всё стало совсем не в порядке. Он вздрогнул, резко выпрямился, но упёрся спиной в грудь Шу и отпрянул снова. Не вскочив, но извернувшись так, что всё продолжающий держать его за плечи Шу едва не потерял равновесие. С силой упёршись ладонями в пол, словно кот, приземлившийся на лапы с большой высоты, Какеру держал своё тело на весу, пытаясь оказаться как можно дальше от едва не упавшего на него Шу. Тот застыл в неудобном положении, опираясь на Какеру, но как-то решать возникшую механическую проблему не торопился, несколько долгих секунд разглядывая отчаянно покрасневшее лицо напарника. Просто не сумел отказать себе в удовольствии. И запоздало осознал, что вызванный ими грохот заставил замолчать живое радио. Три пары глаз с разными выражениями созерцали их стихийно воссозданную композицию. Тишина дрожала в предвкушении. Мизансцена, достойная большого театра. Но прежде чем Тенгендзи успел разразиться криком, Наюки, с беспокойством в голосе, первым нарушил звенящую тишину: – Ребята, всё, эм, хорошо? Шу всегда ценил деликатность Тору, которая была его отличительной чертой, развитая, вероятно, вследствие наличия необходимости общениями с двумя младшими сёстрами. Выбранная им формулировка вопроса, которым в разных вариациях задавались все (провалиться им на этом самом месте, если Цукигами не едва сдерживается, чтобы не расхохотаться в голос; странно что у Хошитани вид наиболее растерянный из всех), была самой мягкой из всех возможных. За что Шу был ему благодарен, справедливо надеясь на то, что вкрадчивый успокаивающий голос оказал благотворное влияние на Какеру. Тот, по всей видимости, всё никак не мог достичь согласия с самим собой и решить, наконец, будет он убивать Шу или нет. Выражение на его лице едва ли можно было трактовать однозначно. Всё ли хорошо? Всё ли с ними хорошо? Шу в том уже начал сомневаться. Со стороны они, должно быть, выглядели так, словно он пытался уложить Какеру на пол. И, к слову, не оставлял попыток, даже обратив на себя внимание зрителей. Тем удивительнее оказалось прочесть на чужом лице непроизнесённое вслух: «Я не буду кричать, только отпусти меня». Шу поспешно подчинился голосу у себя в голове. – Прости, – проговорил он чуть сдавленным тоном. В горле пересохло, и он сглотнул. А с невинным видом облизнув быстрым движением губы, едва не заслужил удар пяткой в нос. Но Какеру сдержался, и его последующие слова («Ну, ты, блин, невежа!») были как никогда близки к выражению полного прощения. – Ха-ха, вы смешные! – прокомментировал Юта. И очень удивился, когда вскочивший на ноги Какеру налетел на него с претензиями, проигнорировав провинившегося Шу. Шу сделал соответствующий вывод: опрокидывать Какеру на пол можно, но называть его при этом смешным нельзя. Впрочем... Шу вспомнил: румянец, суматошно бегающий взгляд, упавшая на глаза чёлка, приоткрытые губы. ...ничего смешного в том и не было. Покинув место боевых действий последним, Шу встретился глазами с колючим взглядом Кайто. Его сосед по комнате выглядел слегка удивлённым, не скрывая при этом ехидной улыбки, и Шу полагал, что лишь вынашиваемые им коварные планы удерживают его от комментариев. В конце концов, репетиция началась. И в тот самый момент, когда мировое равновесие, наконец, восстановилось, дверь в зал распахнулась, впустив в комнату кусочек хаоса извне. – О, они здесь! – Как удачно. – Всем привет! Братик! – Их восторг неописуем. Два кусочка хаоса. – Юки, Цумуги! Какой приятный сюрприз! – воскликнул Юта, широко раскинув руки, направившись навстречу девочкам. – Может быть вы..! Лицо Хошитани осветилось догадкой, точно запалившейся над головой лампочкой. Сёстры Наюки опасливо поёжились, отпрянув от потенциально опасного, буйно-помешанного субъекта. Наклонившись друг к другу, они заговорили доверительным шёпотом, разнесшемуся по всему залу: – Их лидер сегодня возбуждённей обычного. – Достойно порицания. – Скажи, его несдержанность вызывает опасения, да? – Не меньше, чем его самонадеянность. – Подарить такому как он шоколад... – Только ради братика. Двойная атака сестринского презрения выбила дух из Юты второй раз за день. Только возникший рядом Тору помог ему удержаться на ногах. – Юки, Цумуги, не надо так, – пожурил он девочек. – Эй-эй, так ли должны вести себя любящие сёстры? – выступил вперёд Какеру, за краткое время репетиции вернувший себе былое самообладание, вкупе с красноречием. – И что это мы прячем за спиной, м-м? От лёгкого удара сумкой Какеру не стал уклоняться, усмехнулся только, обнажив в улыбке зубы, смутив тем девочек ещё больше. – Так пристально смотреть неприлично! – взвилась Юки, отскочив от греха подальше за спину Цумуги. – Пошляк и извращенец, – заключила та. – Сказали б это вы тому субъекту, – шутливо проворчал Какеру, кивком головы указывая туда, где Шу и Кайто пытались измыслить стратегию поведения, минимизирующую моральные затраты в сложившейся ситуации. Кайто фыркнул, маскируя то ли смех, то ли недовольство, бросив быстрый взгляд на Шу. – Давайте не будем устраивать балаган, а? – сказал Кайто. – Тенгендзи, ты виноват. – Ха?! – Не усугубляй. В следующий момент заговорили все разом. Цукигами и Тенгендзи внеплановую ссору превратили в спор с Хошитани, который вновь оказался крайним, стоило ему только открыть рот. («Ты же лидер!») Юки и Цумуги в два голоса нелестными словами жаловались брату на его товарищей. И при этом со стороны они все выглядели наслаждающимися жизнью, так что Куге даже захотелось присоединиться. А потом всё вдруг резко закончилось. Сёстры Наюки исчезли так же неожиданно, как и появились, оставив ребят в смущении и недоумении, держащими в руках одинаковые по размеру и упаковке, но обвязанные ленточками разных цветов плитки, предположительно, домашнего шоколада. Все пятеро молча их разглядывали, и даже Хошитани не торопился выразить своё восхищение, хотя все ждали именно его. Первым тишину вновь был вынужден нарушить Тору, обратившийся к друзьям с вопросом: – Здорово, правда? Надеюсь, вам понравится. Очнувшийся Юта огорошил весь зал своим встревоженным возгласом: – Нужно что-то приготовить для Отори-сэмпая! Как я мог об этом не подумать?! Цукигами, Тенгендзи и Куга тому факту были удивлены не меньше. Но они с готовностью отвлеклись на решение новой задачи, приятно растерянные и ни на что больше не способные. Рано закончив репетицию, все вместе, под чётким руководством Наюки и намного менее чётким, но без меры воодушевлённым руководством Хошитани, они направились в магазин.

* * *

Решили испечь торт. То есть, Хошитани решил, и остальные сочли за благо с ним согласиться, сделав вид, что всецело убеждены железными аргументами своего лидера. «В этом деле каждый сможет проявить себя!» – заявил он, сияя своей оптимистичной улыбкой, не оставляющей напарникам даже иллюзии выбора. И вот, вечером того же дня, на общей кухне общежития завязалась нешуточная борьба за звание человека с отсутствующим кулинарным талантом между Ютой и Какеру. Недостаток личного опыта, которым в той или иной степени обладал Юта, Какеру компенсировал старательностью. Творческим же подходом к готовке отличались оба, но там где Какеру использовал анализ, Юта полагался исключительно на воображение. Так что прийти к согласию относительно рецептуры крема для торта, они так и не смогли, но достигли компромисса, и, с разрешения Тору, вместо одного вида крема, взялись готовить два, каждый на свой вкус. Кайто, успевший уже сбиться со счета раз, когда он пожалел, что остался с ними, в соревновании не участвовал и судить его отказался, вместо этого взяв на себя все заботы, связанные с клубникой. Он тщательно её мыл, перебирал, сушил и резал весь вечер, стараясь не реагировать на внешние раздражители, в чём преуспел. Тору участвовал в приготовлении теста и в целом руководил всеми процессами на кухне, в частности, подливал чай не столько скучающему, сколько экономящему силы Шу, созерцавшему мельтешения Юты и Какеру сквозь полусон. Ему было доверено разрезать испечённый корж на две половины, и, ожидая его приготовления, он сидел с ребятами, стараясь беспричинно лишний раз их не раздражать. Когда Какеру вдруг озаботился состоянием Тавиана, вынужденного скучать в одиночестве, Шу вызвался добровольцем, чтобы справиться о его состоянии. Какеру на целых пару секунд задумался, прежде чем дать твёрдый отказ. – Уйдёшь и не вернёшься, – проворчал он. Шу не счёл нужным удивиться, ответил с присущей ему невозмутимостью, привыкший к абсурдности, выдаваемой Какеру за норму: – Зато кот будет не один. Это казалось Какеру разумным аргументом в течение полуминуты, по истечении которой он, понизив голос, сказал: – Тогда мне будет одиноко. Признавшись в подобном, с Тенгендзи сталось бы улететь в космос. Но, вопреки общественному мнению, он выглядел спокойным. Кайто, почувствовав потенциальный каламбур, подняв голову. Шу глубоко задумался. – В смысле? – задал вопрос Юта, не отрываясь от тщательного перемешивания чего-то, что должно было в итоге стать кремом. Если и был он чем-то озабочен, то лишь происходящими в миске химическими реакциями, и ничто на свете не могло его смутить, даже несущий бред Какеру. Возможно, его восприятие подобным фильтром вовсе не обладало, или же причуды Какеру за год стали родными и привычными. Какеру со значительным опозданием смутился, осознав, что впервые вслух признал себя одиноким. Но забирать слова назад было уже поздно, так что пришлось импровизировать. – В смысле, я ведь его люблю, скучаю, тоскую, когда знаю, что он один, ждёт меня. И хочу быстрее закончить со всей этой... всем этим и пойти к нему. Но! – сделав значительную паузу, Какеру постучал ложкой о край миски, прервав вращательные в ней движения, и продолжил, избегая, впрочем, смотреть на напарников. – Но когда я знаю, что Тавиан с кем-то другим, с кем-то кроме меня... я не могу. К концу его тирады Кайто всё-таки не сдержал сдавленного смешка, и получил бы в лоб грязной ложкой, если бы Юта не выдал многозначительно: – Понимаю. Кайто опешил. – Это сложнее чем кажется, – Тору вступился за впервые за вечер пришедших ко взаимопониманию одноклассников. – Ага, тёмные воды, – фыркнул Кайто. – Не уверен, что хочу их касаться. – Любовь такая сложная штука, – глубокомысленно изрёк Юта, критически изучая субстанцию в миске перед собой с таким видом, что и безучастный Шу улыбки не сдержал. – Ай, да чёрт со всеми вами! – взвился окончательно пришедший в себя Какеру. – Да, я ревную своего кота, это вы хотели услышать?! Ревную, потому что люблю! – Нет, право, я этого слышать не хотел, – ответил Кайто, покачав головой, испытывая острую необходимость закрыть глаза рукой или надеть Какеру на голову кастрюлю. – Можно подумать, что ты никогда не ревновал, – руководствуясь воинским принципом «защита – есть нападение», Какеру уже не мог остановиться. – Появился бы у твоего любимого брата другой младший брат, посмотрел бы я на тебя! – Эм, Тенгендзи-кун, это как-то... – Тору, как обладатель наиболее живого воображения из всех присутствующих, слегка зарделся. – Тенгендзи, – вкрадчиво произнёс Кайто. – У меня нож в руках. «Экие вы дружные», – едва не ляпнул Шу, но вовремя прикусил язык, поспешив сделать глоток чая. – В ревности ничего плохого нет, – вновь вклинился в разговор Юта, неосознанно предотвратив назревающее кровопролитие. Он производил впечатление человека, вещающего на своей особой волне, транслируемой из космоса. – Но нужно уметь доверять. – Ты доверяешь своему коту? – серьёзно спросил Шу, стараясь сдержать улыбку, глядя на Какеру. – Я тебе не доверяю, – ответил тот. Глаза его при этом смеялись, что не осталось Шу незамеченным. Проигнорировав короткий обмен репликами Шу и Какеру, Юта между тем продолжил: – Но всего сложнее, я думаю, отпустить. Отпустить человека, которого любишь, зная, что есть кто-то, кого любит он, – сказал Юта, нисколько не изменившись в лице, спокойный и сосредоточенный. Отчего все присутствующие невольно напряглись. Но, не обращая на притихших друзей внимания, Юта, позволив себе улыбку, поднял лицо и сказал: – И этот кто-то не ты. От его сияющей улыбки мурашки пробежали по спинам напарников. Реплика осталась без комментариев, но Юту это вовсе не смутило. Осмотрев свою миску со всех сторон, Какеру, первым справившись с оцепенением, сказал: – Я всё. Он зачем-то отыскал глазами Кайто и улыбнулся ему как победитель. Тот ожидаемо не оценил, скорчив гримасу в ответ. Какеру, ожидаемо, впрочем, от него участия и не ждал. – И я, – сказал Юта, бросив заговорщицкий взгляд на приготовленную субстанцию. Заинтригованный, Шу перегнулся через стол, чтобы взглянуть поближе на плоды трудов своих товарищей. Тору же занял позицию главного цензора. – У нас будет три коржа, – сказал он. – Я думаю, оба крема использовать. – Вам Отори-сэмпая не жалко? – Кайто передёрнуло. – Три шоколадных коржа, два сливочных крема, клубника? – И какао-глазурь! – с торжественным видом объявил Юта. – Жуть. – Он прочувствует нашу любовь! – Не переживай, Цукигами, вкус клубники, с заботой тобой нарезанной оп прочувствует тоже. Кайто в ответ на реплику Какеру лишь фыркнул. Известный любитель сладкого, он знал, что у всего должен быть разумный предел. Более того, лично Кайто считал, что преподнести одну лишь только клубнику в подарок – уже значительный знак внимания. Когда процесс приготовления торта, благополучно минуя кульминационный момент обмазывания испечённых коржей кремом, достиг своего заключительного этапа, время стремительно приближалось к полуночи. Кое-как совместными коллективными усилиями успокоив Хошитани, которому вздумалось поднять панику по десятку незначительных причин разом, ребята предоставили ему полную свободу действий относительно украшения торта. И в то время как Наюки и Цукигами, заняв места по обе стороны от Хошитани, оказывали ему незначительную практическую и больше моральную поддержку, Куге и Тенгендзи было поручено мыть посуду. Тенгендзи, исключительно для проформы, чтобы никому не пришло в голову забыть, кто он есть, что-то проворчал, но протянутое Кугой полотенце принял безропотно и, стоя рядом с ним, даже не вздыхал чрезмерно горестно в тоске по Тавиану. Тем не менее, Куга, не желая быть причиной затянувшейся разлуки хозяина со своим любимцем, мыл посуду быстро и очень скоро очередь дошла до опустевших мисок из-под крема. Не сдержавшись, Куга провёл пальцем по стенке одной из них, и слизнул собранный крем языком. А спустя секунду заметил заинтересованный взгляд Тенгендзи. Но никаких словесных комментариев за ним не последовало, так что Куга сделал вид, что не придал ему никакого значения, переключив своё внимание на другую миску. Хошитани и Тенгендзи использовали почти что одни и те же продукты, но в разных пропорциях, так что вкусы не могли отличаться значительно. В одном случае Куга почувствовал вкус какао и умеренную сладость с горчинкой, а в другом – ванильный сладкий запах и терпкое приторное послевкусие. Не зная правильного ответа, ошибиться было легко. Но первый вкус Куге было легче соотнести с чувствами того, кто приложил руку к его приготовлению. Желая доставить радость, но не показаться навязчивым, опасаясь переборщить и потому присыпать сладость – благодарность, уважение, любовь – какао, чтобы замаскировать, оттенить то, в чём было трудно признаться. А во втором вкусе отразился пытливый интерес естествоиспытателя, лишённый переживаний, сомнений, пресыщенный уверенностью в себе. И от сладости не сводило губы лишь потому, что пряность горчила на языке. Слишком смелое сочетание, чтобы перед ним нельзя было остаться равнодушным. Какеру ничего не спрашивал, но, бросив на него короткий взгляд, Шу сказал: – Вкусно. В следующую секунду воображение нарисовало Шу Какеру, который с самодовольной ухмылкой сказал «Разумеется», ни секунды не сомневаясь в своих способностях. Картинка была столь яркой, что Шу и не сразу осознал, что стоящий с ним рядом Какеру ничего не ответил, молча продолжая вытирать полотенцем вымытые им тарелки. Он пожал плечом, не придавая этому значения, и из-за этого почти пропустил мимо ушей раздавшийся в ответ голос: – В следующий раз будет лучше, – сказал Какеру тихо. Шу замер, вновь испытав желание задать дурацкий вопрос, возможно даже – целый ряд вопросов. «С тобой всё в порядке? Признаёшься в одиночестве, любви и ревности разом. А когда не говоришь глупости, то выглядишь подавленным. Ты не представляешь, насколько странно это выглядит. И едва ли в одной лишь сегодняшней дате дело. Не то чтобы ты мне таким не нравился, но…» Но закончить свою мысль Шу не успел. – Ага! – подал голос Юта. От усердия, с которым он выкладывал клубнику на покрытый глазурью торт, он прикусил кончик языка, но, уже вернув себе былой энтузиазм, выглядел бодрым, не в пример напряжённым Тору и Кайто. – Ох, только без меня, – не сдержал тяжёлого вздоха последний. – Ни в коем случае! – горячо возразил Юта. – В этом же и смысл, чтобы всем вместе трудиться! – Не сработает. Я это уже слышал. И не раз. – Ну же, Цукигами! Тенгендзи без тебя будет одиноко! – Эй! – Хошитани, ты издеваешься? В ответ на вопрос Кайто Юта лишь смущённо похихикал. Какеру, так не нашедшийся с достойным ответом, от досады едва не сжевал полотенце. «Дурни», – подумал Шу с нежностью.

* * *

Юки и Цумуги не были бы собой, если бы и к приготовлению шоколада не подошли с присущей им фантазией. Под упаковочной бумагой каждый из ребят обнаружил приготовленную индивидуально для него плитку шоколада. Юте достался молочный шоколад с цветным ореховым драже – яркий сладкий фейерверк под светло-бежевой бумагой с зелёной лентой. Ленту Юта сохранил, завязав её на настольной лампе. Для Тору сёстры подготовили плитку молочно-белого шоколада – трогательно-нежное полосатое угощение, сладость которого на тёмных и белых частях отличалась. Жёлтой лентой Тору сначала украсил своего плюшевого дельфина, но передумав, завязал её на столбике кровати. Менее сладкий чем у других, шоколад Кайто был приготовлен на основе клубничного молока – наиболее экспериментально сложный вариант. Вкус его, тем не менее, пришёлся Кайто по душе. И упаковочную синюю ленту он вложил в один из учебников в качестве закладки. Относительно Шу сёстры долго сомневались, думая о том, подарить ли ему сладкий молочный или горький тёмный шоколад. Но в итоге он получил плитку молочного шоколада с изюмом, которую почти съел целиком, прежде чем осознал присутствующую в угощении пряную горечь перца. Улыбнувшись, он тогда не думая сунул фиолетовую ленту куда-то в сумку, где она благополучно и затерялась. В шоколаде Какеру не было сахара вовсе, словно Юки и Цумуги нарочно забыли его добавить. Но был сладкий чернослив и сахарная розовая карамель – не лепестки японской вишни, но что-то вроде. И хотя красивую красную ленту почти сразу же растерзал Тавиан, преисполненный исключительно светлыми чувствами Какеру первым проявил инициативу, на следующий день заявив о необходимости отблагодарить девочек на Белый день. Его идея нашла бурную поддержку со стороны лидера, следствием чего стало согласие и остальных членов группы. После длительного обсуждения было решено в качестве благодарности сводить Юки и Цумуги в одну из популярнейших кондитерских города.

* * *

Отчётный концерт должен был состояться пятнадцатого марта. И из-за занятости на репетициях команда Отори была вынуждена перенести посещение кондитерской на другой день. В соответствии с информацией Тору, который в качестве лазутчика выяснил наличие-отсутствие у сестёр планов, и исключительно после убеждённых заверений Какеру в том, что «Белый день можно перенести на любой другой день, когда нам удобно», ребята, наконец, определили дату. В назначенный день Юта, Какеру и Кайто встретились у станции, ожидая появления Тору с сёстрами, надеясь также, что Шу задержали дела, а не трудности в топографическом ориентировании. Пока Какеру, с видом крайне взвинченным, уговаривал Кайто ему позвонить, приговаривая в конце каждого предложения «Вы же соседи!», а тот в свою очередь мысленно прикидывал, как много нервных клеток будет стоить попытка высмеять озабоченность напарника, Юта высмотрел пропажу в толпе. – Вот же они, вот! Идут! Эй! – воскликнул он, радостно размахивая обеими руками разом. Увидев Шу в компании с семейством Наюки, медленно продирающихся мимо снующих туда-сюда людей, Кайто и Какеру, несмотря на недавний спор, испытали схожие чувства: облегчение напополам с раздражением. Последнему особенно способствовал беззаботный вид Шу и мороженое в руках его и девочек. Тору робко помахал в ответ на бурное приветствие Юты. Ему было не очень удобно не только махать, но и идти, потому как Юки и Цумуги держали его под руки с обеих сторон. Завидев ребят, девочки переглянулись, но к облегчению Юты и компании, закончив свой мысленный диалог, они широко им улыбнулись. Улыбка Тору на их фоне казалась порядком измученной. – Привет! – Приветствую. – Простите за опоздание. – Йо, – как ни в чём не бывало произнёс Шу. «Какое к чертям «йо», невежа?!» – Какеру едва сдержался, чтобы не наброситься на Шу с претензиями. И набросился бы, если бы не Юки и Цумуги, что разглядывали их всех с пристальным интересом. – А мы надеялись на свидание с братом! – заявила Юки. – Сплошное разочарование, – вторила ей Цумуги. – Братик стал реже бывать дома. – Известно из-за кого. – Ну-ну, у вас ещё будет куча времени, чтобы на нас поворчать, – примирительным жестом подняв руки, Юта обезоруживающе улыбнулся. – Пойдёмте же! – Подозрительные вы какие-то, – протянула Юки, хитро сощурившись. Тем не менее, обе сестры, всё ещё ведя брата на буксире, последовали за задавшим темп Ютой. Кайто, Шу и Какеру пристроились сзади, держа дистанцию в шаг. – Точно, странные, – подтвердила Цумуги. – Особенно Тенгендзи. – Или это не он? Девочки хихикнули, а Какеру устало вздохнул. Поправив очки и сдвинув светлую фетровую шляпу чуть набок, он сказал: – Вы в своём репертуаре, да? Совсем не милые, как обычно. – Да ладно, Тенгендзи, тебе идёт эта шляпа. В ней тебя никто не признает, ты сам не себя не похож. Мне нравится. Все рассмеялись шутке Кайто, так что Какеру не стал и задумываться над ответом, махнув рукой. Разве что румянец на щеках выдавал его смущение. – Не говори мне, что ты не на той станции метро вышел, – строго обратился Кайто к Шу. – Как ты с Наюки встретился? Шу скосил взгляд на напарника, отвернулся, спросил: – Так не говорить? – Боже, тебе нужна собака-поводырь. Тенгендзи испереживался весь, пока мы ждали. – Ха?! Ещё чего! – предсказуемо взвился Какеру. – Больше ничего, – невозмутимо пожал плечом Кайто, не позволяя ни намёку на улыбку проявиться на своём лице. – Но и этого достаточно, поверь, – сказав это, Кайто повернул лицо к Какеру, не дав тому времени на ответ, добавил: – Заметь, я не сказал, что это плохо. – Опаздывать – вот что плохо! Жизнь тебя ничему не учит, – обличающе заявил Какеру, ткнув пальцем в сторону Шу. – Я виноват, – согласился Шу. – Хочешь куплю тебе мороженое в качестве извинения? – Нет! – Мне купи, – вставил вдруг Кайто с абсолютно серьёзным видом. – О, и мне! – подал голос Юта, умудрившийся их услышать. – Пожалуй, не лучшее время проявлять скромность, Тенгендзи, – участливо и не без ехидства сказал Кайто. – У тебя хорошее настроение, я смотрю, – завистливо пробормотал Какеру. Врождённая честность не позволила Кайто согласиться с этим высказыванием. Подобные общегрупповые мероприятия больше угнетали, чем бодрили. В этом заключалось явное отличие Кайто от Юты, который задорно вышагивал впереди планеты всей и о чём-то без умолку болтал. Впрочем, после концерта только слепой не заметил бы произошедшие с улыбкой их лидера перемены. Не опять, а снова. И как бы то ни было, но его нужно было спасать. И эта задача стояла наряду с необходимостью отблагодарить девочек, имея наивысший приоритет. «Может, и в самом деле любовь, с чем чёрт не шутит», – думал Кайто, наблюдая за Ютой. Думал, вопреки данному зароку. Необходимо было отвлечься и, как кстати, они почти дошли до места своего назначения. При виде вывески, перед которой Хошитани с торжественным видом остановился, девочки застыли, но характер их ошеломления было сложно оценить. – Вы это серьёзно? – после затянувшегося молчания спросили Юки и Цумуги хором. – А то! – воскликнул Юта. – Что вы застыли-то, а? – недовольно проворчал Какеру, выходя вперёд. Подтолкнув Юки, Цумуги и зажатого между ними Тору заодно, он сказал: – Заходим-заходим, ну! Вас, что ли, уговаривать нужно? Или преподать пару уроков этикета, м-м, капризные вы дамы? Насмешка возымела успел: девочки фыркнули, увернувшись от прикосновения Какеру, отпустили, наконец, брата и шагнули вперёд, вместе толкнув изящную дверь. Над дверью прозвенел колокольчик, перед взорами девочек предстал небольшой со вкусом обставленный зал. Поспешившего к ним официанта успел перехватить улыбающийся Юта, сообщив о резервировании. – За мной, пожалуйста, – сказал милый мальчик-служащий, не без удивления окинув беглым взглядом их немаленькую компанию. Оказавшись внутри, Какеру пришлось снять шляпу, из-за чего он испытывал явный дискомфорт, но ведущие себя как ни в чём не бывало напарники, особенно заслуживающие быть обозванными «невежами» в данный момент, внушали некоторую уверенность и напоминали о необходимости не выглядеть так же, как они. – Э-э… – донёсся до него протяжный вдох Шу. – Что такое? – спросил Какеру. – Да так… Просто вспомнил, что я здесь работал. Однажды. – Да ладно?! – То-то мне места знакомыми казались… – Ну ты даёшь. В каких ещё местах ты работал, о которых не помнишь? – Понимаешь же, что я не могу дать ответ на этот вопрос? – Естественно, – фыркнул Какеру. Против воли он улыбнулся. – Насыщенное ты бы мог составить резюме. Шу улыбнулся в ответ. – Пожалуй. – О! Я бы хотел услышать о местах, где ты работал! – воскликнул вездесущий Юта, на ходу обернувшись к Куге. – Осмелюсь предположить, что он и половины не вспомнит, – со вздохом произнёс Кайто. – Их и в самом деле так много? – удивилась Юки. – Я работящий парень, – пожал плечами Шу. Тем не менее, реплика его была произнесена насмешливым тоном. – Такова легенда, – согласился Кайто. Официант привёл их к дальнему месту у окна с угловым диванчиком вокруг прямоугольного стола. Шу оттеснили к центру, Кайто и Какеру заняли места по обе стороны от него. Юки и Цумуги сели со стороны Кайто, бросив перед этим недоверчивый взгляд на Какеру, а Тору с явным облегчением на лице откинулся на спинку диванчика рядом с Ютой. Последний, с довольной улыбкой окинув взглядом своих друзей, выглядел так, словно собирался произнести торжественную речь, но при этом молчал. Только когда Какеру ткнул его локтем в бок, Юта пришёл в себя. С важным видом откашлявшись, он только успел открыть рот, как появилась официантка. – Добро пожаловать! Вот, меню, пожалуйста! – милым голоском оттараторила она и вдруг ойкнула: – О, Куга! Шу, как, впрочем, и все остальные, поднял глаза на девочку в фирменной форме с передником. Её тёмные вьющиеся волосы были собраны в пушистый хвост, а миловидное лицо было симпатичным, но, по всей видимости, абсолютно незапоминающимся, потому как Шу осознавшим кто перед ним не выглядел. Хотя и по-своему старался. – О… Девушку его реакция нисколько не смутила. Она была на редкость самодостаточной особой, не нуждающейся в собеседнике. – Не думала, что снова увидимся. Ты с друзьями, здорово. Рекомендую эклеры – новый крем нашего кондитера бесподобен. Передай, пожалуйста, Тораиши, что он худший парень в мире. Дайте знать, как определитесь с заказом. Приятного вам отдыха. Оставив на столе меню, девушка исчезла так же неожиданно, как и появилась. – Чудеса какие, – пробормотала Юки. – И не говори, – согласилась с ней Цумуги. – Твоя знакомая? – оживлённо спросил Юта, вперив пытливый взгляд в Шу. – Не похоже, – иронично вставил Кайто. – Тенгендзи, расслабься, а то у тебя такой вид, словно ты готов потребовать жалобную книгу. От достойного ответа на колкость Какеру избавили раздавшийся смешок Тору и спокойный голос Шу: – Знакомая? Можно и так сказать. Работали здесь вместе. Должно быть… Кто-нибудь рассмотрел имя на бейдже? Как там было – Кавасаки? Или… Кагасаки? – Ты… не помнишь? – едва ли не испуганно произнёс Тору. – Нет. И, подозреваю, что Тораиши тоже не вспомнит. – Кто такой Тораиши? – полюбопытствовала Цумуги. Шу готов был ответить, но напарники его опередили. – Интересный парень! – Безответственный. – Дружелюбный? – Раздражающий! – Мой друг, – подытожил Шу. И добавил с усмешкой: – И, да, это всё о нём. Но как бы то ни было, думаю, что Кава-как-её-там слегка преувеличила. – И это повод не запоминать её имя? – спросил Кайто, изогнув бровь. – Как минимум, один из. «Кавасаки. Кавасаки Саки», – Какеру был единственным, кто обратил внимание на имя на бейдже. И теперь никак не мог выбросить его из головы. Она была лишь одной из многих, с кем Куга сталкивался по работе. Но она была одной из многих, кто знал Кугу с другой стороны. И это вызывало в нём… Какеру в срочном порядке призвал на помощь образ Тавиана, лишь бы не обличать мысль в чёткие слова. Одно слово. – А! – воскликнула Юки. – Тораиши – из группы Хираги который, с красной чёлкой? Мы его видели, помнишь, Цумуги, на фестивале? – Точно, припоминаю. – Я познакомлю вас с ним при случае! – восторженно заявил Юта. – И с другими ребятами из команды Хираги. Они все славные! Пусть знают и завидуют, благодаря кому у нас такие классные костюмы на выступлениях! На похвалу девочки не отреагировали, но предложением явно заинтриговались. Тору стойко держался, молчал, с напряжённой улыбкой вглядываясь в раскрытое меню. Но вид у него сделался такой, что наиболее прозорливые из присутствующих мысленно ему посочувствовали, представив все его опасения, связанные с возможным знакомством его сестёр с кем-то вроде Тораиши. – Не думаю, что это хорошая идея, – озвучил Какеру общую на четверых мысль, бросив на Юту один из тех самых особых взглядов, которые если не убеждали сразу, то призывали задуматься, «а не муть ли я болотную сейчас сморозил». Впрочем, подобное ворчание было настолько в его характере, что Юки и Цумуги придали ему ровно никакое значение, продолжив переговариваться между собой, параллельно изучая меню. – А «тора» – как «тигр»? – спросила Цумуги. – Да, – подтвердил Шу. – И это одна из причин, по которой я не понимаю, почему Тенгендзи его не любит, – сказал Кайто. – Эй! – Он любит тигров? – Эй, я здесь вообще-то! – Он любит котов! – Неверно выразиться так. Он очень их любит. – Души не чает. – Никогда не видел ничего подобного. Какеру явственно скрипел зубами, но терпел, мужественно снося все насмешки. Девочки поочередно бросали на него искрящиеся весёлые хитрые взгляды и беззлобно улыбались, выглядя так невинно и очаровательно. – Я никогда не говорил, что мне он не нравится, – проворчал Какеру тихо, но его голос потонул в девичьем смехе, так что расслышал его лишь Шу, и то по счастливой случайности. – Что ж, это добавляет ему пару очков по шкале привлекательности, – наконец снизошла до Какеру Юки. – Удивительная щедрость, – фыркнул Какеру. Кончики его ушей покраснели, но, на счастье, за волосами этого было почти не видно. – А Куге – минус десять очков! – огорошила Юки Шу. – За наплевательское отношение к чувствам девушки, – пояснила Цумуги. – И плюс пятнадцать! – За преданность друзьям. – Ох, только не ещё один рейтинг*, – вздохнул Кайто. – Пожалейте Тенгендзи. – О, он дуется. – И правда. – Даже мило. – Соглашусь. – Плюс пять очков, так уж и быть. «Плюс много», – подумал Шу, украдкой наблюдая за тем, как быстро эмоции на лице Какеру сменяют друг друга. Юта между тем с любопытством произнёс: – А идеалом для оценки является?.. – Наш братик, конечно! Юта робко хихикнул, избегая при этом смотреть в сторону Тору, вокруг которого вдруг начала распространяться мрачная предостерегающая аура. Когда семейство Наюки и Юта взялись за обсуждение предложенного в меню ассортимента, а Какеру убеждал их в незначительности любой цены, Кайто наклонился к Шу: – Мне это напомнило… Для Тораиши Наюки идеал девушки. Сёстры же видят в нём эталон мужественности. – Ну, что тут скажешь? Он полон загадок.

* * *

То, что началось как мероприятие, организованное с целью выражения благодарности сёстрам Наюки за их огромную неоценимую помощь, не особенно плавно перетекло в праздник, посвящённый окончанию первого года обучения, о чём Юта вспомнил внезапно, но необратимо. Из-за чего удумавшие было под шумок сбежать Шу и Кайто были вынуждены плестись следом за лидером, который в свою очередь скакал вокруг о чём-то горячо спорящих Какеру и сестёр Тору. Сам Тору занял место в нестройном строю мечтающих о доме. Порядком уставший, истощённый и морально, и физически, он продолжал улыбаться, словно губы его свело судорогой. Спустя время они осознали себя пришедшими в торговый центр. Воинственно настроенный Какеру и боевые фурии Юки и Цумуги направились в сторону отдела, в котором остальные определили магазин кимоно. Кайто счёл за благо внутрь не заходить, заприметив у эскалатора напротив магазина скамейку, в сторону которой кивнул Шу и Тору. Все трое с удовольствием уселись и стали следить за немым спектаклем, который разыгрывали девочки и Какеру за стеклянной витриной. Обнаружив пропажу друзей, Юта осоловело оглянулся и минимум трижды посмотрел в их сторону, прежде чем заметил. – Ну что вы, выдохлись уже? – надул он губы, сам выглядя до неприличия бодрым. Но глаза его искрились добродушием. – Я принесу что-нибудь выпить. – Я с тобой схожу, – вызвался Кайто, движением руки остановив подорвавшегося было с места Тору. Юта и Кайто направились на поиски автомата с напитками. Шу, проводив их взглядом, откинул голову назад, прикрывая глаза. Усталости как таковой он не ощущал, наслаждаясь временем, проведённым с друзьями, не меньше Юты. Но сильные чувства опустошали. И хотя опустошение то было приятным, оно способствовало желанию побыстрее оказаться дома и завалиться на кровать. Но, по всей видимости, Какеру только-только в раж вошёл. Шу раздумывал о том, стоит ли напомнить ему о наверняка скучающем по хозяину Тавиане, но то был исключительно коварный ход, который стоило придержать на совсем уж безнадёжный случай. На самом деле Шу нравилось наблюдать за ним и девочками. Они горячо спорили друг с другом, хватаясь за ткань и потрясая выхваченными кимоно, немало тем смущая смешавшихся консультанток. Какеру и думать забыл о своей маскировке, но Шу полагал, что никому бы и в голову не пришло соотносить образ шумно скандалящего с младшеклассницами парня, пусть и красивого, со звёздой с обложек многих журналов. И не нужно было быть тремя пядями во лбу, чтобы видеть, как весело всем троим. Тем более заметным было замешательство Тору. – Наюки? – позвал Шу притихшего друга. – М? – Тору вздрогнул. Заметив Шу, он поспешил улыбнуться. – А, ничего, просто задумался. Всё в порядке. «Всё в порядке… С чем?» Шу ведь ни о чём не спрашивал. Окликнул друга он лишь для того, чтобы вырвать его из оцепенения. О чём тот думал, выглядя обеспокоенным даже с привычной улыбкой на лице? Словно осознав, что мог случайно стать причиной для беспокойства, Тору вскинул голову, улыбнувшись шире. – Так много произошло за последнее время, – произнёс он, вглядываясь куда-то вверх. – Мне становится не по себе, когда я думаю о том, что будет завтра. Послезавтра, – он вздохнул. – Сказать по правде, меня они немного пугают, – сказав это, Тору наконец нашёл в себе силы посмотреть на своего собеседника. – Перемены. Шу не мог сказать, что не думал об этом или что его самого это не беспокоило. Школа, второй год обучения, занятия без Отори-сэмпая – с этого начнутся перемены, что рано или поздно произойдут в них самих. Но ничего нельзя было предугадать, ни к чему нельзя было подготовиться. На счастье, Шу никогда не любил загадывать наперёд. Что-то да будет. – Понимаю, – отозвался он, когда решил, что молчание затянулось. Но усугублять настроение Тору серьёзными разговорами он не хотел. – Можешь себе представить, что сёстры твои вдруг заявят, что влюблены в Тенгендзи. Беда. Тору вымученно рассмеялся. – Мне придётся бросить ему вызов, – хохотнул он. – Встать на защиту чести своих сестёр. – Могу подсобить, – неожиданно для самого себя сказал Шу. К его облегчению, Тору не успел дать ответ, потому как именно в этот момент вернулись Юта и Кайто. – Ох, они всё возятся, – вздохнул Кайто, бросив неодобрительный взгляд в сторону магазина. Подав напиток Шу, он присел рядом с ним. – Тенгендзи всё неймётся. Сдаётся мне, Наюки, что у тебя появилась ещё одна сестра. Тору непонимающе хлопнул ресницами, приняв банку с соком из рук Юты. Шу же хмыкнул, маскируя смех. – Старшая сестрица, – произнёс он хохотнув. Юта хоть и не был в теме**, но идею оценил и, выбежав на порог магазина, огорошил торговый зал счастливым окликом: – Какеру нэ-сан! Какеру вздрогнул, с раздражением на лице обернулся к друзьям, а спустя мгновение вспыхнул от смущения, заметив насмешливую улыбку Кайто. На приблизившегося же с напитком Юту он только выразительно рыкнул. Но нашёл отвлечение в том, чтобы подтолкнуть переминающихся с ноги на ногу Юки и Цумуги к примерочным. Все четверо скрылись с глаз, но напоследок девочки успели бросить взгляды в сторону брата. Так что тому пришлось подняться. Шу и Кайто последовали за ним, исключительно из чувства мужской солидарности. Чрезмерно довольный собой, Какеру нетерпеливо переминался у женских примерочных, нисколько того не смущаясь, подгоняя копошащихся девочек. Юки и Цумуги в ответ огрызались на него через ширму. – Развлекаешься во всю, а, Тенгендзи? – сказал Кайто, подходя ближе. – Ха! Они вздумали спорить со мной о качестве ткани. Для юката! Со мной! – высокомерно отозвался Какеру. – Ваше невежество оправдывает лишь отсутствие опыта, – крикнул он. – Позёр, – донёсся из-за ширмы голос Цумуги. – Долго возитесь, помощь нужна? – оскалился Какеру, даже не подозревая об испытываемом Тору желании огреть его чем-нибудь тяжёлым. – Извращенец! – прикрикнула Юки. Какеру только хмыкнул, от удовольствия и нетерпения едва не приплясывая на месте. Наконец, Юки робко выглянула из-за ширмы, и в этот момент Какеру широким резким жестом отвёл тяжёлую ткань в сторону. Девочки ойкнули и одновременно стукнули его по рукам, но обе были уже готовы, облачённые в юката разных расцветок. На Юки было светло-жёлтое с цветочным узором на пару тонов темнее, а на Цумуги – более тёмное, но с узором более светлого оттенка. Обе выглядели непривычно, но Тору и компания вынуждены были признать, что им очень шло. И лучащемуся довольством Тенгендзи было чем гордиться, если выбор был сделан им. Девочки, отчаянно смущаясь, подняли глаза на брата, ожидая его вердикта. Тору растерялся на мгновение, по истечении которого лицо его осветилось искренней радостной улыбкой. – Юки, Цумуги, вам очень идёт. Вы обе такие красивые! – сказал он. – Да-да! – подтвердил Юта, хлопнув в ладоши. – Тенгендзи, а мне, а мне! – Ага, разогнался, невежа, – отмахнулся от него тот, критически осматривая девочек. – Ну, кто так пояс завязывает, а, неряха? – шутливо бросил он Юки. Та гордо вздёрнула нос и отвернулась. Не утруждая себя ожиданием ответа, Какеру присел на корточки перед ней. – Эй! – Стой смирно, – мягко произнёс Какеру, не дав Юки отстраниться, удержав её за талию. Он вовсе не заметив, как так покраснела, сосредоточенно поправляя слабо затянутый пояс. В кои-то веки, серьёзный, взрослый, он наверняка выглядел сильно отличающимся от того, кого девочки привыкли задирать. Шу, которому до сих пор удавалось придерживаться роли отсутствующего члена группы, захотелось вдруг зайти Юки за спину, чтобы посмотреть на Какеру. Увидеть то, что видела и она. Впрочем, магия рассеялась в тот самый момент, как Какеру поднялся и с до омерзения счастливой ухмылкой на пол-лица заявил: – Ну, признавайтесь, вам нравится? – Вот ещё! – в один голос заявили Юки и Цумуги, но не особенно убедительно, явно избегая смотреть на Какеру – Я куплю вам их! – Что?! Не смей! От всей души стукнув Какеру по голове, сёстры скрылись за ширмой. Какеру с обиженным видом обернулся к напарникам, но ожидаемого сочувствия не нашёл ни на одном лице. Кайто и Шу вовсе отвернулись, направившись к приглянувшейся скамейке. Шу вдруг подумал о том, что у Тору есть основания испытывать ревность. Какеру мог позволить себе то, чего не мог Тору. В этом было их отличие, и его трудно было принять. О том легко забывалось, когда Какеру чудил наравне со всеми. Но всё же он с самого рождения относился к другому миру. Не было зависти как таковой, но осознание очевидных истин приносило дискомфорт. Испытываемый эмоциональный разлад заставлял по-смешному, по-детски ревновать сестёр. Почему он вдруг подумал об этом? Желая понять, искал аналогии. Частично он их нашёл. В его случае ревность была другого толка. – Эй, ребята! Я тут подумал! – Юта подлетел к Шу и Кайто как на крыльях, размахом которых выбивал из голов напарников любой намёк на мысль. Какеру угрюмо тащился следом, потирая ушибленную голову. – Летом мы должны сходить на фестиваль! И обязательно в юката! Шу и Кайто стойко вынесли услышанное. – Тенгендзи, – процедил сквозь зубы Кайто. – Эй, а что опять я?! Не моя же идея! – Ты идейный вдохновитель, – радостно воскликнул Юта, бессовестно повиснув на его плечах. Какеру не нашёл в себе сил оттолкнуть его. Только глубоко вздохнул. И сказал: – Так что там с мороженым?

* * *

Посадив семейство Наюки на автобус и на прощание помахав им рукой, оставшиеся четверо под неизменным предводительством Юты, благополучно проигнорировав пожелания Какеру, направились к метро. Солнце почти скрылось за крышами высоток и к западу плыли подсвеченные оранжевым пушистые облака. На потемневшем востоке можно было рассмотреть пару одиноких ранних звёзд. Юта радостно напевал что-то околомелодичное себе под нос, идя им навстречу, Кайто украдкой зевал, а Шу спал на ходу. Какими-то мыслительными процессами продолжал себя утомлять только Какеру, но и он молчал. Украдкой посматривая на его спокойное сосредоточенное лицо, Шу думал, что оно ему снится. – Насчет этого... – заговорил вдруг Какеру. – У меня есть юката, которое подошло бы тебе, – сказал он, избегая смотреть на лицо Шу. И, вероятно, не ощущая на себе его взгляд. Или наоборот. И именно поэтому. Осознание того, что Какеру представлял его в своём кимоно, значительно смягчило настрой Шу. – Вот как... – Да, цвет точно твой. И узор… – М-м... но я тебя выше. – Ненамного. – И шире в плечах. – Незначительно. Эй, ты на что намекаешь?! – Ни на что, – невозмутимо ответил Шу, в то время как губы изогнулись в улыбке. – Я тут к тебе со всей заботой, а ты! – А я… – «Задаюсь вопросом, как много ты обо мне думаешь», – как обычно. Какеру возмущённо фыркнул, вознамерившись было вырваться вперёд, но его остановил голос Кайто. – Куга, – с фальшивым неодобрением сказал он, – любишь же ты издеваться над Тенгендзи, травмируешь его зазря. – Что поделать, не могу сдержаться, ведь он так потешно дуется. Юта вдруг рассмеялся, ребята с улыбками переглянулись, и Какеру ничего другого не осталось, кроме как с видом оскорблённой невинности сказать: – Да ну вас. – На самом деле я думаю, что это хорошая идея, – с улыбкой сказал Кайто, изумив Какеру окончательно. – Дожить бы только до лета. – Точно! – подхватил Юта, прыжком обернувшись к друзьям. – Так много предстоит сделать! Жуть! – Знаешь, твоя улыбка нисколько не отражает беспокойство, которое тебе следовало бы испытывать, – пожурил его Какеру. – Правда? – невинно округлил глаза Юта. – Ну и пусть. Ведь вы со мной, значит – всё будет хорошо! – …Какие безответственные слова… – И это наш лидер. – Взваливает своё невежество на нас. – Позор ему. – Эй! От Юки и Цумуги нахватались?! Зачем вы так?! Какеру, Кайто и Шу переглянулись и одновременно перевели взгляды на надувшегося точно бурундук Юту. Все вместе они рассмеялись. … В поезде Юта заснул первым, привалившись к Какеру, положив свою голову ему на плечо. Кайто взял из его ослабевших рук сумку, чтобы та не упала. Тихо вздохнув, он отвернулся к окну, за которым проплывал тонущий в золотом свете городской пейзаж. Какеру замер в неудобном положении, страшась пошевелиться. Тёплая тяжесть на плече напомнила ему о Тавиане, и Какеру принялся мысленно торопить поезд. В попытке отвлечься, он поднял взгляд на Шу, что стоял над ним, держась за поручень. Его глаза были закрыты, на лице застыло мягкое умиротворённое выражение. Какеру протянул свободную руку. Сначала легко прикоснулся, а затем дёрнул напарника за рукав. Ресницы Шу вздрогнули, глаза медленно открылись. Сердце Какеру замерло и пропустило удар, когда их глаза встретились. «Не спи», – произнёс он неслышно. «Не сплю», – ответил Шу, вновь закрывая глаза. Кайто с улыбкой покачал головой. Они возвращались домой. Тёплый закатный свет окрашивал салон вагона в мягкие пастельные тона, а размеренное движение убаюкивало. Было уютно, по-особенному тепло и спокойно. «Всё будет хорошо». Так сказал их лидер. Значит, иначе и быть не может.